– А русская? – Конечно, мсье. Есть и русская. Я достал из холодильника «Столичную», поставил перед ним. – Стакан. – Стакан? – удивленно протянул я. – Жаль, что у вас нет русского стакана, – огорченно покачал он головой. – Подождите, мсье. К этой водке в подарочной упаковке прилагались не очень красивые стаканы. Я убрал их в дальний угол. – Нагнувшись, я достал граненый стакан и стопку такой же формы. – То что надо! – удовлетворенно кивнул Тамм. – Сигареты какие самые крепкие есть? Я достал пачку, открыл, щелкнул по донышку, вышла наполовину одна сигарета. Спички с фирменной этикеткой и адресом моего заведения лежали в вазочках. – Мсье курит? – вежливо поинтересовался я. Было видно, что Тамм переживает массу эмоций. – Мсье сегодня курит, – кивнул он. – Сейчас вернусь. Водку не убирайте и никому не давайте. Она – моя! – Как скажете! Роберт вышел на улицу покурить, бутылку я убрал вниз. Было видно, что он очень взволнован. Вернувшись в зал, Тамм требовательно бросил: – Стакан водки! – Мсье будет пить в чистом виде или развести соком? – вкрадчиво уточнил я. – Стакан чистой водки! Никакого сока! – Он подумал немного и добавил: – Эту стопку тоже налейте. Мне совсем не нужно было, чтобы он быстро опьянел и привлек к себе внимание окружающих, поэтому я в ответ покачал головой: – Мсье, позвольте заметить, что водка – очень серьезный напиток и требует к себе внимательного отношения. Не желаете заказать мясное горячее блюдо? У меня тут были туристы из России. Они сумели выпить почти все мои запасы водки и ели много мяса горячего. Я думал, что придется вызывать «Скорую помощь», потому что любой другой бы уже умер от алкогольного отравления. Но они вели себя очень прилично. И сами ушли, даже не шатались. – Хорошо, – кивнул он. – Есть что-нибудь готовое? Чтобы не ждать. Дежурное блюдо имеется? – Конечно, мсье. Гуляш по-фламандски, мясо, картофель, овощи. – Только быстро! Я сделал заказ на кухню. Подали очень быстро. Все это время Тамм сидел, задрав голову, и смотрел на фотографию. – Наливай! – кивнул он. – Есть ржаной хлеб? – Нет, мсье, нет. Только белый. Я налил водку в стакан, потом наполнил стопку и пододвинул ему хлеб на тарелочке. Тамм положил кусок хлеба на рюмку. Встал, перекрестился на католический манер, слева направо, посмотрел снова на фото, показалось, что слезы блеснули в уголках глаз, выдохнул и одним залпом выпил стакан водки. Никто на него не обращал внимания, даже те, кто сидел неподалеку. Он сел на табурет, охватив голову руками. Я поставил перед ним тарелку с горячим, и он начал жадно есть. – Хлеба! – резко попросил Тамм. Я потянулся снять хлеб со стопки с водкой, но он перехватил мою руку: – Не трогай! Другой кусок! Подав ему хлеб, я отошел обслуживать других клиентов. Конечно, мне хотелось быть рядом с ним. Но, увы и ах. Вернувшись обратно, я спросил, не нужно ли чего еще. – Налей мне еще порцию водки, – кивнул Тамм. Когда я передал ему наполненный стакан, он поднял его чуть выше головы, как бы чокаясь с изображением, затем выпил, закусил и посмотрел на меня: – Вы знаете, кто на фото, где оно сделано и когда? – Нет, мсье. Но, судя по вашей реакции, эта фотография вам дорога. Он сделал глубокий вдох, загоняя рыдания внутрь, и произнес: – Этот снимок сделан двадцать второго июня две тысячи седьмого года. В Афганистане, в долине Сангин провинции Гильменд. А на следующий день, двадцать третьего июня, двое с этой фотографии в результате ракетной атаки погибли: сержант Калле Торн и младший сержант Яако Карукс. Еще четверо получили ранения – двое из них тяжелые, они так и остались калеками. Вот что значит для меня эта фотография. Я вышел в зал, собрать посуду, принять заказ, протереть столики, поставил в окно кухни грязную посуду, подошел к Тамму и, налив еще порцию водки, протянул ему со словами: – За счет заведения. Я увидел, что там, на фотографии, – вы, только моложе и небритый. – Да, – кивнул он. – Вы правы, это я. Моложе, полный идеалов. Идиот! Наивный, полный иллюзий, идеалов. Считал, что спасаю мир, планету от террористов. А сейчас эти террористы пришли в Европу под видом беженцев, и европейцы аплодируют им. Парадокс жизни. Вот и спрашивается, за что воевал я сам и за что погибли они? – Мсье, это политика, – поддержал разговор я. – Да. Политика. Давным-давно я воевал в Чечне. Там тоже были исламские террористы, арабы. Но в Европе твердили, что в Чечне – рост национального самосознания, и нужно помогать партизанам против русских войск. И помогали всем миром. Помогали террористам. Там их сумели победить, но они пришли в Европу. В Чечне у меня не было потерь. Чего не скажешь про Афганистан. – Мсье желает еще заказать горячего? – поинтересовался я. – Давай рыбу. Мяса уже достаточно. – Кофе? – Давай кофе. Сделаю перерыв. – Было видно, что подполковника «развезло». Кофе так кофе. Медленно потягивая огненный, крепкий напиток без сахара, он кивнул на бутылку водки: – Вот вы, например, пьете коньяк, который не сделали во Франции? Или шампанское? – Это невозможно, мсье, – усмехнулся я в ответ. – Это не коньяк и не шампанское. Это нечто в бутылке, которое так называется. Но их нельзя отнести к этим благородным напиткам. – Согласен. То же самое с водкой. Она может быть только русской. Все остальное, как правильно заметили, некая субстанция с надписью «Водка», а не та водка, которая есть в классическом исполнении. Даже водка, выпущенная во Франции, Америке по старинным русским рецептам, уже не то. В ней нет поэзии, души. – Чего? – переспросил я. – Ничего, – устало махнул он. – Проехали! Забудьте! Вам не понять. – Он помолчал и снова заговорил: – Вот, фотография сделана 22 июня. Эта дата что-нибудь говорит вам? Я закатил глаза к потолку, тщательно делая вид, что вспоминаю, и ответил: – Вряд ли она что-нибудь говорит мне. – Это дата начала войны Гитлера с Россией. Она тогда называлась Советским Союзом. – А мсье знает, когда Гитлер напал на Францию – мою Родину? – резко отреагировал я. – Нет, мсье не знает, – отрицательно покачал головой Тамм. – Десятого мая одна тысяча девятисот сорокового года. Нас в школе учили. Сейчас в школах не учат. Вообще забыли ту войну. Ну, было когда-то. Было и прошло. Кто сейчас вспомнит про столетнюю войну? – Тогда была первая попытка организовать первый ЕС. Германия во главе с Гитлером. Неплохо получилось же! Минимум сопротивления. Заводы потом работали на экономику Германии. На войну против Советского Союза. Сейчас ЕС, НАТО. Все работают против России. Модернизация. И все довольны. Население занято на производстве. Не лезет в политику. Нет сопротивления. Антиглобалисты объявляются нигилистами, отщепенцами, сумасшедшими. Примерно так же, как и русские, которые не идут в кильватере. – Вы же не русский, отчего же так печетесь о них? Если я не ошибаюсь, судя по вашей форме и нашивкам на ней, вы из Эстонии. Так? – Правильно. Я не этнический русский. Я – эстонец. И горжусь этим. Но родился я в СССР. И считаю своей Родиной не просто маленькую республику, а огромный, великий Советский Союз! Да, тогда не было красивых оберток, как за границей. Вы же не из Бельгии? У вас акцент иной. – Я из Франции. Француз. И живу здесь не так давно. – Отчего же здесь, а не у себя на родине? – Решил попытать счастья. – Понимаю. У соседа и трава зеленее, и вода мокрее… – Да. Мне так казалось, – кивнул я, едва сдерживая улыбку. – И как? Получилось?