– О боже… – шепчет миссис Рефорд. – Дети, не смотрите. Но Джейме без колебаний бросается вперед, прошлепав по лужам, и падает на колени рядом с Мэттисом. – Зак! Маргарет осторожно приближается к ним и присаживается, чтобы оценить ущерб. Кожа Мэттиса бела как мел, губы того же землисто-голубоватого оттенка, как рыбья чешуя, укус на плече поражает яркой краснотой. Выглядит он так, словно его разорвали и снова слепили в единое целое. Обожженная плоть пузырится над рваными волокнами обнаженной мышцы, края раны запеклись и покрыты черной массой caput mortuum. Сквозь страшную рану Маргарет видит всю капсулу плечевого сустава. От Мэттиса разит алхимией, морем и смертью. Должно быть, хала застал Мэттиса здесь одного: первая человеческая жертва сезона. Он набрал почти всю полноту силы, если настолько осмелел, что напал на человека так близко к городу. И тут из груди Мэттиса со свистом вырывается слабый вздох. – Он жив! – кричит Джейме. – Зовите на помощь! – Не двигаться, – говорит миссис Рефорд. – Никому не двигаться. Маргарет и не пытается. Глядя, как еле заметно приподнимается грудь Мэттиса, она слушает плеск шагов миссис Рефорд по мелким лужам. Ее крики, которые подхватывает и уносит ветер. Бормотание Джейме, который вскакивает и вышагивает из стороны в сторону, как зверь в клетке. А море тем временем подступает ближе еще на несколько дюймов. А волны все так же шипят, повторяя ее имя. Маргарет, Маргарет, Маргарет. – Замолчи, – шепчет она. – Замолчи. Вода вливается в устье пещеры, пропитывает ткань ее юбки. Она такая холодная, что захватывает дух. Смрад соли, меди и серы портит воздух, дым клубится, туманит зрение Маргарет. Воспоминания о давней страшной ночи обретают форму в реальном мире. Она и здесь, и нет. Стоит на коленях в поднимающихся приливных водах и стоит на коленях на полу в материнской лаборатории. Держит на коленях голову Ивлин, а ее золотистые волосы пачкают половицы кровью. Мать хватает ее за запястье. Ее пальцы – как тиски из льда. Мэгги, хрипит она. – Мэгги. – Она разом возвращается в собственное тело и хватает ртом воздух. Кожа стала скользкой от пота и моря. Мэттис слабо цепляется за нее, его веки трепещут, приподнимаясь. – Я не хочу умирать. Услышав его голос, Джейме перестает метаться. – Зак, ты… держись, ладно? Помощь уже близко. С тобой все будет хорошо, обещаю. У Мэттиса дрожит губа. Бледное, растерянное лицо Маргарет отражается в его стекленеющих от ужаса глазах. Если он и слышит Джейме, то не отзывается. – У него шок, – говорит Маргарет. Джейме издает сдавленный, мучительный возглас – не думала она, что он на такое способен. И закрывает лицо ладонями. – Ведь это была просто шутка. Дурацкая гребаная шутка. Я не думал… ни за что бы не… Это все я виноват. Господи, это я во всем виноват. – Мэгги… – шепчет Мэттис. – Прости меня. Джейме замирает. Его взгляд мечется между ними. – Прости меня, – Мэттис задыхается на каждом слове и начинает плакать. – Неужели ты меня не простишь? Будь она сильнее, не будь она все еще наполовину отделена от собственного тела, она спросила бы его за что. За что он извиняется? За что она должна простить его? Мэттис никогда не проявлял к ней доброты, но его жестокость была терпимой по сравнению с выходками Джейме. Механической и бездумной, словно трюк, который собака выполняет, чтобы угодить хозяину. Легко вынести, легко проглотить. Просто выживи, твердила она себе годами. Просто вытерпи. Но ей надоело терпеть, точно так же как Уэсу. Она не в силах выдавить из себя хоть какое-то утешение, какое-то прощение. В этом состоянии призрачной отрешенности все, о чем она способна думать, – как ткнуть большим пальцем в его рану, погрузить в нее палец до сустава, достать до желтоватого бугорка кости под измочаленной мышцей. Ей хочется причинить ему хотя бы толику боли, какую он причинил ей. Хочется, чтобы Джейме увидел, до чего он ее довел. – Мэгги… – скулит он. – Пожалуйста… Джейме накидывается на нее: – Скажи что-нибудь! Но что хорошего ей принесет обращенное против него лезвие ее гнева? Вода капает с потолка пещеры, плюхается тяжело, как камни, в поднимающиеся приливные воды. Волосы Мэттиса и юбки Маргарет колышутся вокруг них, растекаются в воде, как кровь. – Все с тобой будет хорошо, – говорит она и кладет свободную руку поверх его руки. – Ты в порядке. В такой позе их и застают прибывшие медики «Скорой» – его холодеющая рука в ее ладонях. * * * Дождь стучит по крыше дома миссис Рефорд – скрипучих комнатушек над «Слепым лисом». Маргарет сидит за шатким столом, занимающим половину жаркой от духовки кухни, и, обхватив голову обеими ладонями, прислушивается к слабым раскатам смеха, долетающим наверх сквозь половицы. Ей никак не удается унять дрожь, несмотря на все старания миссис Рефорд согреть ее. Едва притащив ее сюда чуть ли не волоком, миссис Рефорд уговорила ее переодеться и усадила перед огнем. Маргарет молчала, пока она вытирала ей волосы и переплетала косу, но от этих простых и нежных забот у нее перехватывало горло. Закончив и перевязав косу тонким кожаным шнурком, миссис Рефорд извинилась и ушла узнать у врача насчет Мэттиса. Тяжелое, подбитое мехом одеяло свисает с плеч Маргарет, нетронутая миска густой похлебки стынет перед ней. Солоноватый вкус моллюсков, их резинистая текстура и то, как они скользят между зубами, слишком напоминают ей о вывороченном мясе на плече Мэттиса. Каждый раз, закрывая глаза, она видит один и тот же образ, словно выжженный перед ними. Мэттис и ее мать, одно и то же, бледные и истекающие кровью в отороченную кружевной пеной воду. Маргарет трет лицо и старается забыть. Все комнаты пропахли еще недоваренным пивом и пекущимся хлебом, это дрожжевой и уютный запах. Бутылки доходят на кухонном столе, и все ящики, которые не поместились внизу, в пабе, служат здесь импровизированной мебелью. Кофейные столики, полные стаута, стулья, содержащие портер. Где-то в глубине комнат из радио, потрескивающего от помех, льется залихватская трель саксофона. Даже привычной обстановки недостаточно, чтобы успокоить Маргарет. Как ни странно, ей нужен не кто-нибудь, а Уэс. Ей нужен его твердый взгляд, обращенный на нее, легкость его смеха. Наверное, он уже гадает, куда она запропастилась. Она ведь договорилась встретиться с ним там, где они оставили мерина. Дверь со скрипом открывается, половицы постанывают под ногами миссис Рефорд. Она несет два запотевших от холода стакана, полных темного эля. Ее плащ осыпан дождевыми каплями, влажные волосы облепили голову. От нее все еще пахнет пещерой, где они нашли Мэттиса, – серой и гниющими водорослями. От этого к горлу Маргарет подкатывает желчь. – Пить хочешь? – спрашивает миссис Рефорд. Она усаживается на стул напротив Маргарет, ставит стаканы. Маргарет обхватывает один ладонями, радуясь холоду, покалывающему пальцы. Значит, она еще чувствует хоть что-то. – Спасибо. – Он выживет. Веки Маргарет трепещут, опускаясь, из груди с шумом вырывается вздох. Ужас больше не держит ее на плаву, она вдруг чувствует, что изнемогла. – Рада слышать. Взгляд миссис Рефорд падает на нетронутую миску с похлебкой. – Ты так и не поела. – Я не голодная. Просто устала. – Так почему бы тебе не остаться здесь на ночь? Не хочу, чтобы ты возвращалась домой верхом в темноте и под дождем, да еще теперь, когда хала впервые вкусил крови. Маргарет неприятна мысль, что ее приютили, как бродячую кошку. – Ничего со мной не случится. Я часто езжу по этому пути. – Когда же ты перестанешь сражаться со мной, Мэгги? – Досада в голосе собеседницы становится для нее неожиданностью. – Своих детей у меня нет, но ты мне как родная. Останься, побереги мои нервы. Этим ты сделаешь одолжение мне. Всего-то на одну ночь. – Хорошо, – тихо говорит она. – Но Уэс… то есть мистер Уинтерс… Миссис Рефорд указывает подбородком в сторону окна. – Он мне чуть дверь не высадил, когда услышал, что ты здесь, но я сказала ему, что тебе надо побыть одной. Маргарет тянет шею. Уэс мается под навесом, насквозь промокший, с волосами, облепившими щеки. Стоит и ласково отталкивает голову Отблеска, который норовит пожевать лацканы его пиджака явно с чужого плеча. Тут он поднимает глаза и встречается с ней взглядом. Улыбка, которой он ее одаряет, ошеломляюще жизнерадостная, пронизанная чувством, от которого ее сердце опрокидывается, как пес, показывающий лохматое пузо. – Он тоже может остаться, если будет вести себя как следует. – То, что подразумевает многозначительный взгляд миссис Рефорд, Маргарет не по душе. – Он веселый. Маргарет отпивает глоточек эля. Вкус у него солодовый, насыщенный и темный, как у овсянки и шоколада. Она перекатывает его на языке, прежде чем проглотить. – Да, он такой. – Тебе он нравится? – Вполне. – Надо же, да это лучшее, что я слышала от тебя о ком-либо. Маргарет надеется, что румянец, ползущий от ключиц вверх, не достигнет ее лица. Все верно. В ее жизни мало людей, в отношениях с которыми она зашла настолько далеко, чтобы задуматься, нравятся они ей или нет. – И ему ты, похоже, небезразлична.