Головокружение постепенно проходит, и он, встав на колени, снимает с огня кастрюлю с мясом, чтобы оно не подгорело. – Идиот. Ник знает, что подобные мгновения полнейшего покоя опасны. Он занимает себя то одним, то другим, стараясь ни о чем не думать. Как только голова будет забита мыслями, вернутся и чувства. А он не может позволить, чтобы чувства захлестнули его. Сейчас это недопустимо. Он нужен Рут. Он нужен Рут и их ребенку. А они нужны ему. Успокоившись, Ник ложкой накладывает мясо в металлическую тарелку. У входа в хижину он останавливается. Слышит голос Рут. Она разговаривает с малышкой. Поет ей песенки. 22 В пятницу Рут отпросилась с работы на вторую половину дня. Большого труда это не составило. Она сказала директору, что у нее «запись к врачу». Тот отпустил ее без вопросов. – Конечно, конечно, – суетливо произнес он, не требуя дальнейших объяснений: как бы не узнать о женском организме больше, чем следует. Приближались летние каникулы, и учебный процесс все равно затормозился, а вместо уроков все чаще проводились спортивные мероприятия. Тем более что многие родители уже забрали своих детей домой, считая, что двухмесячных каникул для отдыха недостаточно. Например, многих из ее учеников родители уже увезли в летние коттеджи. Объяснить свое отсутствие Алексу было сложнее. Ему она сказала, что Фрэн устроила ей сюрприз: купила билет на поезд до Эдинбурга, где она будет шиковать за чужой счет, как участник деловой конференции. – Повезло, – только и сказал он в ответ, не требуя подробностей. У него не было причин не доверять ей. Он никогда еще не уличал ее во лжи. Фрэн ни на секунду не сомневается, что подруга забеременела от Алекса, поэтому о Бене Рут не упоминает. В действительности она точно не знает, от кого из них двоих «залетела» по неосторожности, но ей не хочется лишаться безраздельного внимания Фрэн. Зачем разочаровывать подругу, в очередной раз сообщая ей, что отношения с нынешним партнером Рут перестали устраивать и она, чтобы не остаться в накладе, попыталась завести новые? Хоть она и твердила, что с Алексом у нее все по-другому, история, как ни стыдно это признавать, повторяется. Рут и самой противно, что она так непостоянна в своих привязанностях. Это неискоренимый порок ее личности? Возможно, она вообще не способна долго любить кого-то одного. В принципе, ее это вполне устраивает – она воображает, что, как Элизабет Тейлор, до самой старости встречается с красивыми мужчинами, – и она рассчитывает, что в идеале каждое ее расставание не будет иметь серьезных последствий. Бену она тоже ничего не сказала. Это было нетрудно: после того вечера в квартире Рут Бен усердно ее избегал. Однажды во время утренней летучки им пришлось сидеть рядом. На протяжении всего совещания Бен старательно отводил от нее глаза и, едва оно закончилось, пулей вылетел из учительской. Перед абортом Фрэн ведет Рут в их любимую пиццерию. Почти полдень. Они устраиваются за одним из столиков в кафе – раньше здесь была почта – и заказывают пиццу. – И бутылку домашнего красного, пожалуйста. – Вино на обед, – с улыбкой кивает официантка. – Жаль, что не могу к вам присоединиться! – Бодрым шагом она возвращается к барной стойке и оформляет их заказ. – Тошнотворно веселая девица, да? – комментирует Фрэн, оценивающе рассматривая официантку, пока та резво выбивает чек. – А что, джинсовые костюмы снова в моде? – Лучится как солнышко. Может, возьмем ее с собой в клинику? Будет поднимать нам настроение. Девушка возвращается и с сияющей улыбкой на лице ставит перед ними бутылку вина и два маленьких бокала. Подбадриваемая Фрэн, Рут запивает вином две таблетки кодеина и две – парацетамола, которые ей посоветовали принять, и приступает к пицце. – Как самочувствие? – спрашивает Фрэн с набитым ртом. – Нормально. – Рут подливает себе вина. – А знаешь, ты молодчина. Избегая пристального взгляда Фрэн, она кладет себе еще кусок пиццы с общей тарелки, стоящей на столе между ними. – Я собираюсь сделать аборт. Этим не хвастаются. – Рут, ты меня приятно удивила. Я тобой восхищаюсь. Слышишь, что я говорю? Не отвечая, она продолжает жевать. – Ты – моя лучшая подруга, и я люблю тебя. И мне очень обидно, что ты не любишь себя так, как люблю тебя я. Но это решение! Оно доказывает, что кишка у тебя не тонка. Наконец-то думаешь о себе. О своем будущем – таком, какое ты хочешь для себя. Не позволяешь горстке несформировавшихся клеток разрушить вашу жизнь. Или, что не менее важно, не позволяешь погубить потенциальную жизнь этой горстки несформировавшихся клеток. Молодец. Рут в ответ лишь молча кивает. – Рут? Ты слышишь, что я говорю? – Да. Слышу, конечно. Спасибо. Но Рут не уверена, что все и на самом деле так. Да, она приняла серьезное решение, но вряд ли оно продиктовано стремлением обеспечить себе то будущее, о каком она мечтает. Скорее она намерена обезопасить себя от нежеланного будущего. От будущего, которое ее пугает. Она не хочет заводить ребенка прямо сейчас. Она вообще не уверена, что хочет иметь детей. Да, многие женщины ее возраста увидели бы в этом «последний шанс», но у Рут другие представления о жизни. Не то чтобы она не любила детей, вовсе нет, – просто она не считает, что ей нужен собственный ребенок. Во-первых, это огромная ответственность, которую она не готова взять на себя. Во-вторых, обрекать родное дитя на борьбу за существование в нынешнем чокнутом мире – это жестоко. Планета и без того перенаселена. – Ну что, допиваем? – Фрэн берет со стола почти пустую бутылку и разливает остатки вина в бокалы. Потом, глядя на соседний столик, наклоняется к Рут и шепотом спрашивает: – Это тот самый актер? Тот, что всегда играет придурков? Такой коротышка? Это действительно тот самый актер, и в жизни он, похоже, такой же неприятный тип, как и его персонажи. Буквально измывается над официанткой: требует, чтобы ему принесли чесночное масло, а потом заявляет, что просил чили, потом просит черный перец и т. д. и т. п. Голос у него брюзгливый, вот-вот сорвется на крик. Девушка в джинсе уже чуть не плачет. Фрэн, видя, что официантка расстроена, подмигивает ей – дает понять, что они на ее стороне, считают, что клиент к ней несправедлив. Та благодарно улыбается в ответ. – Да, он самый. И впрямь коротышка. И в сто раз противнее своих персонажей, – громко отвечает Рут, чтобы актер слышал ее. Кодеин с алкоголем уже бурлят в крови, придавая ей смелости. – А мне мама всегда говорила: не доверяй тем, кто невежлив с официантами. – Фрэн адресует свои слова актеру, а тот оглядывается через плечо, думая, что она говорит с кем-то другим. – Нет-нет, это я вам, – подтверждает Фрэн. Насупившись, актер берет со стола газету в тщетной попытке спрятать за ней покрасневшее лицо. Пока они расплачиваются картой, официантка тихо благодарит Фрэн за то, что она за нее вступилась. – Nolite te bastardes carborundorum [14], – говорит Фрэн, вручая ей вместе с чеком свернутую десятку. – Выпейте вина после смены. Они идут из кафе. Актер поворачивается и смотрит им вслед. Рут ощущает прилив гордости. Она берет Фрэн под руку, вспоминая множество других случаев, когда ее распирало от собственной важности. Рядом с Фрэн она неуязвима. Они выходят на улицу и шагают в горку. К клинике подходят запыхавшимися и раскрасневшимися от ходьбы. Фрэн делает оскорбительный жест в сторону мужчины средних лет у дверей больницы. Он подносит к ним затасканный плакат – большой кусок картона, к которому скотчем прикреплено зернистое изображение плода в матке. Ниже маркером написано: «УБИЙЦА». – Как вам не стыдно! Оставьте в покое бедных женщин. Лучше бы шли домой и занялись чем-нибудь полезным. Возможно, потому что Рут немного пьяна, реакция опешившего мужчины на отповедь Фрэн почему-то смешит ее, и в приемную они входят в веселом настроении, которое не совсем соответствует окружающей обстановке. Удивленная работница регистратуры оформляет Рут и жестом предлагает им присесть. Атмосфера в помещении действует на них отрезвляюще. Они устраиваются в уголке, и Фрэн приглушенным голосом вызывается принести Рут воды из кулера в вестибюле. – Два преступления в одном. Стаканчики в форме рожка, да еще и из пластмассы. – Она вручает Рут полный до краев стаканчик. Та морщится – зачем тратить пластмассу ради такой мизерной дозы? – но одним глотком выпивает воду: во рту начинает пересыхать. Они сидят молча, украдкой рассматривая остальных в приемной. Несколько молодых женщин, без провожатых, читают потрепанные журналы, взятые со стола в центре комнаты. Женщина возраста Рут – лет тридцати пяти – с тремя детьми, самой маленькой не больше полугода; двое сидят спокойно, малышка агукает в коляске. Мужчина постарше крутит кольца на толстых пальцах, то и дело поглядывая на дверь смотровой; от нетерпения он раскачивается на стуле взад-вперед, отчего на груди его прыгает золотая цепь. Кого он ждет? Рядом с ним – женщина с дочерью, на вид как сестры. Кто из них пришел на аборт? Или сразу обе? – Рут Ланкастер? – Медсестра с короткой стрижкой, выйдя в приемную, смотрит на сидящих поверх очков. – Удачи. – Фрэн похлопывает ее по ноге. Рут встает и, улыбнувшись медсестре, следует за ней в кабинет. Медсестра садится за аппарат УЗИ. – Пожалуйста, снимайте трусики и ложитесь на кушетку. Головка датчика, покрытого гелем, холодит слизистую. Медсестра смотрит на монитор и кивает. – Хотите посмотреть? Рут качает головой. – Никаких сомнений? Вы уверены? – Утром я приняла таблетку экстренной контрацепции. – Это не всегда помогает. К тому же, возможно, вы уже были беременны. Знаете свои даты? – Я твердо решила. – Что ж, ладно. Рут испытывает легкий дискомфорт, когда датчик убирают. Медсестра дает скомканную салфетку. – Вытирайтесь, одевайтесь, и приступим. Одевшись, Рут садится напротив медсестры. Та что-то быстро печатает на компьютере. Не отводя глаз от монитора, она пододвигает к Рут по столу распечатанный документ и кладет на него шариковую ручку. Через некоторое время наконец-то переводит взгляд на Рут.