К барьеру, за которым сидел дежурный, подошел узкоплечий, высокий подросток, на длинной его шее было намотано полосатое шелковое кашне с кистями. — Имя, фамилия, год рождения? — Дежурный обмакнул ручку в стеклянную чернильницу-невыливайку. — Васильев, Борис Павлович, — хрипловато ответил подросток. — Год рождения — тысяча девятьсот двадцать первый. — Пятнадцать лет тебе, а вон как вымахал! — удивился дежурный. — На каких таких хлебах? — На белых, — угрюмо сказал подросток. — Из ресторанов не вылезаю. — Оно и видно! — хмыкнул дежурный, водя пальцем вдоль лежащего перед ним на столе списка. — Васильев... Васильев... Кличка — Псих? — Ну Псих, — кивнул подросток. — Аникин! — крикнул дежурный стоящему у дверей милиционеру. — Этого в восемнадцатую комнату. К Бычкову! В восемнадцатой комнате Юрский и Бычков допрашивали Кольку Салика. — Значит, ты, Салов, должен был стрелять, а Егоров добить топором? — в упор смотрел на Салика Юрский. — Так или нет? — Так... — И у тебя рука бы поднялась в человека стрелять? — допытывался Юрский. — Не поднялась бы, так меня самого бы замочили, — глядя в пол, сказал Салик. — Кто? — быстро спросил Юрский. — Кононов? — Да ну! — пренебрежительно отмахнулся Салик. — В «шестерках» бегает! — Яковлев? — наседал Юрский. — Полетайка? Салик исподлобья посмотрел на него и промолчал. — Запугал он вас! — покрутил головой Бычков. — Да уж! — подхватил Юрский. — Страшнее кошки зверя нет! Салик метнул на него быстрый взгляд, но ничего не сказал, только скривил губы в усмешке. — Какой магазин громил? — продолжал допрос Юрский. — На Некрасова? На Загородном? С Журой? С Хохлом? — С Журой, — сказал Салик. — Кто еще был? — не давал ему опомниться Юрский. — Борька Псих, Антон... — Кречет? — вмешался Бычков. — Он, — кивнул Салик. — А Кононов? — На стреме стоял, — усмехнулся чему-то Салик. — В магазин не лазил? — уточнил Бычков. — Нет. — А Егоров? — У него и спрашивайте, — уставился в пол Салик. — Спросим, — сказал Юрский. — Не волнуйся. — Поймайте сначала! — хмыкнул Салик. Бычков встал из-за стола, прошел к двери, открыл ее и распорядился: — Давайте Егорова! Васька Кобыла переступил через порог комнаты, увидел Бычкова, потом Салика, опустил глаза. — Видали красную девицу? — сказал Юрский. — Глаза прячет! Где тебя прихватили, Егоров? — На Обводном. — У какого дома? — насторожился Бычков. — А я на номер не смотрел! — нагловато ответил Васька Кобыла. — Здоровый такой дом. С воротами! — И сквознячок на две улицы, — договорил за него Бычков. — А в третьем дворе подвал. Полетайка там? Быстро, Егоров! — Там... — выдавил из себя Васька Кобыла. — И Петька Кононов с кодлой! Бычков переглянулся с Юрским, тот кивнул на дверь. Бычков приоткрыл ее и крикнул: — Этих двоих в камеру! Когда Салика и Ваську Кобылу увели, Юрский поднялся из-за стола и сказал Бычкову: — Вызывай группу, Виктор. Поехали!.. ...В подвале было полутемно. В запыленное оконце едва пробивался свет. Оплывая, чадили две свечи, укрепленные на ящике, вокруг которого устроились Полетайка, Кононов, Антон Кречет и три угрюмого вида парня в одинаковых кепках с короткими козырьками. Полетайка сидел по одну сторону ящика, Кононов с кодлой — по другую, и по всему было видно, что толкуют они давно и дошли до края. — Салика с Кобылой приземлили! Казна пустая! — зло щурился Кононов. — Дело надо делать по-быстрому и подрывать из города! — Воровать — не грабить! — пожал плечами Полетайка. — Делайте. Кто вам не велит? — Давай состав! — стукнул кулаком по ящику Кононов. — Чего жмешься? — Кончился состав, — сквозь зубы процедил Полетайка. — Новый сготовить — по аптекам походить нужно. А мне сейчас светиться не с руки! — Скажи, чего надо, мы купим! — потребовал Кононов. — Ишь, чего захотел! — усмехнулся Полетайка. — Один я это знаю, со мной и умрет! — Против всех идешь? — оглядел свою кодлу Кононов. — Смотри! По-другому поговорим! — Толковище хочешь устроить? — подобрался Полетайка. — Нет у тебя такого права! — Это почему же? — Дорасти до вора, тогда и на правилку ставь! — зло сказал Полетайка. — А я не вор, что ли? — поднялся с места Кононов. — Сявка ты! — тоже встал Полетайка. Они стояли друг против друга, тяжело дыша, выжидая, кто начнет первым. Кононов сжал в кулаке горлышко пустой бутылки, Полетайка вытащил из-за голенища финку. — Даешь состав? — Кононов пригнулся, примеряясь к удару. — Не дам! — сжал в кулаке нож Полетайка. — Бей его!.. — хриплым шепотом приказал Кононов и кинулся на Полетайку. Отлетел в сторону опрокинутый ящик, погасли свечи, в полумраке слышались только хриплое дыхание, глухие звуки ударов, сдавленные крики и ругательства. Посыпалось разбитое стекло — это Полетайка ногой выбил раму и юркнул в окно подвала, за ним, мешая друг другу, полезли остальные. Они догнали прихрамывающего Полетайку на Обводном, опять навалились на него всей кодлой, вывернули руки, отнимая финку. Кононов размахнулся и ударил его бутылкой по голове. — В канал! — крикнул Кононов. Двое парней поволокли обмякшего в их руках Полетайку к спуску, с размаху кинули на подтаявший уже лед и, услышав трель милицейского свистка и шум автомобильного мотора, бросились бежать. Из подъехавшей машины выскочили Юрский, Ананьев, Чистяков и Васильев и побежали следом, а Бычков перегнулся через перила моста, увидел лежащего без движения Полетайку, скинув на ходу пальто, побежал к спуску и ступил на лед, который тут же затрещал под его тяжестью. Бычков лег на живот и медленно пополз к Полетайке. Выскочивший из кабины шофер подбежал к спуску и, расстегивая на ходу ремень гимнастерки, крикнул: