Часть 12 из 123 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— ...И что же ты намерен теперь предпринять? — вопросительно смотрел на Тимохина генерал.
— У вас УК РСФСР под рукой? — спросил Тимохин.
— Должен был где-то быть, — открыл ящик письменного стола генерал. — Сейчас пороюсь.
— Не надо. Я захватил. — Тимохин раскрыл томик Уголовного кодекса и прочел: — «Статья шестая: суд, прокурор, а также следователь и орган дознания, с согласия прокурора, вправе прекратить уголовное дело, если будет признано, что вследствие изменения обстановки совершенное лицом деяние потеряло характер общественно опасного или это лицо перестало быть общественно опасным».
— Не годится, — снял очки генерал. — За что его судили?
— За грабеж и поджог дачи, — ответил Тимохин.
— Деяние это не потеряло характер общественно опасного. Следствие было закончено, и суд определил меру наказания. Так?
— Так... Но лицо, совершившее это деяние, перестало быть общественно опасным.
— А побег из места заключения! Считается или нет? Как по-твоему?
— Считается. К сожалению. Но не будь побега, как бы он стал общественно неопасным?
— Литература все это! — нахмурился генерал. — Прокурора не устроит.
— Возможно... Тимохин полистал Уголовный кодекс. — Тогда пятидесятая! Прочесть или помните?
— Я оперативник, а не член коллегии адвокатов! — проворчал генерал. — Прочти!
— Статья пятидесятая Уголовного кодекса РСФСР гласит: «Лицо, совершившее преступление, может быть освобождено от наказания, если будет признано, что в силу последующего безупречного поведения и честного отношения к труду это лицо ко времени рассмотрения дела в суде не может быть сочтено общественно опасным».
— «Ко времени рассмотрения дела в суде»!.. — подхватил генерал. — Но суд-то уже был! Шесть лет тому назад! И срока давности нет!
— Суд будет, — твердо сказал Тимохин.
— За побег? — догадался генерал.
— За побег! Только судить его будут не здесь, а откуда сбежал. В Коми. А там не знают, что он уже другой человек! Для тамошнего прокурора он преступник, бежавший из места заключения и объявленный во всесоюзном розыске. И все! Никакой лирики! Так или не так?
— Так! — согласился генерал. — Тогда зачем ты эту кашу завариваешь? На что надеешься?
— Не знаю... — честно признался Тимохин.
— Ну ты даешь, подполковник! — Генерал опять снял и снова надел очки. — Навязался ты на мою голову со своим Рыскаловым! В Москву телекс отбили: дескать, нашли преступника, прекращайте розыск! Благодарность тебе просили передать. Это что же получается? Не заглянув в святцы, бухнули в колокола? Представление надо писать.
— Кому? — не сразу понял Тимохин.
— Генеральному прокурору, кому же еще? — хмурясь, сказал генерал.
— Через вашу голову, — пожал плечами Тимохин, — не имею права.
— И без согласия нашего прокурора не можешь, — так же хмуро подтвердил генерал. — И не ты обращаться будешь. Чином не вышел! Твое дело маленькое: садись и сочиняй представление в адрес Генерального прокурора СССР с просьбой опротестовать в Верховном суде решение по делу Рыскалова. И отдай перепечатать на бланке управления.
— А кто подписывать будет?
— Я и прокурор области. Кто же еще?
— Товарищ генерал! — обрадованно сказал Тимохин. — Виктор Ильич!..
— Ты чего взбрыкнулся? — усмехнулся генерал. — Не ожидал?
— Не ожидал! — кивнул Тимохин. — Но мне придется написать, что ни следствие, ни суд не разобрались в мотивах преступления. Это же теперь особенно ясно. В связи с делом Гулыги!
— Ну и пиши. Кто тебе мешает? — посмотрел на него поверх очков генерал. — Только кто у нас начальник следственного отдела? Ты, кажись?
— Я, — ответил Тимохин.
— А следствие, значит, в мотивах не разобралось? — повторил генерал.
— Не разобралось, — подтвердил Тимохин.
— Это до тебя было, я понимаю... — хитро сощурился генерал. — А ты того следователя уволил, как не соответствующего служебному положению?
— Нет. Работает.
— Вот и выходит, что папахи полковничьей тебе пока не надеть.
— Переживу.
— Скажите, какой бескорыстный товарищ! — рассердился генерал. — Переживет он! Жену вызывай!
— Мою? — растерялся Тимохин.
— Твоя и так приедет. Никуда не денется! Рыскалова! Или как она там по паспорту — Пояркова?
— Пояркова, — кивнул Тимохин.
— Вот и вызывай! Деньги у них есть?
— Должны быть! Там заработки высокие.
— Вот! Пусть с книжки снимает или из загашника берет. И побольше! Ей в Москву придется ехать, а сколько там проболтается, одному богу известно! А мы ей ни дорогу, ни гостиницу оплачивать не имеем права. Посодействовать насчет билетов и гостиницы можем, а платить ни копейки нам не разрешат. Так что пусть раскошеливается!
— А зачем ей в Москву?
— А затем, что мы с прокурором представление подпишем. Но пойдет оно, как ты понимаешь, по нашим ведомственным каналам. Может до Генерального и не дойти, Какой-нибудь референт засбоит и не доложит кому следует, чтоб «не потерять лицо», как говорят китайцы! И все! С приветом! А она напрямую Генеральному прокурору и в Верховный Совет. По Конституции! Ты только этому... управляющему... ну, на приисках этих... позвони, и пусть он все распрекрасные слова, которыми он тебе Рыскалова расписывал, на бланке напишет, подпишется и печать шлепнет. Чтобы была характеристика по всей форме. Усек?
— Так точно!
— У тебя трехкомнатная квартира?
— Трехкомнатная.
— Пояркова эта небось с сыном приедет?
— А куда его девать?
— Весело тебе будет!
— Куда уж веселей! — буркнул Тимохин.
— Терпи, атаман, полковником будешь! — засмеялся генерал. — Со временем!..
...Приехала Ирина, и целую неделю мужское население квартиры — Тимохин, Рыскалов и маленький Вовка — объедалось борщами и котлетами. Обилие мяса на рынке поразило Ирину, она скупала его в огромном количестве, целые дни проводила на кухне и требовала, чтобы «мужики» съедали все приготовленное ею. Мужики старались, как могли, и хозяйка была довольна. Тимохин поселился в маленькой комнате с окном, выходящим во двор, предоставив «семейству» две большие, смежные.
Хотел расставить мебель, сорвав с нее наконец целлофановую упаковку, но отговорила Ирина:
— Приедет жена — вместе расставите. Знаете, как ей будет приятно!
Тимохин поначалу отмахнулся, потом вдруг задумался над ее словами и, припомнив, как немного радости доставлял он жене, решил последовать совету Ирины.
Рыскалов сразу же по приезде Ирины перетащил свой диван в соседнюю комнату.
— Ты чего чудишь? — спросил его Тимохин.
— Пусть отвыкает, — буркнул Рыскалов.
Ирина уже знала обо всем. Вечерами, когда Тимохин уходил в свою комнату, он слышал глуховатый голос Рыскалова, рассказывающего Ирине все свои злоключения. Та не очень громко, боясь разбудить Вовку, всхлипывала, ласкалась, но Рыскалов, открыв окно, чтобы хоть немного проветрить комнату от табачного дыма, уходил.
— Останься, Алеша! — услышал однажды Тимохин голос Ирины.
Рыскалов что-то пробормотал в ответ и ушел на кухню. Сидел там, курил, но спать ушел в свою комнату.
Через неделю, когда все бумаги были подписаны, а на руках у Ирины имелся билет в Москву, Тимохина вызвал генерал.
— Слушай, подполковник... — сказал он. — Сомневаться я что-то начал...
— В чем? — Тимохин испугался, что генерал отзовет все подписанные уже бумаги.
— Да в этой, в дамочке Рыскаловой! — продолжал генерал. — Москва все-таки!.. Магазины, барахло всякое... Застоится в очередях и приемные часы пропустит!