– Не волнуйся, просто батарейки сели. Будем надеяться, что найдем новые в том магазине. Под развалинами. Будет ли приемник работать с батарейками, неизвестно. Ник неплохо разбирается в фотоаппаратах, но вот в радиоприемниках длинноволнового диапазона он полный профан. Пожалуй, рано он обрадовался. Для начала неплохо бы найти батарейки. Ник бросает радиоприемник в свой рюкзак, кладет в него еще несколько вещей: оставшуюся одежду, бумаги и фотографии, которые Рут сложила на столе. – Ладно, пойдем в следующий трейлер. – Он указывает Рут на открытую дверь: туда. Прежде чем выйти, она поправляет на лице маску и натягивает кепку. Дождавшись, когда она отойдет от двери, Ник возвращается в спальню, выдвигает ящик тумбочки возле кровати, вынимает оттуда тетрадь и вытаскивает лежащий между страниц конверт. Смотрит на пожелтевшую цветную фотографию. На ней – улыбающаяся женщина в шортах и спортивной майке. Длинные черные волосы с проседью заплетены в косу, переброшенную через плечо. Она сидит на ступеньках деревянного крыльца, смотрит прямо в объектив. У ее ног – косматый беспородный черно-белый пес; склонив набок морду, он тоже смотрит в объектив. Бережно держа фотографию указательным и большим пальцами, Ник подносит ее к губам и закрывает глаза, затем аккуратно сует снимок в задний карман джинсов. В тех трейлерах, которые не сгорели, в последнее время никто не жил. Взять в них нечего. Рут предполагает, что со временем им могут пригодиться такие вещи, как набивка встроенных сидений, ткань занавесок, а может, даже трубы и провода. – Вряд ли. Мы здесь ненадолго. – Оптимистично, – хмыкает Рут. – Я имел в виду, что, бог даст, нас скоро спасут. Рут подозревает, что Ник имел в виду именно то, о чем она и подумала. Они подошли к повороту, где раньше стоял магазин. Все покрыто пеплом. Металлическая вывеска, еще несколько дней назад находившаяся на крыше, теперь торчит из груды кирпичей и облицовочных плит. «Лавка» превратилась в гору обломков. – Ну что, за дело? Ник снимает полупустой рюкзак, бросает его на дорогу. Они медленно и осторожно разбирают кирпичи. Постепенно вырастают две кучи: в одной – кирпичи и обломки, во второй – то, что, как им кажется, может пригодиться. Первая растет намного быстрее, чем вторая. Это тяжелый, изнурительный труд. Рут обливается потом. Она хочет снять шляпу и маску, но знает, что они хотя бы немного защищают ее от летающей вокруг пыли. – Смотри, что я нашел! Немного в стороне Ник быстро разгребает обломки, потом вытаскивает что-то и поднимает вверх, показывая Рут. Рукой в перчатке смахивает пыль со своей находки. – Держи, – он протягивает ей коричневую жестяную банку, затем возвращается на то же место и вытаскивает из кучи обломков еще одну. Вытирает ее о джинсы, верхний край – с особой тщательностью. Дергает за язычок банки, и она с шипением открывается. Ник льет жидкость из банки прямо себе в рот. – Кайф! Первое, что мы нашли, – моя любимая газировка! – Глупо так радоваться содовой при нынешних обстоятельствах. Но он с детства обожает именно эту газировку. Всегда любил ее больше остального. Его вдруг пронзает чувство вины. Чего это он так раздухарился? И, словно в ответ на его мысли, дневной свет начинает тускнеть. И без того серое небо темнеет еще больше. – Вроде бы рановато для сумерек, а? – Рут явно нервничает. Значит, как и он сам, она не верит, что худшее уже позади? Ник смотрит на небо, на опускающуюся сверху мглу, затем – на небольшую кучку банок, консервов и упаковок у своих ног. – Улов не так уж плох. На некоторое время хватит. Грузим все это и уходим. Они складывают провиант в рюкзаки, вытирая и стряхивая пыль с банок и коробок. Ник поднимает тяжелый рюкзак на плечо и вдруг слышит за спиной какой-то шум. Тихое постукивание. Он оборачивается. Это капает дождь, постепенно смывая пыль с красной вывески магазина. Ник задирает голову, и капля дождя плюхается ему прямо в глаз. Он спускает маску под подбородок и подставляет под струи открытый рот. Рут почти не видит дороги перед собой. Дождь теперь сильный, проливной. С тяжелым рюкзаком бежать быстро не получается, мышцы ног болят, как тогда, когда она неслась к киту. До того, как все это произошло. За ней бежит Ник. Она слышит его тяжелое дыхание, слышит хлюпанье слякоти каждый раз, когда ноги его касаются земли. Смываемый с руин серый пепел грязным густым потоком выносит на дорогу, превратившуюся в черную реку. С исчезновением пепельного покрова яснее видно, где кончается одно и начинается другое. На берегу обнажился золотистый в черную крапинку песок, вдоль ручья зазеленели листья тростника. Рут снимает с плеч тяжелый рюкзак и запихивает его под машину, чтоб меньше промок. Потом хватает все емкости, какие у них есть: банки от фасоли, фляжку, пластмассовую бутылку, – и выставляет их на капот автомобиля, с которого слезла вся краска. Они начинают быстро наполняться водой. Рут снимает шляпу, перчатки, а потом всю остальную мокрую одежду и вешает ее на борт кузова машины. Дождь постепенно смывает с вещей белую пыль, показывая их настоящие цвета. Ник стоит как истукан. Она смеется, глядя на него, и открывает дверцу машины. Достав то, что искала, поворачивается к Нику. В руках у нее мыло. – Ты же сам говорил, что мне не мешало бы искупаться! – Она начинает намыливать свое обнаженное тело. Ник чувствует, как грязная одежда на нем все больше и больше намокает под проливным дождем. Рут хохочет как сумасшедшая. Ее голос доносится до него даже сквозь какофонию ливня. – Эх, была не была! – Ник снимает рубашку, ботинки, носки, майку, джинсы и, наконец, трусы. Швыряет все в машину. Совершенно голый, он подходит к Рут и протягивает руку за мылом. Дождь наконец стихает, и тут выясняется, что костер развести они не могут: плавник, что они насобирали, отсырел. Дрожа от холода, они сидят рядом и едят из банки холодный горох. Затем съедают пополам последний апельсин, обливаясь его сладким соком, который стекает у них с подбородков. После принимают решение отныне хранить дрова под машиной. Костра у них нет, поэтому с наступлением темноты они залезают в палатку. Теперь у каждого своя подушка. Ник накрывает их дополнительными одеялами из трейлера. – Укрывайся сам. У меня есть спальник. – Нет уж, мы с тобой товарищи по несчастью. Все, что находим, делим поровну. Договорились? В палатке пахнет мылом. Они оба в чистой одежде. Кажется, почти нормальная ситуация – как будто они отправились в поход и Рут ночует в палатке со спутником, которого она знает не очень хорошо. Она протягивает руку через плечо, расстегивает молнию спальника до самого низа, сбрасывает с них обоих одеяла. – Эй! Ты что? Рут вытаскивает из-под себя спальный мешок и накрывает их обоих, как двойным одеялом, а сверху кладет другие. – Как договорились, – произносит она в темноту. Рут старается не шевелиться. Без спальника она остро осознает, что Ник лежит рядом: она ощущает жар его тела. Ей нестерпимо хочется пододвинуться, прижаться к нему, почувствовать теплое прикосновение его груди. В воображении само собой возникает лицо спящего Алекса. Алекс. Сердце щемит. Она зажмуривается, пытаясь прогнать его образ, вытеснить из головы возникающие вопросы. Где он мог быть, когда это произошло? Догадывался ли, что надвигается катастрофа? Было ли ему страшно?