Бычков полез во внутренний карман пиджака, потом в другой, вынул смятую пятерку: — Хватит? — Должно хватить, — кивнул Васильев. — Вы бы, Виктор Павлович, поговорили в финчасти. Не сами же мы эти чаи распиваем! А то если всех этих гавриков кормить, ноги до получки протянешь! — Проживем как-нибудь! — улыбнулся Бычков и пошел к дверям комнаты, где Юрский допрашивал Филимонову. У стола Юрского сидела молодая, но с испитым уже лицом женщина в узкой юбке с высоким разрезом и суконных ботиках. Распахнув плащ и закинув ногу на ногу, она курила, пачкая помадой мундштук папиросы и картинно отставив локоть. — Откуда у вас этот реглан, Филимонова? — кивнул Юрский на реглан, висящий на спинке стула. — На этой неделе купила, — с готовностью ответила Филимонова. — На толчке. — У летчика? — безразлично смотрел в окно Юрский. — Почему у летчика? — рассеянно поглядела на него Филимонова, но тут же спохватилась: — А может, и летчик. Мужчина из себя видный! На вас похож! — Блондин? Брюнет? — быстро спросил Юрский. — Чернявый вроде... — напряженно смотрела на него Филимонова. — А может, белявый... Не разобрала! — В фуражке он был? — Кто? — Мужчина этот. — А-а!.. — Филимонова погасила папиросу и вытерла потный лоб скомканным носовым платком. — Да нет! Не было у него никакой фуражки! Пропился он, гражданин начальник! Загулял! А я, дура, польстилась! Думала продам с выгодой. Нажилась, называется! Ни навара, ни товара! Ну, не дура ли, гражданин начальник? — Да уж.. Не очень ты умная, Мария Сергеевна, — согласился Юрский. А если мы эту фуражечку форменную у тебя дома найдем? Что тогда получится? А получится, Мария Сергеевна, что ты не только скупщица а еще и укрывательница. Такой вот коленкор! — Да господи! — запричитала Филимонова. — Да убей меня бог! Какая же я укрывательница? Я вся как на ладони, открытая! Все мои дела наперечет знаете! — Выходит, не все, — сказал Юрский и, глядя прямо в глаза Филимоновой, спросил быстро и жестко: — Где Тихонька? Филимонова вздрогнула, полезла в сумочку за папиросами, но, так и не закурив, поправила прическу и спокойно сказала: — Первый раз слышу, начальник! Имя-то какое нечеловеческое, господи прости! Тьфу! — Филимонова сплюнула и перекрестилась. — Это не имя. Кличка, — испытующе смотрел на нее Юрский. — Имя его — Николай. Фамилия — Тихонов. Слышали про такого? — Никогда! Убей меня бог! — Ну-ну... — усмехнулся Юрский. — Посиди-ка в коридоре. Филимонова вышла, а Юрский обернулся к Бычкову, сидевшему все это время в стороне: — Судя по всему, регланчик тот самый. С поезда. К нему бы еще фуражечку найти. — Фуражечку продавать она не рискнет, — осматривал реглан Бычков. — Очень уж приметная! Если не дура, то выкинет куда-нибудь. — Не выкинет, — покачал головой Юрский. — Жадна больно! — Помолчал, раздумывая, и сказал: — Тихонов вполне может у нее укрываться. И надо его брать. Пока не ушел. — Понял, Петр Логвинович, — кивнул Бычков. — Возьми постановление на обыск и на арест Тихонова, — продолжал Юрский. — Я с вами. Только по начальству доложусь. И смотри, Витя, поаккуратней! А то я тебя знаю: полезешь на рожон! — Я не на рожон лезу, Петр Логвинович, — помедлив, ответил Бычков. — У меня к паханам этим, к аристократии этой воровской, такая злоба, что про все забываю. Ну, иногда и пру напролом! — А ты думаешь, они тебя нежной любовью любят? — невесело усмехнулся Юрский. — Тоже напролом попрут! А Тихонов — мальчик серьезный. И с оружием. Учти, Витя! — Учту, Петр Логвинович. — И поперед батьки в пекло не лезь! А то ты на операции все норовишь меня плечом оттереть. — Это уж как получится... — уклончиво сказал Бычков. — Всякое бывает. Разрешите идти? — Давай. Юрский запер ящик стола, вынул из сейфа пистолет, положил его во внутренний карман пиджака и снял трубку телефона. ...К дому Филимоновой подъехали на двух машинах. Из оперативной, оставив там проводника с собакой, вышли Ананьев, Васильев и Чистяков, из «эмки» — Юрский, Бычков и Филимонова. Оперативники постояли под аркой ворот, потом, держась у стены дома, по одному подошли к полуподвалу и встали у окон. Юрский и Бычков, пропустив вперед Филимонову, остановились у обитой драным войлоком двери. — Обо всем помните, Филимонова? — негромко спросил Юрский. — Дверь открываете своим ключом, если окликнут — назовитесь! Филимонова хотела ответить, но только часто закивала головой и потерла ладонью горло. Юрский указал Филимоновой на дверь, та, не сразу попав ключом в скважину, принялась открывать. Когда дверь отворилась, Юрский, оттеснив плечом Бычкова, шагнул через порог, но тот сумел опередить его и, будто случайно, оказался перед Юрским, прикрывая его. Комната была пуста. Бычков отдернул ситцевый полог, заглянул под кровать, распахнул дверцы шкафа. Сунув пистолет в карман пиджака, обернулся к Юрскому. Тот, переходя от одного окна к другому, проверял, закрыты ли шпингалеты. Бычков оглядел пустой стол с насухо вытертой клеенкой, открыл буфет, аккуратно, двумя пальцами, вынул граненый стакан, посмотрел на свет, поставил обратно. Увидел в углу две пустые бутылки из-под водки, так же внимательно осмотрел их. — Есть что-нибудь? — спросил Юрский. — Не видно, — покачал головой Бычков. — С порошком надо посмотреть. — Эксперта, собаку, понятых! — Распорядился Юрский и объявил Филимоновой: — Гражданка Филимонова, у вас будет произведен обыск. Ознакомьтесь с постановлением. — Господи! — запричитала Филимонова. — Чего у меня искать? Сами видите — не было у меня никого! Убей бог, не было! Вошел Бычков и с ним пожилые мужчина и женщина. — Понятые, Петр Логвинович, — доложил Бычков. — Садитесь, пожалуйста, — указал на стулья Юрский. — Лучше где-нибудь в стороночке. И простите, что побеспокоили. Думаю, ненадолго. — И повернулся к Бычкову: — Приступайте. В просторной комнате стало тесно. Работал над отпечатками эксперт, вспыхивали блицы фотоаппарата, оперативники выгребали из шкафа и сундуков отрезы, меховые воротники, целые штуки мануфактуры. Вошел проводник с собакой доложил Юрскому: — До угла довела, а там трамваи, автобусы, да и люди натоптали... — Понятно, — кивнул Юрский. — В комнате работали? — Сразу за дверь потащила, — объяснил проводник. Собака вдруг натянула поводок, закружила по комнате, рванулась к шкафу и зарычала. — Отодвиньте шкаф от стены, — приказал Юрский. Шкаф не сразу, но поддался, его сдвинули на середину комнаты, собака с рычанием встала над лежащей на полу у стены фуражкой летчика гражданской авиации. — Чтоб ты сдох, проклятый! — зло крикнула Филимонова и, упав головой на стол, в голос заплакала. — Ну? — подошел к ней Юрский. — Его это реглан! — выкрикнула Филимонова. — Будь он трижды!.. И фуражка его... Был он здесь! — Фамилия, имя, кличка? — Юрский указал Ананьеву на листок бумаги. — Тихонька, — уже тише ответила Филимонова. — Колька Тихонов. — И с тоской в голосе добавила: — Не жить мне теперь на свете, начальник! — Поживешь, — успокоил ее Юрский. — Один он был? — С мальчишкой этим... С Полетайкой. Бычков переглянулся с Юрским и быстро спросил: — Кличка, что ли? — Ну да... — чуть успокоилась Филимонова. — Имя, фамилия? — Не знаю... — устало ответила Филимонова. — Чего не знаю, того не знаю, начальник... Ни о чем таком при мне не говорили. Молчали больше. — Сегодня ночевали? — Утром уходила — здесь были.