– Мам, тебе что, нечего мне сказать? – Зря я взялась тебя обучать, – низким уверенным тоном произнесла она. – Не надо было даже заикаться о магии. У Айви в груди полыхнуло. – Я бы научилась магии и без твоей помощи. – Я научила тебя ее языку. Заклинаниям, работе с энергией, и… – Она умоляюще взглянула на Айви. – Я помогла тебе обрести силу. – Я бы и сама ее нашла. Мама покачала головой. – Все должно было быть не так. Из-за того, что я начала тебя учить… я тебя испортила. Моя магия… она нечистая. Никогда еще мать не говорила с ней таким тоном. Никогда еще Айви не видела ее такой – грустной и беззащитной. Это было ужасно. Айви казалось, что она падает в пропасть, но вместе с тем она поняла, какой мать могла бы быть на самом деле все это время, если бы сбросила броню и показала свое истинное лицо. – Мам. – Айви услышала в своем голосе примирительные нотки и тут же заговорила тверже и приказала себе не раскисать. – Я могу все исправить. – И как ты планируешь это сделать? Глаз за глаз? Убьешь меня? В ее словах было столько жалости к себе, что Айви вновь захлестнула ярость. – Я сделаю то, что ты должна была сделать двадцать лет назад, – сказала она. – Верну Марион домой. Услышав это имя, мать отдернулась, как от ударной волны. – Айви, – полным боли голосом сказала она, – нельзя вернуть мертвых. – Мертвых? – Айви нахмурилась. – Марион не умерла. Глава сорок третья Пригород Тогда Словно что-то лопнуло у меня внутри. Правда подхватила меня, как ураган, и снесла все защитные преграды, что я выстраивала со дня исчезновения Марион до этого самого дня. С минуты, когда я столкнула ее в зеркало и с готовностью смирилась с ее смертью, до этого момента, когда дочь подтвердила то, во что я отказывалась верить. Я спросила совета у магии. Пыталась найти слова, которые успокоили бы мое мятежное сердце. Слова, которые разбили бы все, что можно разбить в этой комнате. Но магия и открыла эти двери, впустила волков. Айви не замечала моего потрясения. Она воспринимала меня так, как я ее приучила. Я была для нее непоколебимой твердыней и врагом, той, на кого можно направлять свою любовь и ненависть, той, с кем можно обмениваться полуправдами. – Проблема в том, мам, что ты меня не остановишь, – говорила она. Не вызывающе, а с холодной уверенностью. Ее голос швырнул меня в здесь и сейчас. – Я верну ее. Мне нужно только зеркало. Ты же не сможешь прятать от меня зеркала всю оставшуюся жизнь? – Она усмехнулась. Молодая, сильная – как тут не усмехаться. – Ты никак не сможешь мне помешать. Гнев ослепил меня, я словно посмотрела на мир сквозь красное стекло. Ей было двенадцать лет. Эгоистичная девчонка, она никогда не знала бед и смела угрожать мне ожившим кошмаром. Я знала, что Айви вернет не Марион. Это существо будет похоже на Марион, будет иметь ту же форму, но под внешней оболочкой будут скрываться искореженные обломки прежней Марион, из которой годы в невообразимом нигде высосали все человеческое. Айви вернет чудовище. И все же… знать, что она там, живая, и ничего не делать… тогда чудовищем стану я. – Такая сильная магия тебя сломает, – мой голос казался чужим. – Перемелет кости в муку. Айви моргнула. Хорошо. Пусть испугается. Ей и должно быть страшно. – Ты не сможешь… – дрожащим голосом проговорила она, но я ее прервала. – Не смогу тебя остановить? Ты уже говорила. Айви была права – я не смогла бы ее остановить, а если бы и смогла, это стоило бы мне крови. Скорее всего, пришлось бы посадить ее под домашний арест, чтобы она не разрушила свое тело и ум, пытаясь совершить ужасный ритуал, который Марион ей нашептала через зеркало. Айви действительно была сильнее меня. Но в этом доме была одна вещь сильнее Айви. Эта вещица лежала и ждала своего часа с тех пор, как мне было шестнадцать. Золотая коробочка, зверь, дремлющий с полузакрытыми глазами. Давным-давно один человек сказал, что однажды эта коробочка мне пригодится. Этот день настал, и на душу лег тяжкий груз сожаления. Она лежала в обувной коробке на верхней полке моего шкафа, завернутая в футболку с эмблемой рок-группы. Когда я вернулась в комнату Айви, ее поза не изменилась: плечи напряжены, кулаки сжаты, голова опущена. Она заметила коробочку. – Что это? Я протянула ей предмет, проделывая то, что давно было предсказано. – Возьми. Она вырвала у меня коробочку, как будто та с самого начала ей принадлежала. Как же она на меня похожа. Недоверчивая, жадная. Ее сердце так громко гудело, что я слышала его сквозь одежду, кожу и кость. Она перевернула коробочку, поискала замок. – Что там внутри? Мне стало тяжело дышать. Я стала колдуньей из сказки, той самой, с отравленным яблоком. – Открой. Нужна лишь капля крови. Айви зубами оторвала кутикулу, белая бороздка быстро наполнилась красным. – Приложи, – шепнула я. – Приложи к шкатулке. Не случилось ничего сверхъестественного. Шкатулка, представлявшая собой единый монолит, превратилась в шкатулку с крышкой. Крышка приподнялась на петлях. Я думала, внутри шкатулка тоже будет золотой, но она оказалась обита розовым деревом, отполированным до блеска. Чем дольше я смотрела на эту обивку, тем сильнее этот цвет напоминал мне мясо – переливающееся зловещим радужным блеском красное мясо из кулинарии. – Я люблю тебя, – сказала я, – и не позволю, чтобы ты из-за этого себя уничтожила. Мой голос шел словно издалека; я хотела произнести слова утешения, но она меня, кажется, не слышала. – Я люблю тебя, – повторила я. И произнесла заклинание. Я слышала его один раз – на Максвелл-стрит в шестнадцать лет. Тогда я его записала, но через пару месяцев запомнила и сожгла бумажку. Оно навек отпечаталось в моей памяти, как детский телефонный номер Фи, как песенка из рекламы «Империи ковров» и выражение лица Роба, когда я сказала ему, что беременна первенцем. Первую половину ритуала мной двигала ярость. Потом – страх, что я использую магию для вмешательства в сознание своего ребенка; я боялась, что, если остановлюсь, могу вызвать необратимые повреждения мозга. Не хочу забирать ее память целиком, – сказала я шкатулке. – Возьми только память о магии. Обо всем ужасном и опасном, что связано с ней. Но любой важный магический ритуал таит опасность. Не бывает чистой магии, вся магия отравлена, искажена и содержит какие-то примеси. А шкатулка эта была предметом из арсенала фей. Я должна была знать, что с феями связываться себе дороже. Айви все еще смотрела на шкатулку, когда я произнесла последний колючий слог заклинания. – Что это… – заговорила она, потом замолчала и взглянула на меня испуганными глазами. – Мам? – прошептала она. – Все хорошо. – Я вся дрожала. – Я здесь. В какой-то момент – я в этом уверена, – она догадалась, что я сделала, и пронзила меня взглядом, который я запомнила на всю жизнь. Потом замерла, прижимая к груди открытую шкатулку, похожую на разинутую пасть. Тело ее задергалось и продолжало дергаться, словно каждое воспоминание выдергивали с корнем, как сорняк. Смотреть на это было ужасно. Так ужасно, что я перенесла ее на кровать и накрыла ее тело своим. Она извивалась подо мной, не издавая ни звука. Я смотрела в ее пустое лицо и вспоминала, как мы рисовали картинки пальцами в пелене льющегося дождя. Как она вскрикнула от отвращения, научившись делать вонючее заклинание от прыщей, которому Фи ее научила, когда ей было одиннадцать. Как плакала, когда накануне шестого класса хотела с помощью магии сделать волосы розовыми, а те окрасились в ярко-оранжевый цвет. Как она тихо бродила рядом со мной по футбольному полю в день летнего солнцестояния, когда мы собирали цветы, о которых было известно лишь нам двоим – цветы, распускавшиеся, когда небо светлело и солнце показывало свой лик. Воспоминания вспыхивали и меркли. Теперь они принадлежали только мне. Дьявольская шкатулка захлопнулась. Стыки затянулись, а Айви уснула. Ее грудь медленно и мерно вздымалась, веки были гладкими, как замша. Влажная прядь рыжих волос обвилась вокруг шеи, как пуповина. Я хотела прилечь с ней рядом, но мне стало не по себе, и я отодвинулась. Ласково собрала ее волосы и положила рядом с ней на подушку; укрыла ее одеялом. Роб сидел на лестнице у двери в ее комнату и сонно моргал. – Привет, – прошептал он, протянул руку и коснулся моего бедра. – Заложница сопротивлялась? Вина тяжестью легла на сердце. Засела между зубов, как капсула с цианидом. – Все кончено, – сказала я, проскользнула мимо него вниз по лестнице и легла на диван, где до утра пролежала, не сомкнув глаз.