Андрюха, растолкав ребят, выступил вперёд и не дал ему закончить: — Простите, я попытаюсь всё объяснить. Да, это его вина, но поверьте, он не желал причинить вред. — Я повернул голову к Андрюхе и хотел сказать, чтобы он и не думал встревать, но тот отмахнулся рукой и почти загородил меня собой: — Он хороший парень и толковый работник. Здесь все это знают. — Андрей обвёл глазами остальных, но не встретив активной поддержки — только «скомканные» возгласы одобрения — заговорил быстрее: — Он вчера вечером переписывался со своей девушкой, которая осталась дома, они давно не виделись. Поймите, парень заскучал, растрогался. В общем, романтический порыв — не более. Я шагнул в его сторону, но Андрюха придержал меня за плечо, вытянув свою руку. — Это моя вина, что не остановил его, когда он выскочил из дома, — подключил своё покровительство Андрей, глядя Дугласу прямо в глаза, — но я и подумать не мог, куда он пойдёт. Андрей, наверное, смекетил, что после его тирады я, остающийся как бы в стороне, выгляжу ещё более провинившимся, и только сейчас убрал руку и отступил назад. Я стоял перед Дугласом, широко расставив ноги, испытывая ломоту в сутулых плечах, и молча смотрел на него в упор. Он расправил сжатые губы: — Ты приехал сюда работать, а не думать о своих романах. Я плачу тебе не за это. Ты знаешь, что такое чужое? Тебя учили к чужому не прикасаться? Или что? Может, ты тут ещё что-то моё… Лайза оборвала его, тронув за локоть. Я решил воспользоваться паузой и прямо сейчас высказать ему всё в глаза. Про ту, которая уже давно стала моей, ещё до того, как я побывал в его спальне. И пусть он думает иначе, но она больше ему не принадлежит! Он может делать всё, что угодно, вышвырнуть меня прямо сейчас с площадки, избить до полусмерти, сделать так, чтобы мне запретили въезд в страну, но он уже ничего не изменит! И тут я увидел её глаза. Полные страха. Но боялась она не за меня, а… меня. Я прочитал во взгляде — она просила не говорить неосторожных слов. Она просила меня молчать. Я больше не слышал пыхтения Дугласа, не видел его расширившихся зрачков в серой окантовке. И я больше не хотел открывать ему правду — говорить было не о чем. Я оглох от собственных непроизнесённых фраз и отвёл глаза, заливаясь скорбью. Дуглас шумно вздохнул, отчего рубашка на его груди чуть не треснула. — Учти, — он снова сделал движение сомкнутой челюстью, — весь ущерб, причинённый сотрудником, в нашей компании возмещается за его счёт. Подсчитай, сколько будет удержано из твоей зарплаты и подумай, стоило ли оно того. — Дуглас, подожди, — еле слышно вмешалась Лайза. — Ты же знаешь, что краска на фасаде оказалась ненадлежащего качества. После нанесения она стала отшелушиваться, это показал недавний осмотр. Ты получил соответствующий отчёт. Мы уже направили производителю рекламацию. Я что-то слышал об этом, разговоры велись на объекте не первую неделю, но я не вникал, потому что не участвовал в окрашивании фасада. До вчерашнего вечера… — Кто-то виноват, кто-то нет? — Дуглас очень жёстко одёрнул жену. — Не в этом дело. Фасад всё равно придётся перекрашивать. — Лайза бросила на меня беглый взгляд, который перевела на мужа: — За счёт поставщика. — Получается, он нам помог? Уже начал? — презрительно сострил Дуглас, мотнув головой в мою сторону. Зубы мои заныли от того, как чересчур крепко я их стиснул. Тупой спазм ударил в голову. Но по-настоящему больно было совсем от другого. Публичное порицание меня закончилось, и все разошлись. Я тоже пошёл в подсобку. Меня никто не окрикивал, чтобы сделать замечание, не было слышно никаких претензий. Мы шли бок о бок, и я как будто чувствовал поддержку окружающих, словно по-мужски они меня поняли и даже не осуждали. Не думаю, что многие соглашались с правом Дугласа на проявление ярости, уж точно не большинство. И вообще его права, особенно право обладать чем-то или кем-то, были не такими уж безусловными. В подсобке ребята везде пропускали меня вперёд, не мешали быстрее одеться, специально замедлив свою активность, и я был признателен им за это. Слов благодарности, которая пришла на смену всплескам бунтарства во мне, Андрюхе я не сказал, но был уверен, что он уловил их на расстоянии. Я зашёл в здание одним из первых, затягивая на ходу лямку комбинезона. За перегородкой, в нише с окном, я услышал глухие голоса, которые по мере моего продвижения становились громче. Один из них был до саднения в груди знакомым. Я замедлил шаг, а перед откосом остановился. — Что это было, Лайза? Ты защищаешь передо мной подчинённых в их же присутствии? — Дуглас был уже не зол, но явно недоволен. — Не думала, что ты станешь возлагать на парня материальную ответственность. Тебе не кажется это не совсем справедливым в данной ситуации? — не спускала Лайза. — Я бы во всём разобрался. Почему ты вообще за него вступилась? Что это за исключительное отношение? — Дуглас понизил голос, но я всё равно расслышал: — Что ты к нему привязалась? Зачем срываешь с объекта? Дуглас, оказывается, был хорошо осведомлён обо всём, что происходило под его руководством. — Потому что… — задохнулась Лайза. — Хочешь правду? — Естественно! — Я надеюсь, ты не уволишь всех после. — Она помолчала. — Потому что он единственный, кто наравне с руководством переживает за то, каким здесь всё получится. И он единственный, кто во время разговора смотрит мне в глаза, а не… ниже. Я не видел, какая реакция Дугласа за этим последовала, но голос Лайзы прозвучал отчётливо: — Успокойся, Дуглас! Ребята не возвращались, и я оставался на прежнем месте — сейчас было самое неподходящее время, чтобы перестать подслушивать и уйти — правилами приличия можно было пренебречь. — Мне кажется, пора загрузить тебя кабинетной работой. Тебе нужно реже бывать на стройках, их атмосфера на тебя дурно влияет. — Дуглас разговаривал с Лайзой куда терпимее, но оставался непреклонным. — Что, становлюсь неуправляемой? — не оставила без внимания его наставления Лайза. — Дорогая… — Ты не забыл, что у нас на сегодня по плану ещё два объекта? — Я ничего не забываю. И о том, что произошло, мы с тобой ещё поговорим. Почувствовав, что разговор их подошёл к концу, я, еле наступая, удалился к выходу, а оттуда на улицу. Подумать только: Лайза, которая совсем недавно на глазах у совершенно чужих ей людей дрожала от страха перед тем, что я скажу недопустимое, сейчас так рьяно встала на мою защиту перед собственным мужем! Я понял, в каком губительном состоянии пребывает Лайза. И тем не менее она отстаивала своё право на общение со мной, оберегала наши с ней отношения. Мне было не легче. Каждый раз, выпуская её из своих объятий и провожая взглядом, я старался не думать о том, что она идёт к нему. Разве засыпая на своём диване в одиночестве и представляя, чем в это время занимается Лайза, я не пытался придушить мысли о том, что она ложится с ним в одну постель? Но у меня это плохо получалось! Совсем не выходило! Ей я об этом не говорил, чтобы не расстраивать. Дата отъезда неуклонно приближалась и уже «горела» в моём календаре тревожным пламенем красного фломастера. Дальше откладывать было нельзя — мне нужно было срочно объясниться с Лайзой. Но для начала я должен был поговорить с Андрюхой. *** Мы уселись за обеденный стол друг напротив друга. Наши товарищи по жилплощади ушли в бар, а поскольку у них намечался сугубо «мужской стол», Андрюха решил этот раз пропустить. Он размешивал сахар в кружке с чаем. Я издёргался, пока ждал, когда он закончит. Андрей облизнул ложку: — Да говори уже. Он отхлебнул и скривился от горячего. — Андрюх, ты не знаешь, долго оформлять документы, чтобы выехать отсюда в Россию? — Ха! Зачем тебе? У тебя же всё в порядке. — Я просто хочу прикинуть, успеет ли Лайза всё оформить за оставшиеся две недели. Какие документы ей вообще нужны? Виза там или что? Андрей поставил кружку: — Ты чего задумал? — Я хочу, чтобы она поехала со мной. — Окончательно спятил? — Андрей выпустил воздух ртом и встал, а потом беспокойно зашагал по кухне. Никого не посвящал в свои планы, даже Лайзу. Я предложу ей улететь со мной. Для начала на время, осмотреться, а потом уже дооформит всё и уедет ко мне насовсем. Сейчас я не хотел оставлять её здесь, с чувством вины возле обескураженных родителей, под грузом ответственности перед Дугласом. Зачем откладывать, если потом нам всё равно придётся улаживать дела с её браком и переездом. — Андрюх, просто скажи, поможешь или нет? Я полазил в Интернете, почитал тут кое-что, но там столько нюансов. Андрей облокотился на выступ духовки и упёр руки по бокам в столешницу: — Никогда не интересовался этим вопросом. — Я просто думал, ты уже не первый раз за границей… — Матвей, я правда не знаю. Андрей смотрел на меня как на сумасшедшего, которому ещё не сообщили диагноз, и он верит в то, что его случай не такой запущенный. — Ладно, пусть Лайза сама решит, как будет быстрее. Она же лучше знает здешние законы и порядки, — рассудил я. — Ты что, и правда собрался поговорить с ней об этом? — сочувствующий тон не покидал Андрюху. — Не без её же ведома… Мы встретимся и всё обсудим. Андрей подскочил к столу и снова сел передо мной: — Слушай, Матюх, а может тебе просто попрощаться с ней? Ну, подари ей что-нибудь. — Это всё, что ты можешь подсказать из своего богатого опыта? И я появился на свет с задатками «мужского гостеприимства». Андрюха не знал: подарок будет ждать Лайзу по приезду в Россию; я уже решил, что подарю ей шубу. Натуральную. Конечно, я понимал, что вряд ли мне хватит денег на ту модель, которую могла бы купить себе сама Лайза, но перед вылетом нам должны были выдать окончательный расчёт, и у меня появятся деньги на приличную шубку, даже модную в наступающем сезоне. И пусть будущий доход изначально был расписан мной почти до сотни, я точно знал, что смогу заработать ещё и даже больше — сейчас он был нужнее для другого. Я не сомневался, что Лайза останется довольна таким проявлением внимания с моей стороны. Тем более, в тех погодных условиях, к которым ей предстоит привыкать, этот предмет гардероба будет как нельзя кстати. Не знаю, приходилось ли Лайзе носить шубы здесь, но я отлично представлял её лицо в меховом воротнике и вязаной шапочке с пушистой оторочкой — настоящую красавицу из зимней сказки! — Мой опыт показывает мне, что ты улетишь один. Ты правда думаешь, что она бросит работу, мужа и поедет к твоим родителям в двушку? — наседал Андрей. — А при чём здесь… — А при том, Матюха, при том! Допустим, ты прав, и она действительно к тебе неравнодушна. — Мой эмоциональный порыв Андрей остановил: — Но что ты готов ей предложить? Вот прямо сейчас? — Я уже всё продумал. Я не собираюсь всю жизнь опираться на помощь отца с матерью. Через год у меня будет диплом, я и сейчас подрабатываю, ты знаешь. — Знаю, знаю… Студент-недоучка с попеременным заработком. Ой, прости, есть же ещё стипендия! — Хватит стебаться. Я просто спросил, знаешь или нет, а строить мою жизнь — не твоя забота.