– Я знал, что ты человек, придерживающийся… скажем так, необычных взглядов, но не ожидал, что настолько. Ранит? Ох нет, деточка. Господь наш с самого начала рассудил и уготовил для мужчин и женщин разную долю, потому что у него к нам разное отношение. – Господь тебе лично сказал о том, что любит мужчин больше женщин? И с чего ты решил, что вы заслуживаете бо́льшей любви, чем мы? Селестия внезапно осознала, что еще ни разу не испытывала к нему такой злости и раздражения. Казалось, с каждым словом они отдаляются друг от друга. Олдман ответил не сразу, но с прежней уверенностью и легкостью: – Если вы так боретесь за равенство, то автомат в руки и бегом в армию. И тут что-то перемкнуло в ней. Наружу, разрывая ее изнутри, рвался бунт. Она свела брови на переносице, и лицо ее помрачнело. – Я бы, может, и пошла бы в армию. Хотя бы для того, чтобы научиться защищаться, но лучше, вместо того чтобы в любой момент стать призывником и пойти убивать таких же людей, как я, потрачу эти несколько лет службы на то, что научит меня не лишать жизней, а сохранять их. – Сохранять жизни? Разве ты не смотрела статистику? Грядет перенаселение и, насколько я помню, ваш отдел тем и занимается, что разрабатывает способы этого не допустить. Да, я знаю, чем вы занимаетесь. Не такой уж это великий секрет для работников института. Так что, милая, вы сами по колено в крови. Но нам нужно, чтобы ваши труды были настолько выдающимися, чтобы вы были в крови хотя бы по локоть. Мы дали вам, женщинам, возможность заниматься любимым делом и в каком-то роде дали власть. Чего вам не хватает? У вас, ко всему прочему, достойная плата… – Меньшая плата за одинаковую работу. – Мужчинам всегда нужно больше денег. – Неужели так тоже рассудил Господь? Он вновь усмехнулся и поманил ее к себе взмахом руки. Словно недоверчивая кошка, Селестия осторожно направилась к нему и села на колени. – Поспорили и хватит. Разные взгляды не отменяют моего отношения к тебе. Она взглянула в его насмешливые глаза и окончательно осознала: не ее это человек и ее никогда не станет. Она хотела встать и уйти, но он обхватил ее талию и прильнул щекой к ее груди. – Не обижайся, милая. Видно, не прошел еще твой вздорный характер. Вы, женщины, умеете удивлять. Его рука скользнула вниз по бедру, и Селестия почувствовала, как задирается ее платье. Отвращение нахлынуло на нее, и она тут же вскочила с его колен. – Не трогай меня. – Селестия, успокойся. Давай забудем об этом разговоре. Ну же… Она не желала его слушать. Дрожа от ярости, обиды и омерзения, побежала к лестнице, влетела в спальню, хотела закрыть дверь на замок, как вдруг резким движением руки та раскрылась с обратной стороны нараспашку. На пороге стоял Олдман. – Селестия, что с тобой происходит? Ты не в порядке. – Ты пугаешь меня. – Она пятилась назад. – Оставь меня одну. – Ты не в себе. Все ведь было нормально. Что случилось? – Мне нужно побыть одной. – Я считаю иначе. Еще не раз после Олдман скажет: «Муж не может изнасиловать свою жену», а Селестия, вспоминая свои крики, слезы и нестерпимую боль, будет смотреть на него пустым взглядом и думать о том, сколько несчастий принесла ей слепая надежда и навязанная Авророй вера в «не все такие». В один из дней, когда Олдман отправится на работу, она соберет все свои вещи и уедет к матери, в душную маленькую квартиру, чтобы постараться начать жить заново. Мать вплоть до своей кончины в 1988 году так и не узнает истинную причину развода. Ее поминки продлятся недолго, ведь, как известно, на смену смерти всегда приходит жизнь. Это был октябрьский день, когда Селестии пришлось снять черные одежды и надеть летнее платье с шляпкой. Она приехала в больницу, как только ей позвонили, и к моменту, когда добралась до палаты Авроры, медсестра принесла ее новорожденную дочь. Поразила ее вовсе не крошечность маленького существа, не рождение новой жизни, а Люк: его слезы, раскрасневшееся от приливших чувств лицо и то непередаваемое счастье, какое увидишь не у каждого отца. Когда Аврора передала дочь в его дрожащие руки, казалось, он разревется в голос. Новоиспеченный папаша поцеловал Аврору в лоб и, не переставая улыбаться, принялся рассматривать спящую малышку. – Как назовем? – спросила Аврора. – Даже не знаю. Сложно подобрать имя, которое будет полностью передавать всю чудесность этого ребенка. – Ох, Люк, какой же ты сентиментальный, – хихикнула Аврора. – Селестия, садись, не стой в дверях. Селестия села на кровать напротив Люка на стуле. – Я так рада за вас, – говорила она слабым голосом. – Малышка действительно прекрасная. Аврора села на кровать и положила руку на ее плечо. – Мне очень жаль, Си. Уверена, твоя мама сейчас в лучшем мире. – Ее нет уже месяц, а ты все еще выражаешь соболезнования? – Не могу иначе. – Все в порядке, правда. Не будем о грустном. Сегодня ваш день и день вашей дочери. Так как бы вы хотели ее назвать? – Я забыл все имена, которые рассматривал для нее, – ответил Люк. – Нужно будет заглянуть в блокнот, в который я все выписал. Он остался в машине. – Я помню эти имена, – буркнула Аврора. – Ни одно из них мне не понравилось. – И что ты предлагаешь тогда? – Эмилия? – Может, Эльза? – Может, Марлин? – Саша? – предложила Селестия. – Отличное имя для девочки. – «Защитница человечества»? – ответил Люк. – Даже не знаю. – Мне нравится, но, кажется, оно ей не подходит. – Аврора добавила: – Но я запомню это имя на будущее. – Будущее? – Люк вытянул лицо в удивлении. – Что, мистер Краус, испугались? – Аврора рассмеялась. – Н-нет, конечно, просто рановато еще даже думать о других детях. – Все с вами ясно, мистер Краус, – продолжала играть Аврора. – Не ожидала от вас такого. – Ну, милая… – Нет-нет. Довольно оправданий. – Аврора, ну перестань. – Да шучу я! * * * Холодная война достигла своего предела. Люди чувствовали, что недалек тот день, когда она перерастет в реальные военные действия. С момента рождения дочери, которую Люк и Аврора в конечном итоге назвали Инджеборг, Селестия сильно отдалилась от их семьи. После неудачного брака и насилия она с головой погрузилась в проблемы современных женщин. В свободное время посвящала себя организации семинаров с привлечением специалистов для женщин, попавших в безвыходное положение, будь то насилие, преследование, невозможность развода, финансовая зависимость от мужчины и «стеклянный потолок», препятствующий получению более высокой должности. За стремлением помочь другим она не придавала значения той ненависти к мужчинам, что росла в ней после каждого разговора с участницами семинара. Мир облачался в темные тона. Осознание невозможности быстрых перемен не давало ей покоя, и в какой-то момент Селестия поняла, что не только не сможет создать идеальный спокойный мир, но и не доживет до момента, когда человечество будет к нему близко. Мало акций, шествий, митингов, статей о правах женщин, большинство из которых отвергались прессой и вызывали смех, мало статистики и историй жертв несправедливости. Так прошло время, пока в ноябре 1990-го в реальность не воплотились худшие опасения людей: холодная война между Российской империей и США за звание сильнейшей сверхдержавы перешла в реальный конфликт. Большая часть европейских стран, включая Германию, предпочла остаться в стороне. Несмотря на это, Селестия не могла отделаться от мысли, что война между двумя государствами в случае нажатия красной кнопки очень скоро может перейти в тотальное уничтожение жизни на планете. Переполняемая противоречивыми эмоциями, она впервые за многие месяцы наведалась в гости к Авроре. – У меня очень дурное предчувствие, – рассказывала Селестия. – Кажется, еще чуть-чуть, и красная кнопка будет нажата. Радиация, изменение климата. Все живое и неживое будет низведено до атомов. И нужно же им было придумать такое оружие. Как это глупо – создать оружие, которое не оставит ни живой души. Кому нужна борьба, в которой не останется победителей? Мужчины – идиоты! – Си, успокойся. Никакой ядерной войны не будет. Они не доведут до такого. – Аврора поставила на столик поднос с чаем и села в кресло напротив. – Они все прекрасно понимают, что такая война бессмысленна. – Знали бы – не стали бы создавать такое оружие. – Все будет хорошо. – Уже гибнут невинные люди. Вводятся все новые и новые санкции. – Мы в безопасности, Си. Германия не станет… – Ты слышишь себя, Аврора? Очнись. Разве ты не понимаешь? Не прошло и пятидесяти лет после окончания Второй мировой, а они начали Третью. Ради чего? Ради первенства! Воистину, нет причины глупее для войны. Если бы мужчины знали, как тяжело породить жизнь, они бы так просто не разбрасывались жизнями людей. Но им все равно. Ох, Аврора, как я устала жить в таком мире! Ни дня покоя. Я могла бы, как ты, спрятаться в своем доме и игнорировать происходящее в мире, но не могу, пока знаю, что где-то там гибнут невинные. Она опустила взгляд и перевела дыхание. – Прости.