— На мою голову хватит! — серьезно ответил Бычков. — Во-во! В самую точку! — Никак ты мне угрожаешь? — с интересом взглянул на него Бычков. — Я не таких, как ты, вязал. И ничего, жив! Ты лучше расскажи, как ювелирные брал. — Вона что вы мне мажете! — хмуро покосился на него Колька. — Не брал, скажешь? — прищурился Бычков. — Докажите. — Докажем. Один был? Или с Тихонькой на пару работали? — Не знаю такого. — Ну, Коля! — развел руками Бычков. — Несерьезно. Вместе вас взяли-то! — А я к девчонке пришел, — упрямо вскинул голову Колька. — Кто там у хозяина в гостях был, меня не касается. — Очную ставку хочешь? — спросил Бычков. — Давайте. — С кем? С Хельгой? — Хельгу не трогайте! — блеснул глазами Колька. — Ни при чем она! — А ты, выходит, при чем, — усмехнулся Бычков. — Молчишь? Смотри, парень!.. Тихонов твой по уши увяз. А ты хочешь главной фигурой выступать? Из подельщика в организаторы лезешь? Тихонова отмазываешь? Не выйдет!.. Будешь говорить? — Бумагу давайте, — помолчав, сказал Колька. — Другое дело! — Бычков открыл ящик стола, положил перед Колькой бумагу, карандаш: — И давай по-честному! Где? Когда? С кем? Про чай не забывай, стынет!.. Бычков вышел из кабинета и зашел в соседнюю комнату, где обычно работали Метистов, Васильев и Чистяков. Никого из них на месте не оказалось. Бычков вспомнил, что Толя Васильев и Саша Чистяков отрабатывают связи Тойво, а Коля Метистов уехал с Коптельцевым и Юрским в тюремную больницу допрашивать Тихоньку. Сейф был заперт, на столах ни единой бумажки. Бычков подергал ящики столов и удовлетворенно хмыкнул: порядок был полный. Он подошел к окну и глянул вниз, на площадь. У края панели, у фонарного столба, стояла Хельга. Снег лежал у нее на плечах, на шапочке, — чтобы стряхнуть его, она, как лошадь, отгоняющая слепней, мотала головой, и концы ее шарфа болтались из стороны в сторону. Бычков вышел из комнаты, прошел в конец сводчатого коридора, в помещение дежурного по управлению, спросил, нет ли новых распоряжений от Коптельцева, и, услышав, что прежняя договоренность остается в силе, взглянул на часы и заторопился в свой кабинет. Колька сидел откинувшись на спинку стула и безучастно смотрел в потолок. — Ну как, летописец? — спросил Бычков. — Закончил? Колька молча протянул ему лист бумаги. На нем был изображен кукиш. Бычков помолчал, только желваки заходили на скулах, потом спокойно сказал: — Прекрасно изобразил! Спрятал рисунок в ящик стола, убрал со стола оставшуюся бумагу, подергал по привычке ручку сейфа и снял с вешалки за шкафом пальто: — Поехали. — Это куда еще? — не двигался с места Колька. — До КПЗ я и пешком дотопаю! — Поехали, поехали! — надел свою серую кепочку Бычков. — Люди ждут!.. С заложенными за спину руками первым на заснеженную площадь вышел Колька. За ним шел Бычков. У подъезда урчал мотором «воронок», у распахнутой задней дверцы стоял конвоир. — Коля! — бросилась к ним Хельга и протянула узелок: — Возьми! Конвоир молча отстранил ее руку и подтолкнул Кольку в спину. Оглядываясь на Хельгу, сильнее обычного прихрамывая, Колька полез в машину. — Что там у тебя? — спросил Бычков. — Хлеб и сало, — моргая слипшимися от снега ресницами, ответила Хельга. — Давай. Бычков взял у нее узелок, шагнул к задней дверце «воронка» и протянул узелок Кольке: — В камеру не бери. Съешь по дороге. Сел рядом с водителем и сказал: — Поехали, Костя!.. ...Палата в тюремной больнице ничем не отличалась от обычной, если не считать зарешеченных окон, отсутствия пижам у больных и того, что обслуживающий персонал состоял преимущественно из мужчин. Соседи Тихоньки по четырехместной палате были ходячими, и на время допроса надзиратели вывели их «на перекур», оставив Тихоньку наедине с Коптельцевым и Юрским. В коридоре у дверей дежурил Коля Метистов. Нога у Тихоньки была в гипсе, закреплена в специальном аппарате, а сам он откинулся на подушку и, нагловато щуря глаза, поглядывал то на сидящего у тумбочки Юрского, то на Коптельцева, который стоял у окна. — Устал я от вас, начальники. Голова трещит! — сквозь зубы сказал Тихонька. — Прокурору буду жаловаться. — Врач допрос разрешил, Тихонов, — обернулся от окна Коптельцев. — И ранены вы в ногу, а не в голову. — Я-то вам в голову метил. Жаль, промахнулся! — скосил на него глаза Тихонька. — Вам и без того статей хватает, — спокойно ответил Коптельцев. — Одних государственных краж девять. — Чего, чего? — приподнялся на локте Тихонька. — Это откуда же девять? — Напомнить? — вмешался в разговор Юрский. — Москва, Харьков, Киев, Ростов-папа, Одесса-мама, Тбилиси, Севастополь. И два ювелирных у нас. — Севастопольскую беру, — кивнул Тихонька. — Остальные нет! — Не торгуйся, Тихонька. Бери все чохом! — посоветовал Юрский. — Твоя работа! — Докажете — возьму, — пожал плечами Тихонька. — У вас висячка, вы и распутывайте. — Распутаем! — сказал Юрский. — Никуда не денешься. Разборочка твоя, пропильчик в полу тоже. Ну и состав, само собой! — Состав — что? Химия. А химия — дело темное! — ухмыльнулся Тихонька. — Мимо, начальник! Кроме Севастополя, ничего у вас на меня нет. — А шесть побегов, Тихонов? — шагнул к койке Коптельцев. — Нападение на конвоира, незаконное владение оружием, перестрелка с работниками милиции. Про краденый реглан я уже не говорю. Но тоже учтется! — И за то, что малолетку за собой потянул, ответишь! — вставил Юрский. — Какого еще малолетку? С пацаньем не связываюсь! — огрызнулся Тихонька. — А Полетайка? — быстро спросил Юрский. — Не знаю такого! — покачал головой Тихонька. — Групповое шьете? Не проханже, начальник! — Групповое или нет — для вас уже роли не играет, — присел на табурет Коптельцев. — Статей нахватали выше головы! Так что считайте, ушел ваш поезд, Тихонов. — Один и поеду, — угрюмо сказал Тихонька. — С собой никого не беру. Нет такой привычки! — Помолчал и добавил: — Полетайку вашего в глаза не видел. Коптельцев взглянул на Юрского, тот вышел в коридор, тут же вернулся и утвердительно кивнул. — Давайте! — распорядился Коптельцев. Юрский распахнул дверь. В палату вошли Полетайка и Бычков. — Вам предоставляется очная ставка, — сказал Коптельцев. — Знаете вы этого человека, Тихонов? — Какого человека? — Тихонов смерил глазами Полетайку. — Огольца этого? Не видел никогда. — Ну-ну... — усмехнулся Коптельцев и обернулся к Кольке: — Знакомы? — Не-а! — мотнул головой Колька. Тихонька откинулся на подушку и лениво сказал: — Кончайте, начальнички. Мне лекарство принимать пора. Режим нарушаю. — Рано радуетесь, Тихонов, — жестко заметил Коптельцев и обернулся к Бычкову: — Свободны, Виктор Павлович. Бычков указал Кольке на дверь, тот оглянулся на Тихоньку, но увидев, что он лежит прикрыв глаза, сгорбился и, заложив руки за спину, вышел из палаты. Бычков пошел за ним, а Коптельцев сел на табурет у койки Тихоньки и негромко сказал: — В Одессе-то вы наследили, Тихонов. И в Ростове тоже. Торопились, видно... Не вытерли насухо. Посмотрите... Вот ваш палец... И здесь тоже... Тут, правда, смазано, но сличить можно. Сказать что-нибудь желаете? — Послать я вас желаю. Куда подальше! — скрипнул зубами Тихонька и, рванув ворот рубахи так, что обнажилась татуировка на груди, закричал: — Доктора давайте, падлы! Лягаши! Короста на шее! Ненавижу!.. Прокурора требую!