А вот об этом она старается не думать. И чтобы отвлечься, рассеянно рисует узоры на своем запотевшем стакане. – Мэгги… – серьезный голос миссис Рефорд останавливает ее. – Зачем ты это делаешь? Чтобы ее мать больше не уезжала из дома. Ради любви. Таким всегда был ответ, она давала его без колебаний. Но за недели с тех пор, как Уэс проник в ее жизнь, она начала сомневаться в собственной уверенности. У любви, оказывается, нет четких границ, в существование которых она всегда верила. Это не море, которому свойственно утекать сквозь пальцы, если не сжимать их изо всех сил. И не деньги, которые можно заработать, отказаться от них или на что-нибудь обменять. Любовь может быть неизменной. Может быть определенной и надежной или же неистовой, как открытое пламя. Это и ломоть намазанного маслом хлеба за ужином. И ворчание, порожденное беспокойством. И ссадины на распухших костяшках. Теперь уже мало сделать это для одной Ивлин. Может, еще и для Уэса. Но неравнодушие к нему может ее погубить. Если она победит, он останется здесь и станет алхимиком. Если она проиграет, он уедет. Каким бы ни был исход, она пропала. Как бы она ни поступила, своими руками она выкует клинок, на который и напорется. Либо он исполнит свои мечты и женится на прекрасной светской женщине, ибо вернется в Дануэй без нее. Уехать с ним она не сможет. Она не вынесет город, это серое скопище с его нескончаемыми толпами и ужасным шумом. Там ей придется жить как жене-шелки, запертой в его доме вдали от моря. Мира, в котором могут быть счастливы они оба, не существует. – На что тут рассчитывать? – допытывается миссис Рефорд. – Ни на что. Я делаю это потому, что должна. – Ничего ты не должна, если не хочешь. – Моя мать… Миссис Рефорд со стуком ставит свой стакан на стол. Густая пена выплескивается через край. – Сегодня ты видела, как человек чуть не умер. Забудь про свою мать. Маргарет вздрагивает. – Прости. Сболтнула лишнего, – миссис Рефорд трет виски. – Выслушай меня, хорошо? Я все-таки прожила на свете дольше тебя и, пожалуй, кое-что успела узнать. В некотором смысле я мудрее тебя. Заметь, лишь в некотором, но есть то, что я могу утверждать наверняка. Если в мире и существуют люди, за которыми стоит бегать, то их можно пересчитать по пальцам. И еще меньше достойных того, чтобы ради них отравлять себе жизнь. Ты меня понимаешь? Маргарет кивает. По-видимому, этого ее собеседнице мало. – Что будешь делать, когда вернется твоя мать? – Буду счастлива, а мистер Уинтерс наконец попадет в ученики. – Но делать-то будешь что? «А когда мы победим? – спросил прошлой ночью Уэс. – Что потом?» Тогда она не знала, как ответить ему, и сейчас не знает, как ответить миссис Рефорд. Что ждет ее там, за смутной стеной материнского возвращения? Кто она – без боли, вызванной отсутствием матери, и страха вновь потерять ее? – Ты все еще убеждена в моей глупости, да? – спрашивает миссис Рефорд. – Мне прекрасно известно, что она понятия не имеет, как для тебя прошел последний месяц. Думаешь, как она поступит, застав этого мальчишку в своем доме? Маргарет если и задавалась этим вопросом, то предпочитала не вдумываться в него всерьез. Ивлин всячески оберегает свои исследования. Из всех правил, какие Ивлин вдолбила дочери после ухода ее отца, два были непреложными: никому не доверяй и ни на кого не надейся. Впустив Уэса в свою жизнь, она запросто нарушила оба. – Наверное, она рассердится. Но если мы добудем того самого хала, Уэсу будет чем задобрить ее. – Ивлин Уэлти не из тех, кого можно подкупить. По-моему, в глубине души ты и сама это понимаешь. – И чего же вы от меня хотите? Чтобы я отказалась от участия? – Мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты отказалась, но я не обольщаюсь. О чем я прошу тебя, так это как следует подумать, что будет лучше для тебя. Не для твоей матери. Не для Уэстона. Для Маргарет. «А если я понятия не имею? – хочется спросить ей. – Откуда мне знать?» – Я знаю, ты любишь свою мать, и знаю, что она по-своему любит тебя. Но есть и множество других людей, которые тоже тебя любят. – Миссис Рефорд тянется через стол и накрывает ладонью сжатый кулак Маргарет. – Надеюсь, ты об этом знаешь. – Знаю, – лжет она. С глазами, полными невыразимой печали, миссис Рефорд убирает руку. Маргарет видит, как за окном Отблеск успешно избавил Уэса от пиджака. Вцепился в него зубами и торжествующе мотает головой. Уэс кричит что-то, но отсюда не разобрать, умоляюще тянется за мокрым, обмякшим пиджаком. – Этот парень… нечто, правда? – Да, – негромко отзывается Маргарет. – Так и есть. – Схожу впущу его. * * * Спасенному от мерина и впущенному в дом Уэсу миссис Рефорд предлагает полотенце и спальное место на диване. Он жизнерадостно съедает остывшую похлебку Маргарет, заполняя молчание праздной болтовней до тех пор, пока под ее напором не поддается приобретенный с опытом скептицизм миссис Рефорд. Вот и пала еще одна жертва его обаяния – правда, на этот раз Маргарет не столько раздосадована, сколько довольна, что он понравился еще одному человеку, постоянно присутствующему в ее жизни. С воодушевлением ухватившись за такую возможность, миссис Рефорд задает ему один предельно прямой вопрос за другим, пока не удовлетворяется рассказом о его семье, его стремлениях и достоинствах Уикдона в сравнении с Дануэем. После этого они продолжают разговор, как давние друзья. Миссис Рефорд хохочет до слез, пока не приходит ее очередь заступать на службу в пабе. Взявшись за дверную ручку, она оглядывается через плечо и впивается в каждого из них долгим взглядом. – Я буду внизу, но у меня повсюду есть уши. Это я тебе говорю, Уэстон. – Не волнуйтесь. Я о ней позабочусь. Миссис Рефорд таращит глаза в безмолвном предостережении. – Да уж надеюсь на это. Дверь за ней закрывается, они остаются вдвоем. Маргарет устраивается на диване, укрываясь одеялом до подбородка. Усталость двух последних дней гнетет ее, ей все еще кажется, что она до сих пор не выбралась из глубин «эпизода», пережитого в пещере. Холод так и не покинул ее кости, стена густого тумана по-прежнему отделяет ее от остального мира. Онемевшие пальцы она прижимает к ключицам; кажется, будто у нее на груди лежит чужая рука. Ей трудно понять, как можно жить в центре Уикдона. Даже тишину здесь не назовешь тихой: снаружи постоянно шумит прибой, барабанит дождь, болтают туристы на улицах. – Маргарет… – Уэс присаживается рядом с ней на корточки. Протягивает руку, словно хочет отвести волосы с ее лба или приложить ладонь к ее щеке. Но в конце концов он хватается за собственное колено. – Как ты, ничего? – Со мной все хорошо. – Хочешь, поговорим об этом? Об этом. Не о хала. И даже не о том, что случилось с Мэттисом. А о ее матери. О нем. Но как приступить к объяснениям своих ощущений, не отпугнув его? Как решить, что лучше для нее, если все, чего она хочет, причинит ей боль? – Нет. Хочу спать. – Ладно, конечно. Сейчас погашу свет. Он проходит по комнате, щелкает выключателем. Свет гаснет, Маргарет глубже зарывается в подушки. Пружины впиваются ей в спину и стонут под ее весом, но она так устала, что ей кажется, будто она уснет сразу же, едва закроет глаза. Уэс плюхается на диван напротив ее ложа и поворачивается на бок. Даже в темноте видно, как по-кошачьи блестят его глаза. Свет уличных фонарей мягко просачивается в комнату, расчерчивает ее золотистыми полосками. Они лежат так близко, что она могла бы протянуть руку и дотронуться до него, если бы захотела. Привыкнув к освещению, она замечает на его лице озабоченность. – Этой пули недостаточно, – говорит он. – Ее же хватило в тот раз, раньше. – Раньше, но не теперь. Вряд ли она убьет хала. Вообще-то я точно знаю, что не убьет. И если у тебя нет другого способа убить его, тогда все напрасно. Ее сердце чуть не выскакивает из горла. Нет, он ошибается. Его пуля должна сработать. Должен же быть еще какой-то способ. Его просто не может не быть, иначе то, что случилось с Ивлин, повторится опять, с Уэсом. Маргарет чувствует, как вновь соскальзывает в ледяные воды страха. – Не могу об этом говорить. Не сейчас. – Понимаю. Извини, – он переворачивается на спину и вздыхает. – Просто никак не могу перестать думать, что было бы, если бы пострадала ты. – Но ведь этого не было. – Слабое утешение. – А это и не утешение. Просто так уж получилось. – Иногда я тебя не понимаю. Честно говоря, почти всегда. Маргарет улыбается, и от этого ему, кажется, становится легче. – Извини за беспокойство. – Незачем. Пожалуй, ты права. Так уж получилось. Но дело в том, что моя работа до сих пор не закончена. Я могу лишь стараться изо всех сил и к концу следующей недели намерен найти решение для тебя. Клянусь, – он протягивает руку через пространство, разделяющее их временные постели, словно ждет, что она пожмет ее. – Что это?