Эйден точно знает, где витают мои мысли, и, естественно, вынужден дразнить меня по этому поводу. – Мысли о моей наготе заставляют тебя нервничать, Тея? Черт, еще как! – Конечно, нет. Он смотрит на меня скептически, и я не виню его; я сама себе не верю. – А мне кажется, что ты лжешь. Очевидно. – Я не лгу! С тех пор, как мы приехали в дом на пляже, всем стало очевидно, что Эйден не так озабочен, как раньше. Его настроение улучшилось, и он чаще всего пребывает в игривом расположении духа. Осознание того, что он теряет бдительность, – одна из самых приятных вещей. Каждый раз, когда я смотрю на то, как он дурачится, как он ведет себя как подросток, как он раскрепощается, у меня мурашки по коже бегут. Он все тот же серьезный Эйден, но есть заметная разница: здесь он улыбается чаще, смеется свободнее. Вдруг он говорит: – Значит, ты блефуешь. – А вот и не… Господи Иисусе. Эйден непринужденно стягивает футболку и теперь сидит во всей своей мускулистой, богоподобной красе, теша свое эго моей реакцией. – Ты уверена? Разве тебе не приятно, что я сижу без футболки? Заставив себя оторвать взгляд от его пресса, я издаю какой-то звук в знак согласия. Он улыбается. В его грозовых глазах появляется озорной блеск. – Значит, ты не будешь возражать, если я… Не закончив фразу, он встает, медленно расстегивает верхнюю пуговицу джинсов. Мои глаза вылезают из орбит. Боже мой, неужели он действительно собирается раздеться?! Он отвечает на мой немой вопрос, медленно опуская молнию и не сводя с меня глаз. Я сижу молча. Я замерла. Что происходит?! Он медленно спускает джинсы и черные боксеры, поднимая на меня бровь. Нет, он не станет этого делать. Как раз в тот момент, когда он собирается одним плавным движением сбросить всю оставшуюся одежду, я закрываю лицо руками. – Ладно! Ты выиграл! Хватит раздеваться! Эйден смеется, садится на кровать, не потрудившись застегнуть джинсы или надеть рубашку. Не то чтобы я жаловалась, но мне трудно думать, когда он так великолепен. – Если тебе было неудобно, ты могла просто сказать, – подтрунивает он, садясь ближе, чем изначально. Я доедаю бутерброд. – А если бы я начала раздеваться, как бы ты себя чувствовал? Эйден моргает. – Для меня это не проблема. Но если ты желаешь убедиться, то можешь начать раздеваться. Смеясь, я пытаюсь ударить его, но он ловит мое запястье и притягивает меня ближе к себе. Я реагирую так, как отреагировала бы любая разумная девушка на моем месте, – я его целую. Неважно, сколько раз мы уже целовались, мое тело всегда реагирует одинаково: бабочки, искра, сердце на пределе. В итоге мы погружаемся в объятия друг друга. Эйден лежит на мне. Он отстраняется, нависает надо мной на локтях, пока мои руки играют с его волосами. – Я пошутил, Тея, – признается он низким, искренним голосом. – Я бы никогда не заставил тебя делать то, к чему ты не готова. Я никуда не тороплюсь. Я притягиваю его к себе и страстно целую. Как раз в тот момент, когда атмосфера начинает накаляться, дверь внезапно распахивается. – Эй, ребята, мы собираемся… Боже праведный! Мои глаза! Снимите уже комнату! – Ноа закрывает глаза руками, делая вид, будто один наш вид сжег его роговицу. Эйден взволнованно вздыхает и нехотя скатывается с меня. – Мы в своей комнате, Ноа. Поскольку мы не кричим, чтобы он уходил прочь, он подглядывает сквозь пальцы и успокаивается, когда понимает, что я полностью одета. – Тебе стоит научиться стучаться, – говорю я ему, не злясь, а скорее возмущаясь, что мое время с Эйденом прервали. – А вам, ребята, стоит запирать двери, когда вы планируете заняться этим… – Мы не… – Неважно! Я не хочу знать подробности. Никогда, – перебивает Ноа. – Я пришел сказать, что близнецы вырубились, а взрослые решили поиграть в игру с выпивкой. Не хотите присоединиться? – Они уже спят? – удивляется Эйден. – Обычно они до последнего не ложатся спать, ожидая подарки. – Думаю, что они устали. У них эмоции бьют ключом. Мы обещали им, что оставим молоко для Санты. А как вы, ребята? Не хотите повеселиться в канун Рождества? Эйден не самый большой любитель выпивки. Я даже не уверена, что когда-либо видела, чтобы он пил алкоголь. В ответ он натягивает рубашку и говорит Ноа, что мы встретимся с ним в гостиной. – Ты уверен? Я могу сказать остальным, что вы слишком заняты… Я прерываю Ноа, швыряя подушку ему в голову в стиле Аннализы. Он смеется, закрывает дверь и возвращается к ребятам. * * * Мы остановились на игре «Кубок короля». Мы садимся в круг с напитками и колодой карт в центре и по очереди переворачиваем верхнюю карту. Каждая карта имеет свое значение. Конечная цель – чтобы кто-то выпил. Например, два означает «ты», поэтому, если я переворачиваю двойку, я выбираю того, кто будет пить. Три означает «я», поэтому тот, кто вытянет три, должен выпить сам. Семь означает «небо». Это значит, что выпивает тот, кто последним поднял руки вверх. И так далее, пока мы не закончим колоду, перетасуем и повторим. Эйден играет с нами, но несмотря на то, что он не очень любит пить, алкоголь на него почти не влияет. Четыре полные колоды и бесконечное количество пустых пивных бутылок, остальные ребята пьяны. Мэйсон, Чейз, Джулиан и Шарлотта – сильно пьяны. Хорошо, что Эйден разобрался с подарками близнецов и чулками до того, как мы начали игру, иначе для Джексона и Джейсона это Рождество стало бы сплошным разочарованием. Мэйсон и Чейз пьяны, потому что вместо того, чтобы пить понемногу, они делают два огромных глотка или выпивают сразу половину бутылки пива. Джулиан пьян, потому что он был ведущим в первой игре (если ты вытащил королеву, то становишься ведущим, пока кто-то другой не вытащит королеву). Смысл в том, что ведущий задает вопросы, а другие должны на них отвечать и, соответственно, пить. Весь оставшийся вечер ребята нацелились на Джулиана в качестве возмездия, поэтому он едва стоит на ногах. Шарлотта напилась, потому что она слишком худенькая. – Чья очередь? – кричит Ноа, когда я сажусь на пол с парой кружек пива. Никто не отвечает. Нет, мы не грубые; мы просто помним, что Ноа – новый ведущий. Мэйсон первым переворачивает карту. Это восьмерка, а значит, он может придумать правило, которое будет действовать на протяжении игры. Всякий раз, когда вы его нарушаете, вам приходится пить. – Если ты еще раз скажешь «не ругаться матом», я вылью свое пиво тебе на голову, – угрожает Аннализа. Правило «не ругаться матом» во второй игре – это основная причина, по которой большинство из нас изрядно опьянели. – Эй, Анна. Нельзя принуждать того, кто устанавливает правила. – Мэйсон пьяно улыбается. – Итак, вытягивая карту с мастью червы, вы должны поцеловать ближайшего человека противоположного пола слева от себя! Мэйсон – ближайший представитель противоположного пола слева от меня. Как бы я ни старалась, судьба поставила меня рядом с ним. – Я не хочу, чтобы Ноа целовал мою девочку! – заявляет Джулиан, обхватывая Аннализу тяжелой рукой. – Почему это? Боишься, что она поймет, что влюблена в меня, и бросит тебя? – отвечает Ноа. – Скорее, я не хочу, чтобы она заразилась, – возражает Джулиан. – Расслабься. Это не обязательно должны быть губы, – поясняет Мэйсон. Все сразу же успокаиваются. Мы продолжаем играть еще несколько раундов, и тут Чейз вытаскивает шестерку червей. Я вижу точный момент, когда он понимает, что ближайшая девушка слева от него – Шарлотта. Его лицо вмиг становится пунцовым. – О! Чейз и Чарли! Вы знаете, что это значит! – Мэйсон улыбается, радуясь тому, что будет наблюдать свое правило в действии. Чейз выглядит совершенно ошеломленным. – Ваше здоровье! – Шарлотта хихикает и поднимает бутылку, обращаясь ко мне и Аннализе, потому что шестерка означает «девочки пьют». Как только Шарлотта проглатывает свое пиво, она вдруг ставит бутылку, берет лицо Чейза руками и целует его прямо в губы. Она, конечно, ошеломила всех нас, но Чейза, похоже, убила. Интересно, она полностью остановила его сердце? С того места, где я сижу, я даже не могу понять, целует он ее в ответ или нет. Она быстро отстраняется и заправляет прядь волос за ухо.