Она возмущенно вскрикнула и пнула его в голень. К сожалению, учитывая толщину его сапог, этот жест причинил больше вреда пальцам ее ноги, чем его голени. Но это несравненно помогло ее гордости. Она попыталась вырваться из его объятий, но он крепко держал ее. — Послушайте, — взмолился он. — Вы должны быть мне благодарны. — Я буду вам благодарна, если вы отпустите меня, а затем уйдете, как вы и хотели, что предпочли сделать. — На что была бы похожа наша жизнь, если бы я остался? Попросил вашей руки, как я был уверен, вы надеялись. Как я был уверен, это обрадовало бы ваших родителей. Как я и сам испытывал искушение сделать. Он испытывал искушение? Он хотел жениться на ней? Он знал ее мысли. — Конечно, я хотел, Нора. Ваша семья была единственной, которую я когда-либо знал. Вы не можете себе представить, как сильно я стремился сделать эту связь постоянной. Но это было бы нечестно по отношению к вам. Вы бы не захотели выходит замуж ни ради своей семьи, ни ради безопасности. Она закатила глаза. — Итак, получается вы оказали мне услугу. Я должна быть вам благодарна. — Да. Были бы мы удовлетворены? Я считаю, что да. Возможно, даже счастливы. Но мы бы не никогда не добились бы того, что имеем, не стали бы самими собой — самыми лучшими и смелыми. Я бы не стал картографом. Вы бы не стали писателем. Он положил руки ей на плечи и оттолкнул от себя, позволяя взгляду скользнуть вниз по ее фигуре. — Боже, только посмотрите на себя. Вы знамениты. Вас приглашают на литературные вечера по всей Британии. Это замечательно. Вы прекрасны. Я вам не нужен, чтобы посещать салоны или выставки. Вам даже не нужно мое восхищение. — Но я все еще хочу этого. — Она топнула босой ногой по снегу. Холод пробежал по пальцам ее ног. — Это все, что больше всего злит меня. Разве вы не видите? Внутри я все еще та восемнадцатилетняя девушка, которая хочет, чтобы на нее обратили внимание. Неважно, как грубо вы обошлись со мной однажды, или сколько лет прошло, или как много я добилась, я не могу не жаждать вашего внимания. Я не могу не скучать по вам, беспокоиться о вас, когда вы уезжаете. Мне интересно, что бы вы подумали о статье в газете или над какой шуткой смеялись. Дело не в логике, иначе я бы давно решила эту проблему. Проблема в моем сердце. Я все еще … — Все еще что? — подсказал он. — Дэш. — Она тяжело сглотнула и встретилась с ним взглядом. — Ты действительно не знаешь? Я всегда была влю… Хлоп. ГЛАВА 7 Их накрыла кромешная тьма. Дэш был полностью дезориентирован. Этот поцелуй — и она ошиблась; слово "великолепный" не подходило для его описания — помутил его рассудок. Он чувствовал себя так, словно его подхватил атлантический шквал, несколько сотен раз подбросил в трюме корабля, а затем выбросил в сельской местности Сассекса. Через несколько мгновений разум вернулся, и его осенило, почему стало темно. За ними захлопнулась дверь хижины. Нора ахнула. — О, нет. — Не волнуйся, — заверил ее Дэш. — Захлопнулось неплотно. Но она всего лишь качается на петлях. Это не проблема, если только … Бах. От этого звука у него по спине пробежала дрожь. — Если только, — сказал он, — щеколда не защелкнулась. Так. Бах. Проклятие. Дэш старался быть спокойным. Возможно, все было не так плохо, как он боялся. Отпустив Нору, он подошел к двери и толкнул дверь. Его толчок наткнулся на сопротивление. Твердое, основательное, жесткое сопротивление. Проклятие и ад. Злополучное везение. Щеколда упала точно на место, и ранее вечером он натянул веревку, предназначенную для ее подъема. Поступая так он думал о том, чтобы обезопасить их. Ха. Нора бросилась к нему. Она постучала в дверь, добившись небольшого успеха, чем Дэш несколькими минутами ранее. Она повернулась и посмотрела на него широко раскрытыми в темноте глазами. Ледяные кристаллики прилипли к ее ресницам. Ее расширенные зрачки, кажется, отражают чувство темной, бездонной обреченности, растущее в его животе. Она была умной женщиной и так же хорошо, как и он, понимала, что их положение было ужасным. Они были лишены своего единственного убежища. На холоде. Одетые не более чем в свою кожу. И никто не придет им на помощь. По крайней мере, не раньше утра, а к тому времени они насмерть замерзнут. Проклятие и ад — этих слов сейчас было недостаточно. Дэш провел большую часть последних четырех лет на корабле. Он мог сквернословить на дюжине разных языков, и в этот момент мысленно перебирал проклятия на каждом из них. Но ради Норы он воздержался от того, чтобы произносить их вслух. — Черт, — сказала Нора. Слово повисло в воздухе, четкое и ясное, как сосулька. Дэш рассмеялся, и внезапно отчаяние немного отступило. — Леди не должна знать этого слова. — Леди не должна употреблять это слово, — поправила она. — И я признаю, что никогда раньше им не пользовалась. Но для чего я приберегла его, если не для этого момента? Справедливо. Он кивнул в мрачном согласии. — Черт. Она одарила его улыбкой, при этом стуча зубами, и обхватив руками свой торс. — По крайней мере, в следующий раз, когда вы окажетесь привязанным к мачте во время шторма у берегов мыса "Доброй Надежды", вы сможете сказать: "Могло быть и хуже". Ее искрометный смех образовал мерцающее облако. Ему страстно хотелось прижать ее к себе, кожа к коже. Согреть своим телом, как мог. Но это продлилось бы недолго. Лучшее, что он мог сделать, мыслить рационально, — это найти путь внутрь. Отвести ее поближе к настоящему огню. — Отойди в сторону, — сказал он. — Зачем? Он не ответил. Ему нужно было беречь свою энергию для действий, а не для разговоров. Он отступил на один, два, три шага. Затем он уперся пятками, стиснул зубы — и яростно бросился к двери, используя свое опущенное плечо, как таран. Когда он столкнулся с дверью, боль эхом прокатилась по его плечам и вниз по руке. Дверь задребезжала, но щеколда не поддалась. Он отступил и попробовал еще раз. Когда он столкнулся с дверью во второй раз, Нора издала сдавленный крик, словно от боли. — Дэш, не надо. Ты поранишься, и это ничем не поможет. — Если я не смогу открыть эту дверь, — сказал он, отступая для новой попытки, — мы оба умрем. Он в третий раз ударил в дверь, на этот раз целясь в петли. Возможно, они были более слабее, чем щеколда. Дубовая панель снова задребезжала, но отказалась поддаваться. И снова боль, как картечь, пронзила его руку и спустилась по спине. Он зарычал от разочарования. — Джордж, пожалуйста. Джордж. Она звала его так, только когда боялась.