— Коловорот смазал? — Все тип-топ! Сколько настукало? Савелий Лукич щелкнул крышкой часов: — Час ночи. — Скоро потопаю, — наморщил лоб Колька. — Пока доберусь, пока то да се... — «То да се»! — передразнил Савелий Лукич. — По-умному дело делается. Видал, как лисица следы заметает? — Ну... — кивнул Колька. — А на каждую лисью хитрость у охотника своя найдется. В здешней уголовке не дураки сидят! — Следы оставлять не обучены. — Колька аккуратно обернул ножовку куском мешковины. — Все будет в лучшем виде! — То-то... Саквояжик свой я тебе в этот раз не дам. Больно приметный. Да и не по годам тебе! — Савелий Лукич достал из-за шкафа обшарпанный чемоданишко: — Вот, возьми. — Мал больно, — взвесил в руках чемодан Колька. — Тебя Тихонька чему учил? — укоризненно покачал головой Савелий Лукич. — Бери такой товар, который можно унести в чемодане одной рукой. Потихоньку-полегоньку. Надорвешься — попадешься! — Да знаю! — отмахнулся Колька и зачастил скороговоркой: — С бабами не связывайся — продадут. Оружия в руки не бери — сто восемьдесят вторая УК. Сам краденое на базаре не сбывай — на то маклаки есть. На деле не пей, света не зажигай, не пакости, не хами — работай чисто. На зубок выучил! В первый раз, что ли? — В первый не в первый... а себя блюсти надо, — проворчал Савелий Лукич, тяжело закашлялся, перевел дух и добавил: — Тихонька — вор не тебе чета, а завалился! — Выскочит! — уверенно заявил Колька. — Не скажи, — покачал головой Савелий Лукич. — Не в детколонию повезли! — Ладно! — скрипнул зубами Колька. — Я за него тут такой шухер устрою — надолго запомнят! Век мне воли не видать! — Тихо! — цыкнул на него Савелий Лукич. — Люди спят! Вынул часы, щелкнул крышкой и сказал: — Собирайся. Пора. — Помолчал и добавил: — С богом! ...«Чапаева» досмотреть Бычкову не удалось. В середине сеанса его тронули за плечо, он оглянулся, увидел Толю Васильева и, сразу все поняв, поднялся и направился к выходу. В разных концах зала вставали с мест его сотрудники и, пригибаясь, чтобы не мешать остальным, выбирались из рядов и шли за Бычковым. Машина ждала за углом, рядом с шофером сидел Петр Логвинович Юрский. — Опять ювелирный? — спросил Бычков. — На Васильевском, — кивнул Юрский. — Неужели тот же пацан шурует? — вмешался в разговор старших кто-то из сотрудников. Бычков молча пожал плечами, а Юрский нетерпеливо потянул поводок сирены, и шофер, косясь на его хмурое лицо, выжал из машины предельную скорость. На дверях магазина висела табличка: «Закрыто на переучет». У дома толпилась кучка любопытных, уже прослышавших про кражу. Они тянули шеи в сторону арки ворот, но стоящий там милиционер негромко говорил: «Проходите, граждане! Не мешайте работать!» — и теснил любопытных из-под арки. Когда из ворот, низко опустив голову к земле и натянув длинный ремень поводка, выбежала поджарая мускулистая овчарка, толпа шарахнулась в сторону. Собака покрутилась на месте и потянула проводника за угол, в переулок. Кто-то побежал следом, оставшиеся приникли к витринам, пытаясь разглядеть, что происходит внутри магазина. А там шла сосредоточенная работа, вспыхивали блицы фотокамеры, неторопливо двигались люди в штатском. Директор магазина, седой, ухоженный, с розовым, тщательно выбритым лицом и барскими замашками, обескураженно пожимая плечами, объяснял Юрскому и Бычкову: — Вы понимаете... В первый момент ничего не заметил. Буквально ничего. Никакого беспорядка, все на своих местах, ни один предмет не сдвинут, шторки задернуты.. Потом вдруг смотрю — пол проломлен! Кинулся к шкафам — пусто! А на полу вот... Директор кивнул в угол магазина, где лежали коловорот, две стамески, ножовка, долото. — В руки не брали? — спросил Бычков. — Упаси боже! — Проверь на отпечатки, Коля, — обернулся к одному из оперативщиков Бычков. — Смотрели, Виктор Павлович, — покачал головой широкоплечий, медлительный Николай Метистов. — Ничего! С порошком надо попробовать. — Тряпкой мокрой протерто! — подтвердил Толя Васильев. — И пол, и стекло на прилавках... — Почему ценности на ночь оставляете на прилавках— обернулся к директору Юрский. — Инструкции не знаете? — Да боже мой! Все я знаю!.. — капризно скривил рот директор. — Вы запоры на дверях видели? А сторож? Первое время уносили в сейф, потом решили, что лишняя морока. Кто бы мог подумать? — Вор и подумал, — сказал Бычков. — Зашел перед закрытием раз, другой и увидел, что где лежит. И выходит, не вам лишняя морока, а нам! — Вам за это деньги платят! — огрызнулся директор. — А вам за что платят? — жестко спросил Юрский. — За ротозейство? — И повернулся к притихшим сотрудникам: — В подвале закончили? — Закруглились, Петр Логвинович, — ответил Бычков. — Тогда поехали!.. ...Сотрудники Бычкова знали: если он, обычно энергичный и напористый, вдруг становился рассеянным, ходил с отсутствующим видом, невпопад отвечал на вопросы, значит, в голове его зрела неясная еще догадка, на первый взгляд кажущаяся нелепой, но, как выяснялось потом, единственно верная, помогающая выйти из тупика, в который зашло следствие. Про одного видного ученого говорили, что его феноменальная рассеянность есть не что иное, как величайшая сосредоточенность на своем предмете. Нечто подобное происходило и с Бычковым и было своего рода мимикрией, защитной реакцией, помогающей сосредоточиться на какой-то одной, важной для него, мысли. Сотрудники 3-й бригады продолжали поиски неизвестного подростка с замашками первоклассного взломщика. Искали вслепую, без примет, не зная возраста, роста, цвета глаз и волос. Предполагали лишь, что с кем-то в городе он связан: должен ведь где-то спать, есть, сбывать краденое. Бычков все розыскные мероприятия одобрил, даже подкинул кое-какие свои соображения, но сам думал только об одном: как пацан — а то, что в магазинах шуровал мальчишка, было установлено! — мог разобрать кирпичную кладку подвалов? Помогал ему кто-нибудь из взрослых? Даже если так, то почему ни один кирпич не расколот? А известковая крошка мокрая. Смачивали чем-то? Бычков тогда не поленился, собрал крошку в конверт — так он и лежал у него в сейфе. И все эти дни у него в голове занозой сидела одна мысль: не смачивали ли кладку какой-нибудь особой жидкостью? Не химия ли это? Не один раз он уже порывался идти с этими своими сомнениями к начальству и каждый раз передумывал: засмеют дурака! Сунулся было к своей милицейской науке, но куда там! «Пальчики» сличить могут, оружие отстреляют, а насчет химии — кишка тонка! Подался Бычков со своим конвертом на Судостроительный, к бывшим своим товарищам по работе. Была у них там какая-то хитрая лаборатория. Кешка Голубев, старый его приятель еще по рабфаку, повертел конверт, высыпал на ладонь известковую крошку, понюхал и сказал: — В принципе, конечно, такой анализ сделать возможно. Но не у нас. Профиль не тот! Забрал Бычков свой конверт, пошатался по стапелям, загрустил до невозможности, потом разозлился, сел в трамвай и поехал на Загородный проспект, в Техноложку. Добился там самого главного профессора-химика, втолковал ему, что к чему, тот помочь согласился и вчера вернул Бычкову конверт с известковой крошкой и выдал официальную бумагу на бланке и за печатью. В ней говорилось, что стена в подвале была смочена особым химическим составом, который обладает способностью разрыхлять известь, скрепляющую кирпичную кладку. Всех ингредиентов указать не могут. Для этого необходим сам препарат, который они разложат на составные. С этой бумагой и пришел он в кабинет Коптельцева. Тот долго читал бумагу, потом передал ее Юрскому, почесал пальцем свои редкие, с рыжинкой волосы и сказал: — Что же он... пацан этот... химик, что ли, по образованию? Рабфак кончил? — Рабфак вряд ли... — усмехнулся Юрский. — А воровской факультет где-то закончил. Да, видать, с отличием! — За этим малолеткой крупный вор вырисовывается, — соглашаясь, кивнул Коптельцев. — Пахан! — И обернулся к Бычкову: — Прошелся я по всем нашим делам. Подламывали магазины, не без того... Но без химии. Вручную, как говорится... Ломиком! Правда, дела эти не так, чтобы очень давние. Старый-то архив сгорел! — Помолчал и спросил: — Ты про Кренева Ивана Владимировича никогда не слыхал? — Нет, — покачал головой Бычков. — Ну да!.. Молодой еще... — кивнул Коптельцев. — Был такой сыскарь. Еще при царском режиме славился. Потом с нами работал. Отлично работал, должен тебе сказать! А мы, дураки, его погнали. Как же! Из бывших! — Ты-то не гнал, — хмуро заметил Юрский: — Зачем напраслину на себя возводишь? — Брось, Петр Логвинович! — отмахнулся Коптельцев. — Не гнал, но и не отстаивал. Молчал в тряпочку! — А что бы ты сделал? — усмехнулся Юрский. — Самого бы погнали! — Вот-вот! — досадливо поморщился Коптельцев. — Слаб в коленках оказался! За место свое дрожал! — Место бы тебе нашли, — невесело сказал Юрский. — Далековато, правда! — Не об этом я сейчас!.. — нахмурился Коптельцев. — Вроде жив он, здоров... Справлялся я как-то... — Кто? — не понял Бычков. — Да Кренев же! — рассердился Коптельцев. — Неужели непонятно? Поинтересовался бы у него насчет этого дела. Может, что и вспомнит! Адрес его у нас в канцелярии есть. — Сделаю, Александр Алексеевич, — без особого энтузиазма согласился Бычков. — И вот что... — поискал слова Коптельцев. — Он человек обиженный... Так ты как-нибудь поделикатней, как говорится... Без напора! Скажи, помнят его, привет от меня передай... В общем, найди подход к человеку! Коптельцев пошарил в карманах и рассмеялся: — Ты смотри, а?! Когда она успела... Ну, Зинаида! — и все еще смеясь, объяснил: —Супружница моя папиросы конфисковала! А я и не заметил. И работает!.. Дайте кто-нибудь закурить! — У меня трубка. — Юрский демонстративно вынул из кармана гимнастерки трубку. — Гони курево, Виктор! — насел Коптельцев на Бычкова. Бычков заметил, как посмотрел на него Юрский, и, заметно покраснев, сказал: — Сам маюсь, Александр Алексеевич! Кончились! — Ну жуки! — покрутил головой Коптельцев. — Ну деятели! — Покосился на пустую пепельницу на столе и вздохнул: — Ладно! Идите!..