Нам потребовалось забрать оставшиеся коробки, так что мы вошли практически сразу за Лайзой. Она спросила (нет, не у меня, у тех, кто стоял ближе), где можно найти кого-то из прорабов, выяснив таким образом, что у них собрание в подсобке. Лайза зацепила взглядом свежий участок, где как раз схватывалась двухкомпонентная напольная композиция, и с видом подлинного удовлетворения взяла курс на выход. День с самого ранья выдался жарким. В перерыве, вместо того, чтобы заполнить столовую, строители и отделочники, не сговариваясь, устремились в свои бытовки. Мы с парнями побросали каски справа от двери, в одну кучу, и разместились кто где, лишь бы до каждого доставал кондиционер. Я подошёл к стеллажу, чтобы взять со своей полки вафельное полотенце, которым иногда обтирал от пота лицо и шею. И сверху на сумке, ровно посередине, увидел свою флешку. Я огляделся и, убедившись, что оставленная Лайзой «улика» никем не замечена, сунул её в накладной карман сумки. *** Неделя выдалась для меня поистине лучшей из возможных. Мне не пришлось ждать выходных, чтобы снова увидеться с Лайзой. Я по-быстрому заскочил на квартиру, чтобы переодеться, и завязывая шнурки на туфлях, искренне сочувствовал ребятам, которым сегодня предстоял скучный вечер перед телевизором в одиноко-мужской компании. Андрюха встал с дивана и, направляясь как бы в туалет, замешкался возле меня: — Куда собрался? Рассматривал меня при этом он с ироничной улыбкой бывалого. — Свидание? — предложил он свой вариант, видя, что я не расположен откровенничать. Я попробовал угомонить его любопытство уклончивым ответом: — Почему бы и нет. — Кто? — Андрей, словно участник заговора, опасливо глянул на ребят, упулившихся в телик, и шепнул: — Ирма? Этот спасительный вариант мне самому не пришёл в голову, но было бы глупо им не воспользоваться. Тем более я знал, что девчонки сегодня не появятся, а Андрей уж точно не стал бы потом приставать к Ирме с требованием рассказать подробности. И всё-таки я проявил осторожность во избежание казусов: — А что? Она хорошая девчонка. — Красавчик! — Андрей ткнул меня в плечо кулаком и вернулся к просмотру спортивного матча. Я сидел на широкой кровати родителей Лайзы, откинувшись на подушки, и изучал стены кремового цвета, гармонирующие со светлой мебелью, таким же изголовьем и белым постельным бельём. Послышались босые шлепки по паркету. В комнату «вплыла» Лайза в накинутом на голое тело коротком халатике, который она даже не запахнула, и пояс свисал по бокам до тоненьких лодыжек. В руках она держала миску с вишней. Когда Лайза юркнула на кровать и легонько плюхнулась сверху на мои вытянутые ноги, я смекнул — ягода была размороженной. Это показалось мне странным, ведь Лайза предпочитала свежие ягоды и фрукты, на что она привела бесспорный прозаичный довод: — Купила по дороге. Свежей не оказалось, а какой-то романтики всё же хотелось. Она пожала плечами и стала перебирать ягоды проворными пальцами. Выбрав одну, она выудила её из общей массы и, подняв, повертела на уровне моего лица. Я, польщённый, приоткрыл рот, но Лайза быстро поднесла руку к своим губам и захватила ими вишенку. Я улыбнулся и покачал головой. Она смешно поморщилась; проглотив ягоду, послала мне хищный взгляд из-под приплясывающих бровей и погрузила пальцы в чашку. Я разглядывал, как лёгкая ткань халата, отливающая золотом и какао, пролегла ровно вдоль грудей и талии, укрыв бёдра и колени. — Откуда взялся халат? Следующая вишня предназначалась уже мне. Сомкнув влажными пальцами мои губы, предварительно вложив в них кисловато-прохладную ягоду, Лайза ответила: — Это мой, ещё со школьных времён. Я его обожала, представляешь?! — Лайза осмотрела себя и закатила глаза — очевидно, сейчас она предпочла бы расцветку поспокойнее. — Сохранился тут после переезда родителей среди моих старых вещей. Мама предоставила самой разобрать их, а я так и не занялась этим. — Какой ты была в школе? Сильно изменилась? — я уже сам брал вишню из миски маленькими горстями и, закидывая в рот, как семечки, глотал, почти не прожевав. — По характеру нет. — Тут есть твои фотографии? Интересно было бы посмотреть. — Моя мама забрала с собой половину обстановки, а ты полагаешь, что она могла оставить семейный фотоальбом? — Лайза мотнула головой и хмыкнула. — Я всё думаю, как же она решилась на такую кардинальную смену места жительства, если тяжело расстаётся с тем, что её окружает? — выразил я искреннее изумление. Вот я, например, не легко переносил разлуку со страной, в которой родился, даже не столь продолжительную. — Я никогда не спрашивала её об этом. Мне самой такое не пришлось переживать — что я могу помнить о нашем переезде? К тому же мама всегда следовала за отцом, полностью ему доверяла. Но вот в таких пустяках, — Лайза обвела комнату глазами, — она неисправимо сентиментальная. — А ты тоже неохотно расстаёшься с вещами? — Нет, я не страдаю такой привязанностью, особенно к мелочам. — Лайза откинула голову назад: — Я вообще быстро всё забываю. — Прищурившись и изображая борьбу с близорукостью, она сложила губы трубочкой, и, цокнув, выдала: — Мужчина, а вы кто и как здесь оказались? Она рассмеялась над собственной шуткой, но я не остался в долгу: потянув осторожно за концы пояса от её халатика, я с силой перехватил её руками за спину и быстро привлёк к себе. Лайза только и успела плотнее сжать ладонями чашку, так как боялась забрызгать постель вишнёвым соком, и взвизгнула: — Ай! Мэтью! Она стала вырываться, упираясь в мой лоб своей макушкой и отчаянно работая одними плечами. При этом она заливисто хохотала, а её волосы спутались и щекотали мои лицо и шею. Через несколько секунд бурного противостояния я ослабил хватку, Лайза выпрямилась и успокоилась. Тряхнув головой, от чего волосы вздыбленными пучками улеглись назад, она поставила миску перед собой — на мой живот, но больше не заглядывала в неё, потому что смотрела на меня. — А я тебя никогда не забуду, — я обводил глазами её раскрасневшееся лицо с застывшими ямочками на щеках. — Я бы хотел видеть тебя перед собой каждый день, любовался бы. Лайза растянула губы в широкой улыбке и, посмеиваясь, сказала: — Я не против! — Представляю, как мы с тобой гуляем, взявшись за руки, по моему родному городу, и так изо дня в день. Лайза умерила весёлость и поймала мой взгляд своим, полным ласки и тепла: — Если бы так произошло, это были бы, возможно, самые счастливые моменты в моей жизни. Я потихоньку убрал рукой скатившуюся прядь волос с её лба и прошептал: — Обещай, что даже на незнакомых улицах будешь смотреть только на меня. Губы Лайзы дрогнули, и она опустила голову, как мне показалось, слабо кивнув. «Она поедет со мной! Даже если пока и не приняла в отношении нас окончательного решения, она точно поедет со мной». Уж не знаю, чем в этот вечер я заслужил возросшее к себе расположение, но Лайза, отбросив всякую предосторожность, подвезла меня прямо к дому. Мы сидели в темноте, держались за руки, болтали ни о чём и урывками целовались. Я был уверен, что она, поддавшись настроению, даже могла бы позвать меня сегодня к себе — остаться на ночь, но не делала этого, зная, что я откажусь. Через какое-то время она тряхнула головой, как будто освободилась из плена своих же фантазий, и резонно заявила, что мы не можем находиться тут вечно. Я направлялся к подъезду почти вприпрыжку, а в душе чувствовал себя мальчишкой, дорвавшимся до безостановочных каруселей — такой мне сейчас виделась наша с Лайзой действительность. Пока я не заметил у самой двери тёмную фигуру, которая при моём приближении отошла чуть в сторону, аккурат под свет фонаря. Андрюха! Он чем-то напомнил мою маму в те моменты, когда она готовилась вразумить меня нотациями, поводов для чего в нашей семье бывало очень мало. Я не растерялся и шёл, не сбавляя шаг. — Ты что здесь делаешь? — крикнул я. — Да так, прошвырнуться надумал. Смотрю, а тут ты. Андрей дождался, когда я с ним поравняюсь, и вдумчиво процедил: — Одно из двух: либо Ирма раздобыла где-то денег и купила себе тачку, на которую ей и за целую жизнь не заработать, либо для тебя, уважаемый сослуживец, ввели персональную систему премирования, да ещё с доставкой на дом. Слабая надежда — вдруг он вышел только что и не успел нас заметить — улетучилась. Я сохранял спокойствие, полагая, что так смогу увернуться от дальнейших подначиваний Андрея, а заодно успею придумать хоть какое-то оправдание. Я прошел мимо, не поднимая головы, и прошмыгнул в подъезд. Он проследовал за мной. Я не хотел ждать прихода лифта в его компании, поэтому завернул на лестницу. — Я так и думал, что второй вариант окажется верным. Особенно если учесть, что Ирма уже битый час сидит на нашей кухне и роняет слёзы в своё пиво, рассказывая Толику что-то душещипательное, — Андрюха догнал меня на первом пролёте, и теперь мы шли почти в ногу. — Отвали! — огрызнулся я. — Я-то тут причём? Ты злись на себя. — Не лезь не в своё дело! — я уже закипал, но продолжал с напором шагать по ступеням. Андрей резко схватил меня за планку расстёгнутой на груди рубашки и развернул к себе. Мы оба остановились. — Матвей, ты в своём уме? Ты с кем связался? Я дёрнул плечом и отбросил его руку: — Ты её совсем не знаешь. Мы стояли друг напротив друга. Андрей собрался с мыслями первым: — Да знаем, знаем… Дамочка, заскучавшая в объятиях мужа. А тут ты подвернулся — воздыхатель, не сводящий глаз… Я со всей силы ударил его плечом, так что он отшатнулся в стену. — Она не такая, — я зашагал вверх, полный решимости двинуть ему кулаком, если он скажет про Лайзу ещё хоть слово. — Зато муж у неё ты видел какой! — крикнул Андрюха. Позади послышались его перепрыгивающие шаги, и он схватил меня за локоть: — Да куда ты идёшь? Тут поговорим. Я остановился, вырвал свою руку и сделал глубокий вдох. Потом всё же повернулся. Других жильцов можно было не стесняться — между собой мы говорили по-русски. Андрей шагнул на одну ступень вниз и продолжил без своего привычного величия над окружающими: