– «Ради других»? Ты о чем? Набравшись смелости, Каспар признался: – Я знаю, почему ты участвуешь в этом. – Нежно проведя рукой по щеке Александра, он убрал прядь его взлохмаченных волос за ухо. – Цена слишком высока для нас обоих. Для всех. Дело даже не в людях, а в тебе. Ведь ты очень страдаешь. – Это все равно не сравнить с тем, что по моей вине сейчас переживают другие. – Нет, по моей вине. Шепот Каспара был таким тихим, что тут же растворился в воздухе. Но в голове Александра он еще долго будет звучать как оглушительный грохот. – В-вовсе нет. – Он покачал головой и улыбнулся сквозь подступившие слезы. – Прошу, не думай так. Все в порядке, правда. Твоей вины здесь нет. Все идет как надо, и скоро все закончится. Я просто дал волю эмоциям. Мне непривычно, но я привыкну. Со всеми бывает. Минутная слабость. Накопилось. Я… Я в порядке. Вот приму сейчас еще таблетку… – Он потянулся к своей тумбочке. – Сколько раз и какое количество ты принимаешь каждый день? – Всего три раза в день по одной, – ответил Александр преувеличенно бодрым голосом. Таблетка, выдавленная из блистера, уже лежала на ладони. – Это нормальная доза. Каспар не подал вида, что сразу уличил его в обмане. – Александр, – огорченно начал он, – нельзя просто приглушать свои чувства и принимать препарат всякий раз, когда тебе тяжело. Пойми меня правильно: есть вещи, с которыми я не в силах тебе помочь. Но очень хочу и знаю, кто сможет. – О чем ты? – Говоря прямо, тебе нужен специалист. – Каспар забрал таблетку из его ладони. – И принимать тот препарат, который тебе пропишут. Который действительно вылечит твою израненную душу, а не создаст иллюзию лечения. После недолгой тишины Александр ответил: – Я знаю, что пора. Что дальше тянуть нельзя. Но я освобожусь только в понедельник. – Хорошо, – улыбнулся Каспар. – Я знаю ту, кто поможет. Запишу тебя к ней. Александр печально ухмыльнулся, сжав кулаки на коленях. – Прости за эту сцену. Я, наверное, выглядел настоящим посмешищем. Утром мне будет очень стыдно. Случись подобное с любым другим, Александр проникся бы к нему искренним сочувствием и желанием помочь. Однако он считал, что сам не достоин ни того, ни другого, и выражение боли и уныния на его лице вызовет в близких лишь презрение и насмешки. – О чем ты говоришь? Ты не должен стыдиться своих чувств. Особенно тех, что разрушают тебя. Слышишь? – Каспар мягко поднял его голову за подбородок. – Я говорил это раньше и повторю вновь: ты не представляешь, какой силой обладаешь. Не всякий переживет то, что пережил ты, сохранив при этом рассудок. Ты сильный и очень мужественный. – Его голубые с синим отливом глаза омрачила печальная дымка. – Если бы я только заметил, насколько глубоки твои душевные раны, я бы записал тебя к специалисту раньше. Прости, что сразу не понял, насколько ты… устал. – Что ты. Все хорошо. Каспар поцеловал его в лоб, спустил ласковый поцелуй к носу, осыпал ими горящие щеки и приник к теплым приоткрытым губам. Их поцелуй был недолгим и робким, каким не бывал никогда, будто оба боялись вспугнуть друг друга любым проявлением едва скрываемого желания. Но после слез и прочувствованных разговоров страсть уступила место нежной привязанности и утонченным эмоциям, для утоления которых достаточно было объятий. Обнявшись и прошептав друг другу теплые слова с пожеланием доброй ночи, Каспар и Александр уснули в сладостном предвкушении спокойной жизни, которую представляли одинаково. 18 Битва при Ланд-Хадельн По выжженной серой земле в едком густом дыму растекались добела расплавленные стекла. Одинокие деревья, покрытые пеплом, сливались с бесцветным небом. По пальцам можно было сосчитать целые здания, до которых не добрались ни горячие ядра танков, ни тяжелые кулаки горгонов. Всюду груды кирпичей, перекошенные железные балки, потрескавшиеся оконные рамы, пепел и трупы германских солдат. Раздавленные обломками зданий, разорванные руками изощренно действующих врагов, с оторванными конечностями, они вызывали у некоторых вражеских солдат хохот и гордость, и на закрытой линии то и дело слышались смех и шутки. Лишь немногие молчали в нежелании говорить о павших: от такой легкой победы им было паршиво на душе. Где-то еще можно было услышать грохот тяжелых шагов оцарапанных, слегка помятых горгонов и треск кирпичей, ломающихся под весом танков, направлявшихся прочь из разрушенного города. – И на что они рассчитывали? – смеялись на линии. – Они были обречены с самого начала. Такая жалкая смерть, прямо-таки смешно. – Они выбрали не ту сторону. – Им и выбрать-то не дали. Видно, что далеко не все были наемниками, как мы. Отстой. Помереть непонятно за что. – Ладно, девочки. Вот-вот на берег высадится следующая группа. – Говорят, там эта девчонка, которую прямо ждали в наших рядах. – Ага, Тера Гарсия. – И почему все о ней столько говорят? – Потому что она дьявол с личиком ангела. – Она и правда красивая. – У нас пока есть время для перекуса, но эти трупы… – Так отключи камеру. – Я же все равно буду знать, что они рядом. А передо мной еще и такое безобразное тело с вывалившимися кишками, бр-р-р. Засыпать ее землей, что ли? Куксхафен пал быстро: после отступления на берегу в дело сразу пустили горгонов. Население Ланд-Хадельн – союза четырнадцати общин, следующей точки в плане – составляло всего тринадцать тысяч человек. Благодаря выигранному в Куксхафене времени еще до падения Ланд-Хадельна удалось эвакуировать все мирное население и основать временный штаб на окраине городка-общины Оттерндорф, расположенного на пересечении железнодорожных путей и семьдесят третьей трассы, ведущей в следующий город. Всего в девятнадцати километрах от врага. Тера Гарсия управлялась со своим горгоном искусно и ловко, словно занималась этим с рождения. Ей ничего не стоило срастись с ним телом и изучить панель управления. В своем отряде из десяти солдат, шедшем в Ланд-Хадельн, она вырвалась вперед. – Повеселились они здесь, конечно, – говорили на ее линии. – Куксхафен продержался дольше, чем я думала, – узнали все рассудительный, слегка грубоватый голос Теры. – А на что ты рассчитывала? – Так я тебе и сказала. – Давайте делать ставки, – обратилась ко всем Далия – тридцатилетний капитан отряда. – Через сколько часов окончится бой в Ланд-Хадельн? Десять часов, тринадцать, пятнадцать. Когда кто-то предположил двадцать часов, девушки на линии, кроме разве что капитана, Теры и автора догадки, залились хохотом. – Кто-то о германцах слишком высокого мнения, – оборвали общий смех снисходительные слова Далии. – А что думаешь ты, Тера? – Час. На несколько секунд голоса на линии будто вымерли. – Час? – Ого, у кого-то самомнение. – Вот увидите, девочки. Не пройдет и часа, как бой будет окончен. Отряд остановился у границы ближайшего городка-общины. Улицы пустовали: ни солдат, ни танков. Невысокие дома тонули в густом непроницаемом тумане. В отряде договорились разделиться на команды по два человека. – Неужели настолько отчаялись, что без боя отдали весь район? – Далия вместе с Терой шагали по главной улице, не сводя глаз с панели инфракрасных датчиков движения. – Ни ду… Справа от них прогремел взрыв, отметив место густым столбом черного дыма и пыли. – Черт подери! Они заминировали город! – завопили на линии. – Умберта, как слышно? – обратилась к ней Далия. – Есть повреждения? – Ногу поцарапали. Ходить можно. – Всем включить сканирование местности. Спустя несколько минут, когда функцию активировали на всех горгонах, на линии прозвучало: – Вы тоже видите это? – Этими минами обложен весь город, – осклабилась Тера. – Когда они только успели это сделать? – А вы думали, наши солдаты зря так отчаянно отстаивали Куксхафен? – раздался в их наушниках задорный издевательский голос. Ошарашенные незнакомым голосом, солдаты уставились на панель, и прежде чем до них дошло непостижимое осознание происходящего, они вновь услышали: – Извините, я вас прервал. О чем вы там говорили? А, точно. О минах. В городе их порядка пятидесяти штук. Пока вы дойдете до следующего города союза, ваши ноги будут повреждены настолько, что придется забыть о способности бегать.