Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да… — Жуга кивнул, улыбнулся невесело о чем-то своем. — А хороша! — Истинный бог, хороша! — согласился Реслав. В миске оказалось густое крошево из овощей, яиц и лука, щедро сдобренное солью и сметаной и залитое холодным квасом. Приятели быстро очистили миску до дна, умяли хлеб и разрезали арбуз. Тот оказался красным и сладким. Реслав довольно крякнул — Довбуш оказался щедр на харчи. Жуга тем временем позвал хозяина. — Закончили трапезничать? — осведомился тот. — Воды горячей не найдется ли? — спросил Жуга. — Сколь тебе? — Кружку… Нет, две. Довбуш скрылся в избе, вернулся с дымящей крынкой. — На. Да не мешкайте — солнце уж высоко. — Уж постараемся, — заверил его Реслав и поволок с сеновала лестницу. Жуга развязал мешок, разложил на доске связки сухих трав и кореньев. Заинтересованный, Реслав подошел поближе. Тут были полынь, тысячелистник, веточки можжевельника с ягодами, костенец, остролодочник, горец. Чуть в стороне лежала пижма, бедреннец-камнеломка, карагана, кора с какого-то дерева и еще много трав и корешков, названия которым Реслав не знал. Жуга отлил кипятку в миску, бросил каких-то трав, положил чистую тряпицу. В крынке тоже заварил что-то темно-коричневое, с колючим мятным запахом. Настой из крынки выпил, а тряпкой, завернув штанину, повязал колено. На все про все ушло минут десять, после чего травы снова скрылись в мешке. — Ну, пошли, что ли… Реслав приставил лестницу и полез на крышу. * * * За день сделали почти четверть всей работы. Крыли в два слоя. Реслав скидывал старую солому, киянкой подколачивал, где надо, стропила, укладывал новые вязки, тугие, золотистые, пахнущие терпкими летними травами. Босоногий рыжий Жуга суетился внизу, подгребая солому, увязывая ее в пучки и споро подавая наверх. Отсюда, с крыши его хромота была особенно заметна. Вечером, отужинав кашей с маслом и молоком, сдали работу хозяину и залезли спать на сеновал. Так прошло два дня. Работа двигалась помаленьку. Жуга каждое утро заваривал свои травы. Легконогая Ганка появлялась то тут, то там, успевая по хозяйству, и исчезала по вечерам — то и дело у ворот мелькал Балаж. Реслав часто глядел ей вослед, вздыхал; Ганка смеялась, ловя его взгляды, подшучивала над неуклюжестью Реслава, над рыжей шевелюрой Жуги. Как вскоре узнали друзья, Довбуш был вдовцом, и дочка вела все его домашнее хозяйство — кормила кур и скотину, смотрела за домом, готовила еду. Реслав предложил было прогуляться в корчму — попить пивка, послушать поселян, но Жуга отказался, и он тоже не пошел. Был Жуга молчалив и мрачен, и лишь по вечерам долго лежал с открытыми глазами и чему-то грустно улыбался. Третий день выдался таким же погожим и ясным, как и прежние. С утра пораньше взялись за крышу, а к полудню в гости наведался сосед — долговязый усатый Янош-закорючка, местный сплетник. — Здорово, Довбуш! — с порога начал он. — Новости-то слыхал? — А что? — Пес у Юраша сдох. — Ну, сдох и сдох, мне-то что? — бросил беспечно Довбуш, и вдруг насторожился. — Погоди-ка, погоди… У какого Юраша? Того, что с околицы? — У него, у него, — закивал тот, присел на лавочку, вынул трубку и закурил. — Совсем еще молодой пес был — двух лет не исполнилось. Заинтригованный, Жуга отложил недовязанную кучу соломы, прислушался к разговору. Янош покосился на него, понизил голос. — Отравили, может? — предположил Довбуш. — Злодий какой повадился? — Может, и отравили, — согласился тот. — А может, и нет. А скажи-ка ты мне, друг Довбуш, работнички-то твои не озоруют? А то — гляди, мало ли что… — Бог с тобой! — Довбуш оглянулся на Жугу с Реславом. — Добрые хлопцы, и работают споро… Не они это. — Как знаешь. А только сказывают, не травил пса никто. Слышал, как выл он последние ночи? Леший балуется, люди говорят, как есть лешак! Не они ли накликали? — Ты, эта… думай, что говоришь! — Довбуш перекрестился. — Тьфу на тебя. Не зря тебя, Янош, закорючкой прозвали. Ну, сдох пес — эка невидаль! А ты сразу — леший… — Ну, сам посуди — все повадки его! Собаки с цепей рвутся, молоко киснет у коров. Крынки на заборах кто-то бьет, грядки топчет… Теперь уже и Реслав перестал работать. Заметив это, Янош засуетился, поспешил сменить тему, и вскоре, сославшись на какие-то дела, ушел. — Н-да… — заметил Реслав. — Неладное творится. Что скажешь, Жуга? — Не знаю… — Тот нахмурился, поскреб пятерней босую пятку. — Что до собаки — так ведь и вправду выла. А только… Только не было Хозяина в деревне.
— А ты почем знаешь? — Знаю… и все, — отрезал тот. — Не Хозяин то был. — А кто ж? Жуга промолчал, скрутил очередную вязку соломы, забросил на крышу. — Не к добру все это, — пробормотал он. — Не к добру. Неожиданная мысль пришла Реславу в голову. — Жуга! — окликнул он. — Слышь, Жуга, отчего тебе не сделать так, чтобы вязки наверх… ну это… чтобы сами летали, а? — Тебе надо, ты и пробуй… — Да ты не обижайся, я ж серьезно. Сложный наговор, боюсь, не рассчитаю. Теперь уже Жуга заинтересовался. Свернув очередную связку, он положил ее на землю и отошел в сторонку. Похромал вокруг, нахмурившись, затем вытянул руки и пошевелил пальцами. — Велото-велото, — начал он, — энто-распа! Вязанка пошевелилась слабо, будто в ней кто сидел — хомяк, там, или крыса, но с места не двинулась. Реслав с любопытством наблюдал сверху за его действиями. «Не то…»— пробормотал Жуга и снова произнес что-то, не менее заковыристое. Реслав почувствовал, как в воздухе разлилось какое-то напряжение, но вязанке, видимо, и этого было мало. — Тут, ежели по-синему брать… — начал было Реслав, но Жуга отмахнулся: «Погоди!» — Виттеро-авата-энто-распа! — выкрикнул он. Вязанка зашевелилась и вдруг вспыхнула с торцов яркими язычками пламени, занялась и заполыхала. Жуга ахнул и принялся затаптывать огонь, пока не начался пожар. Реслав кубарем скатился с лесницы, метнулся до колодца, подоспел с ведром воды, и совместными усилиями вязанку потушили. — Ф-фу, — облегченно вздохнул Реслав. — Переборщили малость. — Да, сплоховал я, — признал Жуга, — зеленый не надо было брать. — Травник ты, Жуга, — с неодобрением заметил Реслав. — И наговоры у тебя чудные. Тотлис меня как учил — семь трав есть, силой наделенных, остальные стихии в камнях ищи — минералах да металлах разных… Электрон, вон, смотрю, сам носишь, а заговоры не по науке строишь. — Не обучен я наукам, — буркнул Жуга. — А что до трав — то каждый корешок свою силу имеет. Ты, эвон, смотрю, каждый наговор по пальцам считаешь, словно овец — то туда, это сюда… А я так не могу — что в голову приходит, то и говорю. — Нешто наугад? — поразился Реслав. — Как так? — Всяко бывает, — Жуга покосился на вязанку. — Не знаю, как. Чую иногда аж до дрожи — верные слова, вот и получается. А ты, школяр, что ж сам-то сказать не мог? Реслав вздохнул: — Не обучен я такие длинные вирши составлять. Не успел… — Я вот тоже хотел в обучение пойти, — задумчиво произнес Жуга. — Да вот, на тебя посмотревши, что-то раздумал. Так ли уж умен был маг-то твой? Семь трав — скажешь тоже… А этот еще… что за эрон такой? — Электрон? Да камень желтый, морской. Крестик у тебя из него сделан, иль не знал? Эллинское слово. Жуга нахмурился. — Про крест не ведаю — сколько себя помню, всегда он при мне был. Может быть, и этот… электрон. Ну, ладно, хватит языки чесать. Лезь, давай, наверх — может, закончим сегодня. — Дай-то бог… * * * Реслав работал на крыше и потому первым заметил неладное: от деревни к выселкам Довбуша направлялась толпа человек в двадцать, одни мужики. Шли быстро, возбужденно жестикулируя и размахивая руками. Возглавлял шествие все тот же вездесущий Янош. Жуга вскоре тоже их заприметил. — Плохо дело, — отметил он. — Уж не по наши ли души идут?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!