Он проснулся и сразу услышал голоса внизу. Место Каспара рядом пустовало. Он вскочил с постели, надел халат и спустился в кухню. От увиденного сердце его сжалось до пронзительной боли. Пол у обеденного стола был залит кровью. Двое ошеломленных его появлением врачей держали на носилках Каспара. Из коридора выглянула полицейская. Он подбежал к Каспару, обхватил его бледное лицо и окинул раны взглядом, полным ужаса. – Ч-что тут произошло? Кто это сделал? – Все в порядке, – улыбнулся ему Каспар слабой улыбкой. – Жить буду. – Я поеду с тобой. – Хорошо. Меньше всего на свете он думал о том, как выглядели со стороны его беспокойство и жесты любви. И ему совсем не пришло в голову, что каждый узнал в нем короля, и именно поэтому все хранили неловкое гнетущее молчание. Спустя несколько часов мучительных размышлений в коридоре больницы Александр пришел только к одному выводу: это сделала Делинда. Лишь отсутствие подтверждения со стороны Каспара останавливало его от звонка ей. «Глупец! Как я мог подумать, что она не выследит меня?» Рядом села Робин. – Спасибо, что так быстро приехала. – Александр ненадолго задержал на ней благодарный взгляд и, вновь схватившись за волосы, склонился над коленями. – Вам не за что меня благодарить. – Она положила руку на его спину. – Лучше надеть маску, чтобы… – Все уже знают. И врачи, и полиция, и, наверное, даже журналисты. Робин стиснула зубы, стоило вспомнить заголовки статей, которые она видела по дороге в больницу. «Любовник монарха – его бывший телохранитель?» «И с чего все решили, что они являются любовниками? Потому что обоих застали в халатах в одном доме?» – мысленно возмущалась Робин, в душе зная о правоте этих выводов. Это был один из немногих случаев, когда предположения прессы, вызванные жаждой внимания, с наибольшей вероятностью совпадали с реальностью. Робин догадывалась о связи Александра и Каспара, но как только видела подтверждения – от их странных разговоров до депрессии и будто тоске короля по нему, – настойчиво переубеждала себя. Их чувства друг к другу казались ей неправдоподобными, и она каждый раз искала простые объяснения их чувственным взглядам, их словам и отношениям. Теперь она не могла себя обмануть. – Я дурак, – произнес Александр сдавленно. – Как я мог быть таким неосторожным? Это я виноват. Я подверг его опасности. Приезжать к нему было огромной ошибкой. – Не вините себя. Уверена, все обойдется, ведь его ранили в ноги. – Она решила меня запугать, понимаешь? – Он убрал руки, и Робин увидела заплаканное покрасневшее лицо. – Это знак. Напоминание о том, что моя жизнь в ее руках и она может в любой момент все у меня отобрать. – Александр прерывисто вздохнул и прошептал: – Господи, как я от этого устал… В голову ударило досадное напоминание о непринятой таблетке. – Черт. – Что такое? – Робин, не могла бы ты съездить к Каспару домой – я напишу тебе адрес, – взять из верхнего ящичка комода в спальне препарат, он там один, и принести его мне? – Но ведь там полиция. – Ты взяла с собой удостоверение телохранителя? – Конечно. – Робин хлопнула по куртке на уровне груди и нащупала карточку во внутреннем кармашке. – Всегда со мной. – Скажи, что ты от меня. Если возникнут проблемы, то звони… Да, и возьми бутылку воды. – Хорошо. Я пошла. После ее ухода тревожные мысли вновь поглотили Александра. От невыносимых угрызений совести он едва не срывался с места, чтобы зайти в палату и извиниться перед Каспаром за страх и боль, которые ему по вине Александра пришлось пережить. Никогда он не сможет себе этого простить. Ни себе, ни Делинде. Наконец из палаты вышел мужчина с прозрачным планшетом. – Доктор Филлипс, – Александр прочитал его имя на бейдже, – что с ним? Как он? – Ну что ж, Алекс… – Морщины на лице мужчины лет сорока на вид смягчились, брови стремительно взлетели над смущенными впалыми глазами, и он с деловым видом произнес: – Простите, Ваше Величество. – Ближе к делу, доктор Филлипс. – Александр мял свои дрожащие холодные руки и смотрел на врача, словно безнадежный наркоман на человека с дозой. Озадаченный вид доктора вселил в него растерянность. – Мистер Шульц потерял немало крови, но не критично. Проблема не в этом. Одна из пуль повредила ему периферические нервы. – Врач развернул к нему планшет. – Вот, видите? Выше колена. Александр уставился на снимок МРТ. Холодная дрожь прошла по его телу, сменившись неприятным жаром, и слезы вновь выступили на глазах. – Ч-что это значит? Скажите нормальным языком! – Нарушение периферического нерва чревато расстройством чувствительности, нарушением движений и параличом. В данный момент мистеру Шульцу сложно судить о своем состоянии, но, по нашим прогнозам, ему грозят как минимум первые два пункта. Чтобы исключить паралич, необходимо начать лечение немедленно. Оно дорогостоящее и займет от шести до десяти месяцев. И, по правде говоря, германские специалисты справятся лучше наших. Однако в нынешней ситуации… – Врач умолк. От потрясения Александр сел обратно на скамейку, смотря в пустоту. – Он перестанет ходить? – произнес он одними губами. – Не полностью. Шанс на полное выздоровление есть. – Шанс? – Голос Александра стал твердым и громким, и в глазах под сведенными на переносице бровями засверкали молнии. – Вы хотите сказать, что у вас нет абсолютной уверенности в его полном выздоровлении? Доктор Филлипс шагнул назад, медленно качая головой. – Мне жаль, но, если вам нужны стопроцентные гарантии, специалисты в нашей стране вряд ли смогут помочь. Неприятно это признавать, но Германская империя по части медицины лидирует во всем мире. Я бы рекомендовал обратиться к германским врачам. Обратиться к врачам из страны, которую через месяц могут сравнять с землей? Хуже такого расклада Александр не мог себе представить. Так или иначе они прознают о том, кто лечится в их стране и с кем он связан. И тогда жди беды. Мести, преподнесенной как несчастный случай. Александр доверится их врачам, только если они будут последними на земле, и он будет наблюдать за каждым их движением. – Сколько стоит лечение? – спросил Александр спокойнее. – Вместе с содержанием – от миллиона фунтов. – Хорошо, – он встал, – я хочу зайти к нему и поговорить без лишних ушей. – Да, конечно. – Доктор Филлипс поспешно открыл дверь и отошел в сторону. Александр зашел в просторную палату с бежевыми стенами, дорогой мебелью и большим телевизором на стене напротив койки с укрытым одеялом Каспаром. Тот открыл глаза и улыбнулся королю так добродушно и беззлобно, что Александр, закрыв за собой дверь и подойдя к нему, расплакался. – Прости меня, пожалуйста. – Нет-нет, Ал, все хорошо. – Каспар испугался. Он медленно сел на кровати, обнял Александра и принялся гладить его по голове, пока тот тихо всхлипывал ему в плечо. – Тебе нельзя резко двигаться. – Со мной все в порядке, – проговорил Каспар убаюкивающим голосом. – Я очень виноват… – В этом нет твоей вины. Я сам напросился. – Кто это сделал? – Александр отстранился от него, и Каспар стер слезы с его щек. – Моя давняя знакомая. Еще с тех лет, когда я занимался не самыми благородными делами. – Зачем ты врешь? Это ведь сделала Делинда, верно? Каспар замер, не переставая смотреть ему прямо в глаза. – Рискну предположить, что если бы это была она, то я бы не сидел сейчас в палате, а лежал в… – О, не говори об этом! Даже думать об этом не смей! – воскликнул Александр грубоватым тоном и тут же, опешив, продолжил мягко: – Тебе нужно уехать. Я говорил с доктором Филлипсом. Тебе срочно необходим курс лечения. Это займет от шести до десяти месяцев. И желательно лечиться в Германской империи. – Он сел на кровать ближе к Каспару и взял его за руку. – Мне не нравится эта идея – сам понимаешь почему, поэтому я подумываю обратиться к Дирку. Возможно, он знает хороших германских врачей, живущих не в Германской империи. Быть может, в Делиуаре, но… – Делиуар их союзник. – В том-то и проблема. И я боюсь отпускать тебя даже в сопровождении лучшей охраны. – Ал, ты слишком беспокоишься. И слишком много берешь на себя. Я сам виноват в произошедшем, и я сам со всем разберусь. – Как не беспокоиться, когда теперь весь мир знает о нашей связи? Я сам не могу представить, как много с начала войны у меня появилось врагов. Нет, лечение в Германской империи исключается. Ни за что не отпущу тебя туда. О Делиуаре я узнаю. Возможно, нам удастся оставить в секрете твое пребывание там. Каспар уловил дрожь его рук, видел, как от подступающих слез блестят его влажные глаза, и корил себя за наглую ложь. В произошедшем он винил только себя. В нестерпимом минутном желании выговориться – отродье слепого эгоизма – он не пожелал думать о последствиях своих слов. Многолетняя грань терпения между яростью и ледяной учтивостью была наконец стерта. Кто знает, быть может, Делинда не собиралась его калечить и взяла пистолет для защиты? Каспар понимал, что оправдывать ее в контексте случившегося неправильно, но он давно принял факт ее себялюбия и в некоторой степени безумия как должное, как неотделимую часть ее существа, с которой нужно было просто смириться. Так обычно мирятся с тем, что дети в силу слабой сознательности и присущей многим активности порой доставляют взрослым лишние хлопоты. Если их можно было научить избегать ошибок, то с Делиндой и говорить об этом было нечего. Модель ее поведения была примитивна и легко объяснима, но от этого она не доставляла меньше проблем. Напротив, никто не мог понять, как совладать с этим большим ребенком и угодить ему.