– Это она так говорит. А на самом деле в тебе избыток идеализма. Ей кажется, что чужих людей ты ценишь так же высоко, как своих близких. – И вовсе я не… – Знаю. Но ты не облегчаешь ей задачу, не даешь увидеть это. Никому не даешь. И в своей гордыне не признаешь, что ради тебя она рвется на части. – А я думал, ты любишь меня, – хмуро бурчит он. – Люблю, потому и объясняю все это. Сосредоточься на том, что сейчас зависит от тебя. Делай свою работу и доверься Богу – он позаботится об остальном. Ты нужен нам, – она делает паузу. – Ты нужен Маргарет. – Скорее, это она нужна мне. Тяжесть ее последующего молчания ему не нравится. Не внушает доверия. – Она славная девушка, – говорит она. – Ты серьезно? – Он разражается лающим смехом. – Мама, ты же знаешь, что она не сумистка. – Ну, лишь бы была не против церковного брака. А детей она любит? – Твою ж… – бормочет он. – Не выражайся, Уэстон. – Прости, прости, – он проводит пятерней по волосам. – Но должен сказать, вряд ли она… в общем, думаю, я не в ее вкусе. – Чепуха. И вообще, я всего лишь дразню тебя. Просто будь к ней добрым, хорошо? Бедняжке не помешает друг. Неужели ее мать даже не пишет? Уэс прижимается головой к стеклу телефонной будки. – Нет. Ничего. Будто исчезла. – Что же это за мать, если так поступила со своим ребенком? Пусть даже и настолько взрослым, чтобы позаботиться о себе! Никого не следует вот так оставлять в одиночестве. О том же самом он думал бесчисленное множество раз. Он до сих пор гадает, чего же натерпелась Маргарет, если при виде материнского кабинета ей до сих пор становится дурно. Однако он не знает, хватит ли ему сил – и денег, – чтобы поощрить возмущение своей матери. – Да уж. Вот почему ей необходимо, чтобы весь клан Уинтерсов оказал ей поддержку. Вы приедете посмотреть охоту? – Не знаю, выдержу ли я это зрелище, но я буду там. – Отлично, – Уэс медлит. – Знаешь, я по тебе соскучился. – О, a thaisce. Мы ведь скоро увидимся. Просто старайся изо всех сил. А сестра простит тебя, что бы ни случилось. Мы переживем. – Очень на это надеюсь. Я… я не хочу больше ранить вас. Хочу, чтобы вы были счастливы. Понимаю, последние несколько лет выдались трудными, и знаю, что в том числе и по моей вине. Я был плохим сыном, но… В трубке слышится ее резкий вдох. – Уэстон, не смей! Я каждый день горжусь тобой. И если и расстраиваюсь, то лишь потому, что волнуюсь за тебя. Прошли уже годы с тех пор, как я видела тебя улыбающимся как прежде, до смерти отца. Не знаю, удавалось ли мне хоть раз уговорить тебя высказать мне все, что у тебя наболело с тех пор, и я… В том-то и дело: не удавалось ни разу. Он не хотел ее тревожить, но никогда не задумывался о том, что он, замыкаясь в себе, делает хуже ей. – Мам, прошу, не плачь, – хрипло говорит он в трубку. – Слышать этого не могу. – Порой ты так напоминаешь мне его. Я знаю, он тоже гордился бы тобой. Он тоже? На глаза Уэса наворачиваются слезы. Два года прошло, а его по-прежнему изумляет все, от чего вновь открывается рана его горя. Он прокашливается, чтобы не всхлипнуть. А когда наконец слегка успокаивается, сдавленно выговаривает: – Спасибо. Это много значит. – Я люблю тебя. Значит, увидимся в конце недели? – И я тебя люблю. До встречи. В трубке становится тихо. Уэс не знает, когда сможет говорить с матерью, не испытывая чувства, будто у него рвется сердце. Не знает, когда наконец начнет считать, что поступает правильно, или станет человеком, заслуживающим гордости родителей. А пока мама права – так же права, как Маргарет. Пока они не победят, он ни черта не сможет сделать даже для тех, кого любит, а тем более для целой страны. Так что он сосредоточится на том, что ему подвластно. Расшифрует записи Ивлин. Посрамит Джейме Харрингтона. Вложит в руки Маргарет безжизненное тело того самого хала. А потом у них с Маргарет будет все, что они захотят. Уэсу остается лишь гадать, принесет ли это им истинное счастье. Как только вернется Ивлин, придется так много решить. Если уж начистоту, он не уверен, что выдержит обучение у такого черствого и холодного человека, как Ивлин, – и удержит ли язык за зубами, увидев женщину, испортившую жизнь Маргарет. 22 Море серое и беспокойное под темнеющим небом. Время от времени волна с белым гребнем вздымается с ревом и обрушивается на скалы, кусает их, давая понять, что она отнюдь не укрощенное существо. Маргарет оставляет свои ботинки на песке и бредет по краю воды, где берег очерчен морской пеной. Пена тускло поблескивает в угасающем свете, как зубастая полуулыбка. В нескольких ярдах от полосы прибоя одна из мишеней, оставшихся от вчерашнего состязания, покачивается на цепях, словно висельник. Маргарет находит отбитый неровный кусочек мишени, запутавшийся в скользких веревках водорослей, выброшенных на берег. Мрачное напоминание, что после вчерашнего ни она, ни Уэс не могут рассчитывать на безопасность. – Мэгги? Она оборачивается на знакомый голос миссис Рефорд, но ее облегчение тут же угасает, едва она видит, что рядом с той стоит Джейме. С рассеченной губой и темными пятнами на скуле его лицо выглядит более жестоким, чем обычно. Уэс был бы рад увидеть дело своих рук. Джейме упорно молчит и отводит взгляд, словно стесняется, что его застукали за такой банальщиной, как прогулка по пляжу. Миссис Рефорд резко поворачивается к нему, и под ее взглядом он бормочет еле различимое приветствие. Миссис Рефорд вздыхает. Ее лицо раскраснелось от холода; от брызг морской пены, осыпавших бисером ее разметавшиеся волосы и одежду, кажется, будто она окружена серебристым нимбом. – Что ты делаешь здесь, на берегу? Надвигается шторм. Резко мотнув головой, она указывает подбородком на горы, с которых на мягких, как у рыси, лапах вниз ползут сгущающиеся тучи и разворачиваются темным покрывалом над кипарисовыми рощами. Сырая мгла заполняет бухту, клубится вокруг ее щиколоток. Вскоре уже нельзя будет с уверенностью сказать, где море, а где небо. – Да вот, думала поплавать, – отвечает Маргарет. – Ты спятила? Замерзнешь насмерть или, чего доброго, утонешь. Маргарет уже собирается возразить, что холодная вода – это не так уж плохо, но поворачивается к морю лицом, и рот ей забивает солью. Море тревожно бурлит, и хотя смотреть на него страшно, больше всего оно нравится Маргарет в гневе. Что-то в ней доставляет удовольствие, в силе всей этой ярости. Она подбирает юбки, подтыкает их выше коленей. – Вы оба что здесь делаете? – Мы? Ищем Зака Мэттиса. Его мать известила меня, что этот болван вчера ночью так и не явился домой, и я объяснила ей, что могу поручиться чем угодно, что он все еще спит в той пресловутой пещере разврата, в которой все вы прячетесь, считая, что это страсть как умно. Как будто мне самой не было семнадцати лет и я не таскала туда же выпивку, уведенную у родителей, – она тычет пальцем в Джейме. – Но у меня хотя бы хватало друзей, а у них – здравого смысла, чтобы провожать меня ночью домой. А ты, похоже, был занят драками. – Я же говорил вам, что споткнулся, – отвечает пристыженный Джейме. Маргарет быстро наклоняет голову, пряча улыбку. – Ну-ну. – Миссис Рефорд испытующе вглядывается в Маргарет, словно ждет от нее признания. – Споткнулся, значит. А ты что скажешь, Мэгги? – Я об этом ничего не знаю. – Не знаешь. Так я и думала. – Миссис Рефорд вздыхает, Джейме стреляет в нее сердитым взглядом. – Ну, если ты не против помочь нам в поисках, будем признательны. Погода вот-вот испортится. Ветер налетает на них, треплет юбки Маргарет. Шум прибоя нарастает у нее в ушах, становится все громче и громче, и наконец она слышит только шипение, а в нем – свое имя. Маргарет, Маргарет, Маргарет. Она сжимает кулаки, борясь со страхом, который вновь подступает, когда она слышит этот голос – ломкий, как сухие листья, шероховатый, как обломки морских раковин. Песчинки хрустят у нее на зубах. Привкус соли и меди обволакивает язык. Жуткий стон слышится сквозь нарастающий шум бури. Миссис Рефорд щурится от ветра. – Господи помилуй, что это такое? Маргарет уже слышала такие звуки. В прошлом году олень пробирался через ограду пастбища Халананов, и его голова застряла между жердей. Пытаясь вырваться, он так бился, что сломал шею. Там она его и нашла – с тяжело вздымающимися боками, глазами, закатившимися так, что видны были одни белки, с беспомощно растопыренными дергающимися ногами. Стон повторялся вновь и вновь. Жуткий, умоляющий стон. Звук умирания. Маргарет даровала ему милосердную смерть, но он все равно успел настрадаться в одиночестве. Стон повторяется. – Вроде голос Мэттиса, – говорит Джейме. Они бросаются бежать. Ветер налетает на них, треплет, бросает волосы Маргарет в лицо, жжет глаза солью. Сплошь черный и блестящий как зеркало песок жадно засасывает ее босые ступни, икры жжет к тому времени, как они добегают до пещерки сбоку в стене утеса. На ее каменных стенах высечена тайная, негласная история уикдонской молодежи: инициалы, заключенные в сердца, фаллические символы, странные признания, обрывки стихов. Звякают зарытые в песок пустые бутылки из-под пива. С началом прилива вся пещерка будет затоплена. Маргарет тщательно соразмеряет каждый шаг на неровном полу. Тот слабый свет, который проникает сюда, преломляется в стоячих приливных лужах. В этом пятнистом тусклом свете Маргарет мало что видит, но все же различает темную фигуру, скорчившуюся в нескольких шагах от нее. Мэттис.