Выключаю музыку и плетусь на кухню. Аппетита нет, но что-то съесть необходимо – в приюте мне понадобятся силы. Достаю из холодильника питьевой йогурт, но открыть его не успеваю – в дверь продолжительно звонят. Уверенная в том, что это мама вернулась, я несусь в прихожую и открываю, не глянув в глазок. Огромный букет, над ним родной взгляд… Я замираю на пороге. – Привет! Звоню-звоню… Войти-то можно? – Здравствуй, Илья. Я не слышала. Проходи, конечно. Сделав шаг назад, впускаю гостя. – Я тебе писал и звонил несколько раз. Почему не отвечаешь? С телефоном что-то случилось? – Случилось, – киваю заторможенно. Много всего случилось, но не с телефоном. Я намеренно не отвечала, не хотела с ним говорить. – Держи, это тебе… С днем рождения! Красовский протягивает увесистый букет из белых лилий и бордовых роз. Мое лицо каменеет. С недавних пор темные розы вызывают у меня острую неприязнь, но откуда ему знать, последний раз мы разговаривали накануне того вечера. – Спасибо, – осторожно принимаю цветы. – День рождения был пять дней назад, я успела о нем позабыть. – Только вчера вечером придетел, задержался на несколько дней в Москве. Ульяна познакомила с полезными людьми, у нее хорошие подвязки в Ассоциации, – будто оправдывается Илья, разуваясь. Новая тенниска сиреневого цвета ему очень идет. В повседневной жизни он любит светлые тона в одежде, на паркете обычно в черном. – И как там, в Москве? – Как обычно. Народу много, суета, – отмахивается. – Подарок в ЦУМе тебе купил. Надеюсь, понравится. Красовский достает из кармана коробочку бирюзового цвета и открывает ее. Там подвеска в виде сердечка. Банально, но мило. – Красиво, – выдавливаю улыбку. – Тиффани, – комментирует с гордостью. Он наклоняется, чтобы поцеловать, но я прячусь за букет и ухожу на кухню. – А что ты, как ежик? Не рада мне? – следует за мной. Я ему не рада, но сказать об этом прямо – грубо и жестоко. – Все нормально, тебе показалось, – бросаю через плечо и опускаю букет в раковину. Цветочные вазы уже уехали в новый дом, а искать подходящую емкость мне некогда. До приюта добираться минут сорок, мне уже пора выходить. Илья подходит и обнимает сзади: – Я не слепой. Слишком хорошо тебя знаю, – дважды целует в плечо. – Ну что такое, Вета? Ты какая-то не такая… – Что у тебя с Ульяной? ­– резко разворачиваюсь. Он явно пугается: – А что у меня с ней? Мы танцуем, пока не очень успешно. Ты это знаешь. Я пристально смотрю ему в глаза. В висках стучит, в груди неприятно давит. Мои мысли и сердце заняты другим, почему же так неприятно? – Я видела, как вы целовались. Случайно, в сториз у Дарины, – поясняю внезапно охрипшим голосом. – Елизавета… – выдохнув мое полное имя, Илья качает головой. Так он называет меня, если я что-то не так говорю или неправильно делаю. – Мы чмокнулись чисто по-дружески. Что такого? – Ничего. Это не было похоже на дружеский поцелуй. Я тебя тоже неплохо знаю, – бурчу. Красовский садится на стул и закидывает ногу на ногу. Высокий, стройный блондин с аккуратной стрижкой и идеально выбритым тонким лицом. Я смотрю на него и не могу понять, что мне в нем нравилось. Он же совершенно не в моем вкусе! – У вас тут что-то изменилось, – замечает он, оглядывая опустевшую кухню. – Мы переезжаем в загородный дом, – встаю напротив и скрещиваю руки на груди. – Мама ждет ребенка. – Вот это новости! Неожиданно. Что я еще пропустил? – зеркалит мою позу. Много чего ты пропустил, Илюша. Ох, как много. Даже не знаю, стоит ли все рассказывать. Навряд ли ты захочешь это знать. – Мне нужно выходить, – смотрю на часы над его головой. – Сегодня день волонтерства в приюте. – А ты забей и не ходи, это же неважно. – Ты ошибаешься. Для меня это очень важно. – Да ладно тебе, Веткин! Мы неделю не виделись, – подмигивает с улыбочкой. Давай хоть отпразднуем твой бёздник. Можем сходить в ресторан или заказать домой пиццу и купить вина. По-взрослому... Он облокачивается на спинку и улыбается. На левой щеке появляется ямочка, вокруг глаз – тонкие лучики морщинок. Миловидное лицо становится по-мальчишески озорным. Я его любила и всегда буду любить. Как партнера по танцам, как друга, как родного человека… Но не так, как женщина любит мужчину. Теперь я знаю разницу. – Она тебе нравится? – спрашиваю, вглядываясь в теплые карие глаза. – Кто? Ульяна? – продолжает улыбаться. – Она классная. Веселая и заводная. Оторва! И танцует неплохо, но ты лучше. У нее хорошая техника, но… – Илья! – перебиваю нервно. – Ты же понял, о чем я пытаюсь спросить. – Ревнуешь? – сощуривает он свои улыбчивые глазки. – Напрасно. К Ульке хахаль на «Панамере» ездит, куда там мне! Она в бутиках одевается, после Англии на Мальдивы собирается… Он еще что-то говорит, но я не слушаю. Смотрю сквозь него и думаю о своем. Совершенно точно не ревную. Мне хочется, чтобы у него был роман с Улей. Я сама всерьез увлеклась другим и мне стыдно. Пытаясь уличить Красовского в измене, я ищу возможность оправдать себя, и это некрасиво. – Илья, прости. Думаю, нам лучше расстаться, – произношу тихо, но уверено. Его лицо вытягивается: – Как это? Почему? – Наши отношения себя исчерпали. Я больше не хочу… – Ты это серьезно? – Абсолютно. И я не передумаю, – припечатываю. Илья опускает глаза и молчит. Переваривает. Вид у него растеренный и жалкий. Я чувствую себя стервой, мне его жаль и как-то горько. Непросто окончательно рушить то, что давало основу, пусть только видимую. Я обхватываю себя за плечи, закрываюсь. Красовский вскидывает на меня красноречивый взгляд. Он настолько обреченный, что у меня все внутренности до боли сжимаются. Это я его бросаю, так получается. Мы долго смотрим друг другу в глаза. Между нами нет трепета, притяжения, страсти... Их никогда не было, но мы дороги друг другу, мы – не чужие, и соединяющие нас нити сложно враз разорвать. Я отвожу взгляд первой, не выдерживаю напряжения. Отворачиваюсь, дрожащими руками хватаю чайник и набираю к него воду. Мне пора выходить. Поесть теперь точно не получится, возьму с собой термос со сладким чаем. Глава 19 Макс – Я не вор, вы не подумайте, – улыбаюсь и достаю из кошелька две новенькие купюры. – Вижу, не дурак! – с достоинством заявляет охранник, сминая деньги в кулаке. Спорное утверждение, но дискутировать я не настроен. Этот мужлан не хотел пускать меня на территорию заброшенного завода по австралийским правам, сказал, что не умеет читать по-английски. Правда это или способ вымогательства – без понятия, но мои деньги уже лежат в его кармане. Прокашлявшись в кулак, охранник открывает турникет. Проходя мимо, я задерживаю дыхание. Ненавижу запах перегара и в принципе любую вонь, а от него такой ядреный выхлоп, что съеденный час назад бургер просится обратно. У вольеров с животными ароматы тоже не из приятных. В них вроде бы чисто, но жара стоит такая, что как не драй – вонизма остается. Я непроизвольно кривлюсь и стараюсь не дышать глубоко, но как только замечаю знакомую фигурку – запахи перестают иметь значение. – Бармалей, сиди спокойно! Весь в репьях, весь в колтунах… Где ж ты так извалялся, негодник? Специально к моему приходу старался? – приговаривает Лиза, склонившись над лохматым собакеном. На ней короткие джинсовые шорты и обтягивающий спортивный топ, светлые волосы собраны в высокий хвостик на макушке. Несколько прядей выпали и обвивают тонкую шейку. Я притормаживаю в нескольких метрах, с жадностью рассматриваю. Ровная спина, тонкая талия, стройные ножки… Капец какие красивые, несмотря на шрам. Костян сказал, что Лиза Бережная ладненькая, а мне она видится совершенной. Я не встречал девушек прекраснее.