— Ах, это! Да, конечно. Я готов был плясать, так как до меня наконец дошло, что Лайзе есть чем занять наш вечер. Научиться бы уже быстрее схватывать её намёки. — Я напишу тебе адрес сообщением. Доберёшься туда сам, и я подъеду. — Это что? Какое-то общественное место? — Почему? Жилой дом. Она умела решать проблемы, пока я страдал (надо отдать должное — совсем не ерундой), и делала это лучше меня. Пора было привыкнуть. И начать исправляться. — Ты что-то придумала? — я напрягся — не окажемся ли мы в одном из их с Дугласом гнёздышек. — Доверься мне. Забывшись, она взяла меня за подбородок, а потом отдёрнула руку. Но взгляд не перевела. Напротив, детально просканировала моё лицо и спросила с беспокойством: — Плохо спал? Я не успел ответить: она засеменила от меня, едва заслышав голоса на парковке. В следующий раз я увидел её выходящей из машины, когда ждал у дома, который она указала мне в переписке. Он находился в одном из старых районов, по стилю и плотности застройки сильно отличающемся от того, в котором жили мы с Лайзой. Я ломал голову над тем, куда она поведёт меня сегодня. Мы по обыкновению воспользовались лифтом и вышли в нешироком коридоре, с несколькими квартирами. Снова одну из дверей Лайза уверенно открыла и, увидев, как я застыл в нерешительности, даже пустила вперёд, но без церемоний — просто подтолкнула рукой в спину. Эта квартира выглядела скромнее, но показалась мне уютнее, чем та, в которой жили Дуглас и Лайза. Стены в тёплых тонах — жёлтые, бежевые, персиковые, паркет медово-оранжевый. Мебель преобладала из дерева, хотя её было не так много, в основном крупногабаритные шкафы, комоды, стулья. В квартире встречалось совсем незначительное количество мелких предметов интерьера; на окнах висели однотонные занавески и шторы, и всё же выглядела она не сильно обжитой. Пока я прохаживался по комнатам и не торопился выяснить, чьим жилищем Лайза решила воспользоваться (я надеялся, с ведома собственников), она по-хозяйски поправляла диванные подушки, завела механическую шкатулку, которая стояла на тумбочке в комнате с односпальной кроватью, спокойно трогала вещи и вообще прекрасно ориентировалась. Думаю, Лайза уловила, как я измучился любопытством, но боялся спросить что-то невпопад. Она прислонилась к арке, разделявшей столовую и гостиную: — Это квартира моих родителей. Я тебе рассказывала, что не так давно они перебрались за город. Сейчас у них просторный коттедж с террасой, большущим садом и бассейном. До этого мы жили здесь. Значит, опустевшей, а не малообжитой показалась мне здешняя атмосфера. — Ты жила тут до твоего замужества? «К чему было это уточнять?!!!» Лайза отреагировала нормально: — Да. Училась я в городе, поэтому отлучаться из дома надолго не приходилось. Ты, наверное, уже понял, что я росла абсолютно домашней девочкой. Как она это умела? Я сразу забыл всю неловкость. Лайза посмотрела на экран телефона, который держала в руке. Я вспомнил о времени — оно убегало вперёд, не спрашивая. «И как только она меня терпит?!» Я подошёл ближе и притянул её к себе. Отведённый час или больше я могу провести с ней и всё остальное неважно. Я не буду выяснять, во сколько её будет ждать дома Дуглас и дома ли он сегодня вообще — я больше не повторю своих ошибок! А уже допущенные буду учиться исправлять так же оперативно, как умела моя любимая. Лайза за руку проводила меня в спальню своих родителей, где чуть ли не половину комнаты занимала аккуратно застеленная кровать. Я считал, что мы поступаем не совсем тактично, но, вспомнив альтернативу — односпальную кровать в комнате самой Лайзы и фигурный неразборный диван с жёсткими подлокотниками в гостиной, подавил в себе зачатки потревоженной деликатности. — Значит, здесь и прошло твоё детство? — спросил я у сидящей на противоположном краю кровати Лайзы. Она подогнула под себя ноги и выглядела очень мило в небрежно накинутой простыне. Лайза смотрела вокруг с видом, который не вызывал сомнений — она хорошо знала каждый сантиметр тканей, каждый изгиб в резьбе на дверцах, все-все звуки и запахи. Её мама, оказывается, забрала в новый дом какую-то часть вещей, даже небольшую мебель, особо полюбившуюся, и сейчас периодически навещала квартиру и поддерживала в ней некое состояние ухоженности, чего совсем не понимала Лайза. — Да, — прервала свою задумчивость Лайза. — Точнее с того дня, как мы обзавелись собственной квартирой. В первые же годы. Она указала рукой на дверной проём спальни: — Ежедневно практически вот там я стояла, опережая будильник, такая растрёпанная малышка, и повелительно требовала внимания к себе с самого утра! Мама говорит, это было то ещё зрелище! От смеха Лайза залилась румянцем. — Почему у вас с Дугласом нет детей? — я совершенно не взял в ум, что они женаты меньше года, но вопрос уже прозвучал. Она сразу посерьёзнела: — Знаешь, Мэтью, я думаю… я решила, что мой ребёнок появится тогда, когда наступит самый лучший момент. Это случится тогда, когда создадутся самые лучшие условия. И это не будет зависеть от меня. Он родится, когда подсознательно буду готова я и когда будет готов сам малыш. Потом, надо учитывать, что не всё сводится ко мне. — Лайза говорила сбивчиво, мне трудно было разобрать её путаный английский. — Ребёнок должен родиться в то самое время и от того самого мужчины. — Неужели Дуглас — не подходящий для этого мужчина? — я не преследовал цели оскорбить его, а спросил искренне, пытаясь разобраться в причинах замешательства Лайзы. — Дуглас очень достойный человек. — Лайза опустила глаза и стала рассматривать узор на простыне, край которой разгладила пальцами. Я задал вопрос, не подумав. Просто она предавалась воспоминаниям о своём детстве, проведённом под бережной опекой родителей, так проникновенно, что мне показалось, ей самой не хватает возможности проявить к кому-то привязанность и заботу. Наблюдая за Лайзой и боясь спугнуть её умиротворение, я рассудил, что в некоторых странах супруги начинают готовиться к рождению детей, когда им далеко за тридцать. Кого-то удерживает необходимость завершить образование, может остро стоять карьерный вопрос, существуют и другие обстоятельства. Я знал, что Дугласу многим больше тридцати, но Лайза была ещё так молода и, возможно, действительно не чувствовала себя готовой к материнству. «Ты будешь замечательной матерью», — подумал я и придвинулся ближе, чтобы обнять. Кому-то из вас Лайза может показаться сумасбродной натурой, оторванной от реальности, пребывающей в абстрактных мечтаниях и придумывающей для себя несбыточные цели, но поверьте, она отлично разбиралась в жизни и всегда знала, чего хочет. *** Странно, но ни Андрей, ни двое других моих соквартирантов не интересовались, куда я отлучаюсь после работы. Вероятнее всего они решили, что это легко объясняется необходимостью обогащать свой «исследовательский» опыт (мне так было бы проще). Тем более у них велась настолько необузданная личная жизнь, что они могли вовсе не заметить моего отсутствия ночь напролёт. Оставшиеся будни я отдал работе (но только физически — в голове моей обосновалась любовь), а вот суббота моя целиком принадлежала Лайзе. Так я планировал, но позже выяснилось, что от меня примут только первую её половину. Мы собрались посетить городской музей, а после я рассчитывал уговорить Лайзу на поход в театр. — Мэтью, тебе придётся обедать без меня, — сообщила она у входа в музей, расправляя ажурные рукава своей блузки, спадающие на кисти рук тонким белым шитьём. — Я уеду: мы с Дугласом приглашены на ужин к его родным. Мне нужно подготовиться к вечеру. — Дуглас дома? — я придержал дверь за объемную деревянную ручку с металлическими набалдашниками. Лайза кивнула, не отвлекаясь от своего занятия. — Что ты ему сказала, когда уходила? — я поражался невозмутимости Лайзы. — Что иду в музей. Я сказала правду. Она закончила свои прихорашивания и, положив руку на сумочку, которая свисала на узком ремешке с её плеча, не могла наглядеться, как ткань блузки идеально сочетается с белой кожей сумки. — Завтра? — поддержал её краткость я. Она мотнула головой, чем дала понять, что воскресенье мы проводим врозь. Только сеанс созерцания произведений искусства помог мне совладать с подступившей горечью. Я учился привыкать к тому, какими редкими были моменты, которые могла подарить нам обоим Лайза. Отпустив тяжёлую дверь, я покидал здание музея в полном восторге! Вот теперь я мог смело рассказывать Андрею о своих впечатлениях от экспонатов, не боясь быть пойманным на вранье, ведь сегодня я посетил выставку и не одну. Лайза развила приличную скорость и рассекала по городу с опущенным стеклом. Её подкрученные волосы развевались на ветру так эффектно, а картинки на заднем фоне живо сменяли друг друга, словно я смотрел кино. Лайзе понравился наш просветительный поход, впечатления от него даже сумели скрасить безудержно приближавшийся момент расставания. Мы договорились, что она высадит меня в центральной части города, и я смогу посмотреть места, до сих пор остававшиеся мной не охваченными. Виднелся поворот, где мне предстояло выйти, и я вознамерился наговорить Лайзе кучу нежностей на прощание, как раньше записывали целые монологи своим любимым на кассету для магнитофона. И тут некстати стал надрываться мой телефон. Увидев, что на экране высветился номер Толика, я скинул вызов — он крайне редко звонил по чему-то стоящему. Сейчас мог и подождать. — Это русская композиция? — спросила Лайза. — Что, прости? Она кивнула головой на мой телефон: — Та, что сейчас звучала. Лайза имела в виду мелодию моего звонка — песню российской поп-группы. Я даже не сам её установил — племянница, которой я имел неосторожность дать телефон «просто посмотреть». Я так и не поменял настройки — песня меня не напрягала. — Да, российских исполнителей. — У тебя есть ещё что-нибудь из российской музыки? Проявленный Лайзой интерес удивил меня, ведь сама она слушала совсем другое направление. Я сделал такой вывод исходя из того, что в её автомобиле всегда играла классика, при чём настолько тихо, что порой я не мог точно разобрать, какое именно произведение звучит, хотя многие из них были мне хорошо знакомы. Сомневаюсь, что она слушала популярную зарубежную музыку, по крайней мере не часто. — У меня в телефоне есть и другие записи. Я сюда флеш-накопитель привёз, вот там больше музыки, при чём в основном русская. — Ты можешь дать мне послушать? — Лайза и правда была заинтересована. — Тебе повезло — у меня всё с собой, — я достал из кармана пухлый бумажник — не от денег, а от мелочей, что я сумел в него запихать, в том числе ключ от квартиры — и вынул из внутреннего кармашка складную флешку. Её я прихватил из дома не только ради песен: я всегда имел при себе компактный носитель информации, ведь он мог понадобиться и здесь, для моего самообразования. Пока стояли на светофоре, я думал, куда-бы её пристроить, и положил в подстаканник, приговаривая: — Надеюсь, ребята как-нибудь переживут разлуку, а то для нас это, считай, единственный источник родной поп-культуры в квартире, привезённый прямо оттуда. Они постоянно берут её послушать, иногда мы слушаем вместе за домашними делами или ужином. Ностальгируем! — У них нет своих? — Я оказался самым предусмотрительным в этом плане. Лайза бегло глянула на флешку, как будто хотела убедиться, что я действительно оставил её в машине, и подытожила: — Верну, когда перепишу себе. Машина дёрнулась вперёд, и я откинулся на сиденье. Мысленно я пожалел пацанов, предвидя, что ждать скорого возвращения флешки не стоит, хотя сам был готов отдать её Лайзе навсегда, если бы там, кроме аудиофайлов, не было информации по учёбе. Не успел я додумать мысль, как Лайза чмокнула меня в уголок губ и указала на дверь. Она выпроводила меня беспечной улыбкой и горящими глазами, а потом сорвалась с места. На следующий день было не до музыки. Денис принёс от девчонок сборник анекдотов на английском, и до самого вечера в нашей квартире раздавались взрывы хохота. Как я ни старался остаться в стороне от этого развлечения, чтобы заняться сортировкой по папкам фотографий, накопленных в телефоне (ни на одной из них не было Лайзы — она не разрешала себя фотографировать; прежде не встречал девушку, которая бы не «болела» позированием перед камерой), меня то и дело дёргали, прося перевести отдельные фразы и выражения поточнее. Утро понедельника напоминало все остальные. Признаться, для меня теперь все дни, проведённые не с Лайзой, были похожими один на другой. Перед обедом разнообразия всё же добавилось. Мы с Андрюхой работали у центрального входа — нам дали задание подготовить площадку под укладку тротуарной плитки. Неожиданно где-то совсем рядом громко заиграла в исполнении российской музыкальной группы песня на русском языке, которая у нас с начала весны попадала во все хит-парады. Андрюха, порядком измотанный тяжёлой работой, нервно бросил увесистый картонный мешок на землю, и вспыхнул: — Меня Алёнка дома достала этой песней! Тут-то она откуда? Осмотревшись по сторонам, мы выявили источник: на парковку только что подкатила машина Лайзы. Мелодия перестала звучать прямо перед тем, как Лайза вышла и хлопнула дверцей. Она появилась на объекте одна, в руках держала, кажется, сложенные вдвое плакаты (отсюда было плохо видно), и прошествовала внутрь, кивнув нам головой в качестве приветствия. Я ответил тем же; Андрюха вежливо помахал рукой, но вслед ей смотрел ещё долго — капитально обалдевший.