— Матюх, ты же понимаешь, Дуглас непростой человек. Если узнает, он тебя мало того — в два счёта выгонит. Ты что, хочешь домой не только без денег, но и с кучей проблем вернуться? — Ты себе проблем не наживи, а обо мне можешь не беспокоиться. — Самое время начинать. Я даже представить не мог, что ты выдашь такое. Да среди мужиков от неё у половины башню сносит, и что с того? Чем ты думал вообще? — Андрюх, закрой рот, пока я тебе не помог. — Ты точно рехнулся! Я тебе говорю — бросай, пока не увяз. Ты не заметишь, как тебя выбросят. За ненадобностью. Она ведь… Он не договорил, поскольку заметил, как я весь напрягся, и разведя руки в стороны с видом сдающего позиции, попятился от меня и спустился ещё на две ступени. Почему я ему не врезал? Даже не знаю. Меня вообще трудно назвать драчуном. Если подумать, тогда в его словах я не услышал преувеличения и высокомерия — только правдивый дружеский нагоняй. Я поднялся в квартиру, не останавливаясь. Быстро разулся. Проходя к своему спальному месту, я не мог не заметить Ирму, с тёмными потёками под глазами, которая сидела за барным столом. По центру стояли пустые пивные стаканы, а напротив неё, сложив перед собой руки, сидел Толян. Он несколько раз обернулся ко мне с неодобрительным взглядом из-под насупленный косматых бровей. Я буркнул что-то неразборчивое — типа поздоровался, но мне, по-моему, никто не ответил. Почти сразу появился Андрей, а я метнулся в ванную комнату, залез в душ и не выходил оттуда очень долго, не желая снова увидеть Ирму. Моё ожидание, к великому облегчению, оправдалось: когда я вернулся в комнату в домашних шортах, с мокрыми волосами, её уже не было. Свет был выключен, и квартира показалась мне совсем пустой, но потом я услышал в дальнем углу неестественно громкое сопение Андрея. Неизбежному столкновению со мной он предпочёл сон, который, похоже, не спешил к нему. *** С утра Андрей как будто не замечал меня, за исключением дежурных фраз, которыми пользовался только чтобы не вызвать чужих домыслов по поводу нашей отчуждённости. За всю смену мы даже взглядами не встретились. Я не был настроен так категорично и в принципе не питал злобы к Андрюхе, поэтому, когда вечером, за ужином, он мало-помалу «разговорился», я охотно поддержал перемирие. Больше он не доставал меня начиткой лекций о правилах поведения в чужой семье и «безопасном» сексе — не с замужними женщинами! Уж тем более не заводил разговор на эту тему в квартире, мы ведь почти не оставались одни. Так, невзначай, на работе, в те редкие минуты, когда нас никто не слышал, задавал наводящие вопросы типа «Не образумился ли?» и всё в таком духе. Я не считал себя обязанным прислушиваться к его советам и отчитываться о своей личной жизни, поэтому коротко отвечал «да» и «нет» или делал вид, что не дослышываю его. Тогда он стал давить на мою совесть, предупредив, что своим поведением я могу подставить ребят, если Дуглас обрушит на всех свой масштабный гнев. Я ответил, что это вообще глупость несусветная, и наш обмен мнениями закончился. Моё общение с Андреем, как вы помните, поначалу строилось не совсем гладко. Да что там — в некоторых моментах я считал его просто невыносимым! Но вместе с тем Андрей никогда, даже после того, как оставил свои придирки, не расспрашивал меня о наших с Лайзой отношениях, не просил поделиться подробностями встреч и переживаниями. Никогда! Я всегда подмечал в нём скрытую мудрость, признавал, пусть и неявно, что он знает больше меня и пережил вещи гораздо серьёзнее, чем я. Такого человека нельзя оставлять на лестнице, за дверью своей жизни. Ни в коем случае! Позже я осознал, что эта поездка помогла мне обрести не только настоящую любовь, но и крепкую дружбу. *** Размолвка с Андреем не сказалась на моём оптимизме. Впереди ждали совместные выходные с Лайзой, и я готов был простить всем и что угодно! Нет, я не оговорился, именно выходные — оба дня я мог провести со своей девушкой! Дуглас опять укатил на какой-то симпозиум или что-то вроде того — я уже запутался в названиях, которые перечисляла Лайза всякий раз, когда назначала мне встречу. Супругу он оставил в городе в роли ответственного зама над всеми объектами на случай непредвиденных ситуаций. Свою кандидатуру на этот «пост» Лайза выдвинула сама, и назначение было ей только на руку. В субботу мы прямо с утра заехали в супермаркет и набрали еды на двоих. Оттуда, не теряя времени, отправились в квартиру её родителей, и постель в их спальне не застилалась до сумерек, чем, кажется, были возмущены беспардонно подсматривающие за истосковавшимися влюблёнными в окно лучи солнца — палили они нещадно. Отдаваясь страсти, Лайза порой шептала, порой кричала: «Мэтью!.. Мэтью!», а я, наверное, был единственным мужчиной, который всем телом отзывался не на своё имя. Я был готов провести с ней всю ночь. А что? Всё равно я был в некотором роде разоблачён: пусть Денис и Толян в отличие от Андрюхи не были так осведомлены на мой счёт, но уж всяко догадывались, по каким «делам» я отлучаюсь время от времени в часы, когда учреждения науки и культуры не работают, да ещё пропускаю наши гулянки. Однако Лайза не поддержала моей инициативы. Дело в том, что в их с Дугласом квартире был домашний телефон, на который предпочтительно звонили её родители. Они могли позвонить и сегодня. Она совсем не хотела заставлять их тревожиться, ещё больше — занести в почву родительской бдительности подозрения чего-то запретного, происходящего с их дочерью; если её отсутствие дома в течение дня ещё можно как-то объяснить, то с ночными отлучками провернуть это было бы намного сложнее. И всё же прощались мы ненадолго. Сказав друг другу: «До завтра!», мы не удержались от счастливых смешков, поскольку обменялись этими фразами впервые, но смысл их согревал обоих. В воскресенье мы посидели в ресторане — в одном из небоскрёбов, с видом на город. Уровень моей зарплаты не переставал радовать — я был в состоянии сводить Лайзу в место, которое придётся ей по душе. После мы опять отправились к океану и снова наслаждались им вдвоём, но теперь прижавшись друг к другу… Встретили закат. В пути обратно Лайза призналась: — С тобой бывать в любимых местах стало проще. Ты пробуждаешь во мне меня. А потом мы занимались любовью всё в той же бывшей квартире Лайзы под звуки наших студенческих медляков, воспроизводимых её стареньким плеером. Я и не знал: Лайзе понравилось несколько лирических композиций на моей флешке, и она даже записала их на отдельный компакт-диск. Она раскинула руки по кровати над своей головой с видимым блаженством, которое разливалось по её телу. Под густыми ресницами плескался тёплой синевы океан, и я больше не боялся погружаться в него снова и снова без спасательного жилета. — Я счастлива, Мэтью!.. — Я тоже! Ты только не отпускай меня… *** После выходных, наполненных Лайзой, я пребывал в не прекращающемся экстазе, и не находил себе места: два дня подряд — это уже непозволительно много в моём положении! Но до чего приятно! «Лихорадка» моя прогрессировала, найдя-таки выход — скрывшись на улице от нежелательных глаз и ушей, я набрал номер Лайзы! Сам! Впервые! — Мэтью, что-то случилось? — она спросила шёпотом, наверное, тоже разговаривала из «укрытия». — Я соскучился! — О! Как мило! — Я хочу видеть твою спину… В трубке повисла тишина, потом послышались глухие шумы и отголоски. Когда снова наступило затишье, Лайза заговорила вполголоса: — Хорошо, когда в очередной раз буду на объекте, постараюсь не поворачиваться к тебе лицом. Лайза забавлялась — она знала, о чём я. На каждую нашу встречу, когда мы были близки, она надевала — не думаю, что специально — платья или кофточки, которые застёгивались сзади на длинную молнию. И каждый раз, когда раздевал её, молния разъезжалась в стороны и открывала для меня упругую, подхваченную лентой воздушного кружева, спину, вдоль которой (когда Лайза наклоняла голову вперёд, чтобы убрать волосы) проступали бугорки, как нить крупного жемчуга, протянутая от шеи к тонкой талии — она чуть-чуть не умещалась в обхвате моих ладоней. Я тянул книзу язычок замка, а вместе с тем касался её гладкой кожи, и в это время подрагивали не только мои пальцы, но и вся Лайза… — Мэтью, ты здесь? — голос Лайзы вернул мне способность говорить. — Я всегда рядом. — Я знаю! — Я люблю тебя!.. — Напомнить, сколько раз ты сказал мне это за прошедшие выходные? — промурлыкала Лайза. Я не видел её лица, но знал, что она улыбается. — Мне нужно идти. В офисе много работы. — Да-да, конечно. Люблю тебя! Я покорно завершил вызов, не успев сказать и половины того, что не умещалось в моей вибрирующей от сердечных ударов груди. Наступления вечера я ждал как тяжёлого испытания, потому что внутри усиливалась качка от моего волнообразного состояния, которое то уносило в беспросветное уныние, то подбрасывало на гребень любовных подвигов и авантюр — чаще последнее. Если в общей компании на стройке у меня ещё получалось отвлекаться, то поход домой стал настоящей пыткой: пока мои соседи обсуждали, что бы приготовить на поздний ужин, я, утративший аппетита, думал, как мне увидеть Лайзу. А, может, ещё раз позвонить ей? Не забирает же муж у неё телефон, когда они оказываются дома? Абсурд какой-то — я уже представлял себе Дугласа злобным надзирателем! За окнами стемнело, а по комнате носился запах жареных сосисок и желейных конфет — такие противоречивые гастрономические сочетания частенько прорывались у ребят. Я вертел в руке телефон, еле удерживаясь, чтобы не нажать нужную кнопку. Лайза должна меня услышать! Должна знать о моих чувствах! Того, что я говорил во время наших встреч, было явно недостаточно — нужно было показать это Лайзе! Да, именно — показать, продемонстрировать всю силу моей любви! Я перестал крутить телефон, задумался и вспомнил наш разговор с Лайзой тогда, в первый раз, когда побывал у неё дома. Она присела у каретки кровати, подмяв под себя подушку, и отдёрнула штору на окне. Из него приоткрылся вид на ту часть улицы, где по её проекту возводился деловой центр. Она подозвала меня. Отсюда хорошо просматривалась обожаемая Лайзой входная группа. — Твои окна выходят прямо на нас? То есть, на объект? — спросил я с придыханием, большей частью от радости за неё. — Да. Это вышло не специально. Участок был давно выкуплен строительной компанией Дугласа, но подходящий проект появился с моим приходом. Тогда его расчистили от прежней застройки и теперь здесь будет что-то грандиозное! Проект Лайзы в самом деле был колоссальным и продуманным до мелочей: формат центра предполагал комплексность использования, в нём были заложены не только высокооснащённые рабочие зоны, но и места для отдыха, на стадии сдачи находилась даже собственная гостиница с рестораном, кинозалом и переговорными. — Я в это верю! Каждое утро (встаю я рано), пока готовится завтрак, иногда и по вечерам я стою у окна в столовой и представляю… Нет, я уже вижу, как входят и выходят люди, как парковки заполняются автомобилями, а окна — вывесками и жалюзи, как подсвечиваются этажи ночью. Я знаю, у нас всё получится! — проскандировала она и сжала мою руку… Понятия не имею, кого она тогда имела в виду — себя и Дугласа или… себя и меня. Да это и не важно! Главное — сейчас я понял, как действовать. Я вышел на улицу и отправился на наш объект. Да, в столь поздний час, когда там оставалась только дежурная охрана. По дороге я заглянул в небольшой хозяйственный магазинчик, который обычно работал круглосуточно. Раньше недоумевал, неужели кому-то могут понадобиться салфетки или ведро в двенадцать ночи, зато теперь прекрасно понимал, как это бывает. Я купил баллончик люминисцентной краски. Пожилой продавец извинился, что в остатках был только один цвет, но я согласился забрать его. Мой план не терпел отлагательств. Оформляя покупку, мужчина спросил: — Готовите кому-то сюрприз? — Да, ещё какой! — ответил я, разглядывая этикетку на баллончике. Краску я убрал в глубокий карман ветровки, а на подходе к стройке отключил звук на телефоне и спрятал его в карман джинсов. Мне пришлось проявить нечеловеческую любезность и состряпать самое жалостливое выражение на лице, когда я уговаривал сотрудников охраны пропустить меня. Как можно было оставить несчастного растяпу на ночь без такого необходимого устройства, как телефон, который он умудрился забыть где-то в подсобке! На вопрос о том, почему пришёл так поздно, я соврал, что не сразу хватился пропажи. Ничего преступного в моей просьбе не было, к тому же я зарекомендовал себя на объекте с самой положительной стороны, так что беспрепятственно прошёл внутрь в сопровождении двух охранников. Я знал, что обычно в ночное время несколько человек обходят прилегающую территорию, но постоянно по периметру никто не находился. Я пересёк помещение насквозь и, выйдя в служебные двери, оказался на участке, где в ряд стояли бытовки и кое-какая техника. Освещение, достаточное для передвижения, было неярким, так что я вполне мог остаться незамеченным. Баллончик болтался вместе с карманом, и мне пришлось прижать его рукой к себе. Я шёл вдоль стен, стараясь не задерживаться под потоками прожекторов. Так я оказался за выступом входной группы. Мне повезло, что строительные леса ещё не разобрали. Не так давно началось окрашивание фасада и именно в необходимой мне части — по бокам и над входом. Фасад предполагался комбинированным, и входная группа, а также некоторые другие участки должны были быть чёрными. Я скинул ветровку, чтобы не запачкаться, вынул из неё баллончик, снятую крышку которого убрал обратно в карман, и, привычно переставляя руки и ноги, пробрался на нужный уровень лесов. Их было много, довольно широкие — самое то. Света вполне хватало (в тот момент я даже не думал, что и сам хорошо освещаюсь, ведь был у цели). Уставшими от напряжения руками я распылял краску размашистыми движениями, и всё время боялся, как бы баллончик не выскользнул из рук. В некоторых местах я добавил ещё по слою краски, и теперь нужно было осмотреть всё в целом. Внизу, отойдя подальше, я запрокинул голову и рассмотрел своё художество. Справа над углом входной конструкции на чёрном фоне бликовала надпись — фраза «Я люблю тебя!» на английском языке. Эту фразу что на русском, что на английском я знал с самого детства, ещё когда не приступал к изучению иностранных языков, но силу этих слов познал только с возрастом. Не был уверен, что из окна Лайзы она будет чётко читаться, но очень на это надеялся — буквы я старался сделать как можно крупнее. Я почесал лоб тыльной стороной затёкшей ладони, в которой всё ещё сжимал баллончик. Выглядело признание совсем не по-взрослому, а было похожим на разрисованный игрушечный домик. Но не в этом было дело — для меня было важно, чтобы Лайза знала, на что я ради неё готов! Я чуть не забыл на перекладине лесов ветровку и, вернувшись, сразу надел её на себя, а также отряхнул перед футболки и джинсы. Уходил тем же путём, забросив пустой баллончик в бак со строительным мусором. Для пущей правдоподобности я нёс в руке свой телефон и делал вид, что пролистываю сообщения. Охранники, собравшиеся в закутке, реагировали на меня совсем вяло, провожать вышел только один. В общем, реализовать столь дерзкий план мне удалось даже легче, чем отмыть следы краски от рук. Я старался произвести на Лайзу умопомрачительное впечатление, но не предвидел, насколько ошеломительным будет эффект от моего ночного писательства среди руководства. Утром, подойдя к посту охраны, мы стали свидетелями не только «обновлённого» фасада, но и отдалённых криков, доносившихся изнутри. Я заметил, как охранник пристально осмотрел нашу компанию, но не мог вспомнить, был ли он среди тех, кто встретился мне вчера. Я не придал значения этому, и мы ринулись внутрь, чтобы узнать, что происходит. Там уже толпились остальные рабочие и все прорабы, потупившие взгляды в пол под словесными извержениями «разоряющегося» старшего. Никто не успел пройти в подсобки, чтобы переодеться, как, словно из ниоткуда, в центр влетел разъярённый Дуглас. За ним почти бежала Лайза, и её каблуки так часто и громко ударялись о бетонную стяжку, будто их кто-то заколачивал. Дуглас повернулся к старшему прорабу, и тот быстро указал на меня — я стоял в первом ряду. — Что это? — Дуглас взревел так, что звук отбойного молотка не заглушил бы его. Он стоял в нескольких шагах и высверливал меня взглядом. — Как ты себе такое позволил? Сзади показался охранник, который вчера провожал меня. Дуглас обернулся на звук шагов и обратился уже к нему: — Что тут у вас происходит? На объект приходит кто угодно и творит, что вздумается? — Простите. Но он же тут работает. — Охранник выстоял под грозным взглядом Дугласа и продолжил: — Сказал, что забыл телефон. Охранник посмотрел на меня, но без озлобленности: — Он пробыл здесь недолго, мы бы на него не подумали, — охранник шаркнул ногой. — Потом уже просмотрели записи с камер наблюдения. «Камеры! — я хотел шлёпнуть себя по лбу. — Схемы расположения камер у меня не было — мой план оказался неидеальным». Вам кажется, что я повёл себя, как пустоголовый юнец, особенно сейчас, когда вместо того, чтобы готовиться к худшему, сорил саркастическими шуточками в свой же адрес? Да, если подумать, это был вовсе не сор, а буквально горы мусора, которые нужно срочно разгребать. Я же был озабочен только тем, что думает о моём поступке Лайза, увидела ли она мою надпись сама или только после того, как им с Дугласом сообщили. Мне было не разглядеть её за широкой спиной мужа, который «конвульсивно» раскачивался из стороны в сторону. — Зачем ты это сделал? — прорычал Дуглас и повёл челюстью вбок, как боец после сокрушительного удара. — Ты…