Все взглянули на кашлянувшего Ламсдорфа, что явно чувствовал себя немного лишним. * * * Создавшаяся мировая политическая обстановка на период, будем считать, с текущего 1904 года и на ближайший десятилетний загляд была сложна́, запутанна и неоднозначна. Царская Россия, уже повязанная союзом с республиканской Францией, вела войну с Японией, при этом Париж крючкотворно открестился от военной помощи. Англия, глядя на растущие амбиции Германии, в свою очередь начинала исподволь подтягивать к себе Францию, заключая соглашения по спорным колониальным вопросам в Африке. И была не прочь приобщить к будущей «дружбе» против тевтонов Санкт-Петербург, предполагая «тройственный союз». Наряду же с этим продолжая оставаться рьяным антагонистом России не только в текущей войне с Японией, но и нагнетая противоречия на южных границах Российской империи – в Афганистане, на Тибете, в Персии. Ко всему прочему сэры уж о-о-очень не хотели видеть русских хозяевами черноморских проливов – эдакой идеи фикс династии Романовых. С особой опаской Уайт-холл смотрел на любые попытки сближения Ники и Вилли, где грезился уже другой «тройственный» – между Россией, Францией, Германией. Понятно против кого. Другое дело, что у немцев своя фикс-заноза – какую бы войну ни затевать, непременно надо разгромить «лягушатников». Что, собственно, они и проделывали… периодически. А там ещё и Австро-Венгрия, с которой Германия и союзничает, и делит влияние в пронемецком мире. И Италия, которая склонна задружиться с дойчами, но «бодается» с двуединой монархией из-за куска земли на побережье Адриатики – Далмации. И ещё вечная склока на Балканах. Для российского императора всё это будто бы лежало наглядно на виду, почти разложенное по полочкам, расчерченное кружочками-стрелочками – кто, куда и с кем. Кто бы сомневался, что свои политические и стратегические расчёты Николай II теперь строил исходя и исключительно положившись на исторические постфакты. Опираясь на документальную базу, так сказать, первоисточников. Впрочем, не забывая, что каким-то образом и «Ямал» уже колыхнул ткань истории, вокруг которого теперь водили мутные хороводы разведки Англии, Германии и ещё там чьи-то. И что иной исход русско-японской войны ломает рисунок на карте… уж Дальнего Востока точно. Да и сам Романов, кстати, на данный момент имел в некотором роде правленую точку зрения на многие аспекты, в том числе с совершенно неожиданно пришедшей стороны. Предоставленный «ямаловцами» пакет исторических материалов содержал прекрасную фильмотеку-документалку. Естественно, что и по истории государства российского, и по войнам в частности. И так уж выходило, что Вторая мировая (она же наболевшая Великая Отечественная) война имела самую большую подборку. Николай окончательно забросил своё терпеливое увлечение фотографией и все вечера в настоящее время тратил на жадный и крайне познавательный просмотр исторической хроники с подвывающего кулером ноутбука. А потом бывало целый день ходил немного пришибленный от впечатлений и ужаса. И как оказалось, делая выводы. Наверняка он и сам осознавал перекос, возникший у него в сознании, понимая, что и немец в «четырнадцатом» не тот, что в «сорок первом», и Вильгельм не Гитлер. Но засиживаясь за полночь, прикрывал уставшие от экрана глаза, и казалось ему, что план Шлиффена-Мольтке уже вышагивает по Европе и немецкие маршевые колонны топчут западные российские губернии. Вдруг неожиданно в памяти всплывали те нелестные отзывы о немецком кайзере, что давал отец – Александр III, и сейчас строго взирающий с портрета на стене: «Он безумец! Это дурно воспитанный человек, способный на вероломство». Да и сам от дойче-родственничка был далеко не в восторге. Собрав воедино все разрозненные факты – из прошлого, будущего, – Николай Александрович всё больше утверждался в негативном по отношению к Вильгельму мнении. Теперь о каком-нибудь «Бьёркском договоре», как об альтернативе, речи быть не могло априори[30]. Тем паче что стратегию свою он уже выбрал… стратегию, где союз с Германией не предусматривался. – Прискорбным долгом, господа, поставлю себе сделать утверждение, что мировая война неизбежна… – звучал в императорском кабинете голос самодержца – говорил, будто резал, будто спешил высказаться. Будто себя же убеждал, а не только этот строгий взгляд с портрета. И не только этих внимательно внемлющих, однако явно готовых высказать свои соображения и даже возразить – иначе зачем было приглашать и называть это «совещанием». Пусть и крайне узкого круга. – …слишком много заинтересованных, слишком много накопилось противоречий среди причастных сторон, решить которые можно только «большой кровью». Посему в этом контексте вижу невыполнимость какого-либо «миролюбивого внешнеполитического курса» для державы нашей. Опираясь же лишь на своих двух главных союзников – армию и флот, мы будем поставлены в затруднительное положение «одиночки», окружённого явными и потенциальными противниками. Честно скажу, что даже на Францию, с коей у нас соглашение, положиться в полной мере не берусь. Тем паче, стремясь проводить политику равноудалённости от Германии и Англии, будучи в любом случае втянутая в войну, Россия вынуждена будет принять чью-то сторону. Выбор нам известен, но выложу свои и исторические вердикты. Опыт двух войн показал никчёмность в военном отношении Италии, полностью утратившей своё римское величие… Тевтонский натиск Германии, даром что названый kriegsmaschine…[31] Бульдожье упрямство англичан, всякий раз неуклонно идущих до конца… И тонкую натуру… – с презрительнием, – прекрасной Франции, готовую поднять подол и уступить. Что касается сидящих за океаном САСШ – их выбор британской стороны конфликта совпадал с выгодой и, вероятно, предопределённостью англоговорящих стран. Будто призывая слушателей к раздумьям, Николай сделал небольшую паузу, куда успел втиснуться Авелан, вопросительно обозначив: – Значит, Британия? В общем-то, секретом это не было, что мнение Е.И.В. за союз с англосаксами. – Британия, – утвердительно повторил Фёдор Карлович, – стало быть, вся наша многолетняя подготовка к противостоянию с исторически сложившимся врагом… – Выбор за сильным союзником, – аргументировал Николай. – Простите, ваше величество, – извинительным тоном давил Авелан, – не то что я сторонник Вильгельма, но при настоящем политическом настроении, заставляющем опасаться со стороны Англии и прочих политических недругов России всякого противодействия успехам нашего дела в войне с Японией, почему бы не ориентироваться на дружескую нам сейчас Германию? Более того, недавние (пусть и тайно неофициальные) события с «Рюриком» являются, несомненно, вызывающими, оскорбительными для нашего достоинства и чести. – При всём уважении к германской военной машине, две проигранные Большие войны являются показательным дискредитирующим фактором, – отчеканил Романов, хлопнув ладонью по столу. Затем с вызовом взглянул на Гладкова: – И вы считаете мой выбор не в пользу Германии неверным? Уж я-то посмотрел… насмотрелся на все те безобразия, кои чинил немец на нашей территории! Эти ужасные газовые атаки, концлагеря, повешенные… Впрочем, повторюсь – как-то уж очень неудачливы германцы в своих военных кампаниях. – Ну почему же. В определённом смысле немцами, как вояками, можно восхищаться. Германия, раз за разом набирая силу, при ограниченном ресурсе строила свою военную стратегию на умении и выучке, стремясь блицкригом разгромить противника. Но всякий раз, особенно сталкиваясь с территориальным размахом России, теряла темп (война переходила из плоскости боевых действий в экономическую плоскость)… В итоге проигрывая. Но я согласен – не надо нам экспериментировать, и без того неметчины на российских просторах вдосталь. В торговле, промышленности, а отсюда шпионаж и прочие интересы… – И всяческое совершенно бесцеремонное и эгоистичное стремление кайзера вовлечь Россию в русло германской политики, – строго дополнил Николай, – но вы бы поаккуратней с «неметчиной». – Простите, – спохватился Гладков, догадавшись, что имел в виду государь, точней «кого». – Я предлагаю сыграть тонко! – торжественно объявил император. – Нам известны британские опасения за наш союз с Германией. Посчитаем «Антанту» исторически сложившимся фактом и используем эти знания для торга в отношении Японии. То есть будем всячески изображать усиление контактов с Германией, дабы снизить агрессивные намерения Англии в отношении России. Тем самым избежав вмешательства в дело завершения войны с японцами в нашу пользу и заключение выгодного для нас мира на Дальнем Востоке. – Ежели верны догадки… с донесений Небогатова, – упрямо покачал головой Авелан, – а также учитывая подозрительно стоящие в базе Вэйхайвэй военные корабли, британцы всё же вполне могут рассчитывать добиться своего на востоке. А затем понадеяться на паузу (в несколько лет до 1914 года), чтобы успеть наладить с нами отношения к началу большого конфликта в Европе. Вильгельм же… в нынешнее наше дело с японцами вмешиваться однозначно не станет! – Хочу напомнить, – решился встрять Гладков, – что Фишер именно сейчас предлагает разделаться с флотом Германии, пока кригсмарине не набрали силу (есть историческая справка). До дела, конечно, не дошло… но а вдруг? И что тогда будут стоить наши, даже объединённые с германцами, сухопутные армии против островного государства с подавляющим торжеством Хоум Флита? Хотя… Хотя я с вами, ваше величество, согласен. Англов можно шантажировать. Они должны понимать, что в случае союза Франция – Россия, плюс Германия – Австрия им вообще ничего не светит. Тут и американцы не помогут, а эти господа на проигрышную фишку не поставят. Боюсь только, что англичане не поверят, что мы сможем состыковать франков с тевтонами. Какую мотивировку проведём? – А никакую! – выпалил довольный Николай. – Сделаем загадочное лицо. – Но если британцы все же не клюнут? – Думаю, здесь смело можно положиться на Вильгельма, что бьёт и копытом и шпорами – так жаждет со мной личной встречи! И в Лондоне об этом знают наверняка. – Что ж, ничего нового. Британцы… – повиснул недосказанностью Гладков. – А что вы так, Александр Алфеевич, не милы вам британцы как союзники? – Отчего же. Не хуже других. Как говорится, война учит нас не любить врагов и по-настоящему ненавидеть союзников – не помню, кто сказал. – Никто нас не и заставляет заранее полностью доверять англичанам. Но мы и не настолько сильны, и не в том положении, чтобы грубо кроить, пренебрегая дипломатической гибкостью. – Нынешний договор Лондона и Токио не предусматривает военной помощи японцам, но так просто своих ставленников на Дальнем Востоке англичане не сольют. Оперативное напряжение со стороны Вэйхайвэя будет сохраняться. В конце концов, им ещё надо будет выдоить из Японии все выданные под войну займы… Впрочем, – гаденько покряхтел смехом Гладков, – всё это можно решить японской экстерриториальностью и концессиями в Китае. В том числе за счёт британских интересов. Потеснятся, страна большая. Кто ещё рьяный «болельщик» за япошек? Янки. Вот эти пусть довольствуются второй очередью. Американцы и без того обозначили, что лишь хотят соблюсти баланс сил. И вероятней удовлетворятся направлением японской экспансии прочь от своих тихоокеанских владений. Но мы немного торопимся. Война ещё идёт. Давайте нарисуем умозрительную схему дальнейшего политического положения на тихоокеанском театре военных действий. У Японии лучше мотивация к экспансии и к победе. Поскольку они ограничены. Ресурсами, берегами своего острова. Жизненным пространством, в конце концов. Развитие этого беспокойного и агрессивного соседа имеет по сути два пути. Один на материк, это Корея, Китай. Они заглядываются и на наш Дальний Восток, но обломится им… – Ох уж эти ваши вульгарные жаргонизмы и словечки из будущего, – тихо проворчал император, но прерывать не стал, слушая с интересом. – …Второе направление, – и бровью не повёл Алфеич, – в море к золотой россыпи тихоокеанских островов – колониальным владениям европейцев и американцев. В итоге они и туда доберутся, наши маленькие, но злые жёлтые человечки. Но готовить почву, дабы столкнуть лбами узкоглазых и звёзднополосатых, надо бы загодя! – Каким образом? – учтиво спросил Авелан. – У нас есть карта архипелагов Индонезии и Филиппин, где подробнейше указаны месторождения полезных ископаемых. Некоторые досель не открыты. Вот пусть подданные Тэнно смотрят, набирают аппетит и пускают слюни… Простите за вульгаризм. Что же касается нынешнего положения… Самураи, излишне полагаясь на свой боевой дух, склонны допускать просчёты в экономике войны. Япония истощена финансово и материально. По имеющимся данным, у них снизился возрастной порог призыва – не хватает солдат и ещё больше офицеров. Присовокупить бы к этому интенсивные крейсерские операции силами наших рейдеров на морских коммуникациях, и они вообще начнут загибаться. Но пока их флот и армия полностью не разбиты, заключение перемирия не предвидится. А о капитуляции и речи быть не может. Какие у нас альтернативы? После небольшой паузы, поняв, что ждут от него, Гладков сам начал озвучивать варианты: – Принудить к миру, начав обстрел берегов Японии? Сомнительно. Учитывая, что их главные базы флота имеют адекватную систему обороны, эти обстрелы будут носить скорей террористический, как бы и вовсе не демонстрационный характер. Угрожать высадкой десанта? На Хоккайдо, например. Вижу в этом лишь намёк англичанам – что не стоит тренировать русские полки высадке на острова. Да и будет это далеко не простым делом. Сейчас их корабли в ремонтных доках за исключением тех, что покоятся на дне. Но ремонтная база у них не в пример той, коей располагаем мы. Что предвидит невообразимые сложности с обеспечением экспедиционных корпусов. – Нет! – Император хмуро потянулся за папиросами, чиркал зажигалкой, долго раскуривая. – Затягивать эту разорительную войну нам не следует. В высшей степени желательным является установление равновесного состояния с Японией. Путём заключения выгодного для нас и непостыдного для Японии мира. Естественно, с непременным стратегическим упрочнением нашим на берегах Восточного океана. Создать всяческие предпосылки для сближения наших стран. Особенно в преддверии Большой войны, дабы мы были уверены в наших тылах. Ведь на самом деле, ещё до начала конфликта мы готовы были пойти на уступки по ряду вопросов о разделе сфер влияния в Китае и на Корейском полуострове. Но самураи, подзуживаемые злокозненными альбионцами, уже взяли курс на войну. Ныне ничто не мешает нам вернуться к прежним условиям, но уже с позиции силы. Пусть и выделив японцам под протекторат малую часть Кореи… но-но! Я вижу ваше возмущение, господа! Согласен – мы могли бы заявить о своих преобладающих правах на весь полуостров! Корейцы трудолюбивы, взять их в подданство – они стали бы в Жёлтороссии сродни нашим бурятам и мордве. Учитывая, что нашего мужика-селянина с насиженных мест в такие дали силком да Столыпиным гнать. Но сейчас в Корее Россию и русских не очень жалуют. Вот пусть и поглядят, каково им будет под японцем, когда из них оголодавшие самураи все соки выжмут. Вот тогда они к нам сами запросятся. На самом деле мы стоим перед дилеммой. Бремя победителя зачастую не менее тягостно, нежели ноша побеждённого. Что нам – проявить благородство, спустив им наглую агрессию, не наказав и якобы показав величие? Вот только чёртовы самураи воспримут это лишь как проявление слабости. Сохранив промышленность и инфраструктуру военных баз, Япония будет представлять для нас постоянную угрозу восстановления военной мощи и национального реванша. Это будет гнойный нарыв. Даже если мы заключим соглашение, азиатское коварство и этика вполне допускают военную хитрость внезапного удара. Так что любой «сердечный» договор, не подкреплённый нашим, как минимум fleet in being, наши узкоглазые оппоненты вполне могут опротестовать. – А если всё-таки продолжить войну! – зашёл с другой стороны Гладков. – Согласен – тяжело, затратно, проблемно, но несмотря ни на что, довести дело до конца, опустив их ниже плинтуса. – Э-э-э, – в этот раз запротестовал Авелан, – будьте любезны изъясняться на языке под стать эпохе, уважаемый Александр Алфеевич.