Улыбаясь, Камилла накрывает ее ладонь своей удивительно нежной рукой. – Я имею в виду добрую старую энергию, Рут. Что предначертано тебе судьбой, от тебя не уйдет, ну и так далее. Прими твердое решение, и все получится. Несмотря на протесты Рут, Фрэн устраивает для нее прощальную вечеринку. Они договаривались вдвоем потусить перед Рождеством, но, когда она приезжает к Фрэн – ее квартира находится в Уолтемстоу, – Рут встречает шумную толпу из своих друзей и тех, кого она вряд ли и знакомыми назвала бы. Составляя список гостей, Фрэн откопала ее друзей из соцсетей и прошерстила контакты в ее телефоне, когда Рут отлучилась в туалет. – Я подозревала, что в моем списке есть и совершенно незнакомые люди, – смеется Фрэн, потягивая водку с тоником. Они наблюдают за гостями, прислонившись к холодильнику. – Надо же, вроде все нормально общаются. Фрэн кивает в сторону стола во внутреннем дворике, возле которого опьяневшая Камилла увлеченно беседует с двумя приятельницами Рут из книжного клуба. – О боже! Надеюсь, гости не станут обсуждать политику, а то наша маленькая вечеринка закончится кровавой битвой. Рут морщится. – По-моему, я молодец. Сумела собрать под одной крышей представителей всех слоев общества, и смотри, как душевно получилось. Более того, я чмокнула в щечку Камиллу, когда она пришла. – Ты превзошла саму себя, Фрэн. Спасибо. И спасибо, что по-доброму приняла Камиллу. – На Чарли это не распространяется, – предупреждает Фрэн. – Что ж, будем здоровы! – Рут приподнимает свой бокал, чокаясь с подругой. Рут обводит взглядом комнату, где собрались ее друзья: люди, которых она знает со школы, по университету и учительским курсам, коллеги и приятели. Есть, правда, и несколько случайных типов с сайта знакомств. И, хотя мероприятие устроено в ее честь, она не может отделаться от чувства, что прощальная вечеринка уже живет своей жизнью. Разумеется, нет ни Алекса, ни Сары, но в списке приглашенных почему-то оказался Бен. Впрочем, не приглашать его не было причины: Рут даже Фрэн не рассказала, что, возможно, аборт пришлось делать именно из-за него. Удивительнее то, что Бен принял приглашение. Теперь он сидит в саду под гирляндами и, дымя сигаретой, флиртует с женщиной, которую Рут не узнает. Отсюда, с кухни, ей слышен их разговор. И она вынуждена признать, что Бен – занятный парень. К концу вечера их остается всего пятеро: Рут, Фрэн и Дженни, Камилла и, как ни странно, Чарли. В разной степени опьянения, они все сидят на полу в гостиной вокруг низкого столика. Камилла с Чарли, не обремененные детьми – благодаря матери Камиллы, которая согласилась последить, как няня управляется с малышами, – никак не хотят уходить. Над крышами стоящих напротив домов уже брезжит рассвет. Чарли вытаскивает еще один грамм кокаина и банковской картой делит порошок на ровные полоски. Голова Камиллы покоится на плече Рут, и она чувствует, как голос подруги резонирует в ее теле, когда та что-то говорит. Фрэн сидит напротив, прислонившись к дивану и рассеянно гладит по волосам Дженни, положившую голову ей на колени. Они – хорошая пара. Рут готова поспорить, что к ее возвращению Дженни уже переедет к Фрэн. Сначала они сплетничали, со смаком обсуждая, кто с кем разбился на парочки в течение вечера. Потом, когда наркотик возымел эффект, их беседа превратилась в бессмысленное переливание из пустого в порожнее. Но Рут все равно рада, что сидит в кругу друзей – в разношерстной компании несовместимых людей, которые все как один ей дороги. Порой, когда особенно грустно, ей кажется, что друзей у нее почти и нет. Она задумывается о том, что, возможно, Фрэн и не обратила бы на нее внимания, если бы они познакомились уже взрослыми. Пытается понять, что общего у нее с Камиллой. Но сегодня вечером, сидя на нелепой бархатной подушке, которую Фрэн купила по ее настоянию, она блаженствует в атмосфере тепла и понимания; ее переполняет любовь к тем, кто ее окружает, даже к Чарли. В воскресенье во второй половине дня, после нескольких часов прерывистого сна на диване, наступает момент, которого Рут боится. На цыпочках она пробирается к выходу и открывает дверь навстречу морозному декабрьскому дню. Солнце уже высоко. Она не готова к долгому прощанию. Решает, что сейчас сбежит, а вечером обзвонит всех и попрощается – больше шансов обойтись без слез. Рут достает из сумки перчатки, надевает их, затем обматывает шею шарфом. Оборачиваясь, чтобы закрыть за собой дверь, она видит на пороге Фрэн. – Тайком сбегаешь? – Она быстро целует Рут в губы, затем притягивает к себе и обнимает. – Веселись до упаду. Звони. Не будь дубиной. Жду тебя через несколько месяцев. – Через год, – напоминает ей Рут. – Конечно, если выдержишь без меня так долго, – подмигивает подруге Фрэн, закрывая дверь. Бар в здании аэропорта – не самое живописное место для прощального обеда. Энн составляет в стопку измазанные кетчупом тарелки, оставленные предыдущими посетителями, затем, капнув на салфетку дезинфицирующий гель для рук, вытирает липкие круги от пива на столе. Официанток здесь, похоже, не хватает. – Волнуешься, дорогая? – Ногтем большого пальца Энн подковыривает прилипший к столу кусочек яичницы. – Да, немного нервничаю. У меня никогда не было таких долгих перелетов. А еще пересадка в Лос-Анджелесе… Тот еще геморрой. Снова проходить предполетный контроль. – Ты, главное, улыбайся, будь со всеми вежлива. – У Энн усталые глаза: им пришлось встать очень рано. – Обязательно мажься солнцезащитным кремом. Дыра в озоновом слое – это не шутка. Меланома в той части света – весьма распространенная болезнь. – Хорошо, мама. – Рут берет мать за руку, чего не делала очень давно, даже вспомнить не может, когда такое было в последний раз. Ощущение непривычное: кожа у матери на ощупь мягкая и тонкая. Не то что у Алекса. Рут качает головой, прогоняя мысль о нем, и улыбается маме. – Родная моя. – Глаза Энн наполняются слезами. – Мы будем очень скучать по тебе. Джим приносит напитки. – Мне пришлось чуть ли не силой вырывать у них поднос, – ворчит он. Блюда едва теплые. Они разговаривают, пытаются угадать, какие фильмы будут показывать на борту. Родители заставляют Рут еще раз проверить, на месте ли паспорт, визы и наличные, которые она положила в папку и убрала в дорожный рюкзак. Энн настояла, чтобы двести фунтов в новозеландских долларах она оставила в поясной сумке – на случай, если багаж потеряется или возникнут проблемы с банковской картой. И Рут следует совету матери, чтобы угодить ей, хотя уверена, что необходимости в том нет. Пока они едят неаппетитное чили кон карне, Джим трижды отходит от стола, чтобы посмотреть табло вылета. – Говорят, предполетный досмотр занимает минут двадцать, так что лучше поторопиться, Рути. Поев, они идут к турникетам, где Рут предстоит просканировать свой посадочный талон и пройти в зону, куда провожающих не пускают. – Что ж, ладно, детка. Улыбаясь, Джим снимает с себя рюкзак, который он вызвался пронести несколько метров до выхода на посадку, и помогает Рут надеть его. Глядя на улыбающиеся лица родителей, она вдруг чувствует себя маленькой девочкой. Мысленно переносится в тот сентябрьский день тридцать с чем-то лет назад, когда она позволила родителям поцеловать ее на прощание у ворот начальной школы Всех Святых. В новеньких туфельках из лакированной кожи она чуть ли не вприпрыжку побежала к дверям школы, где уже стояли другие девочки в белых гольфах и мальчики, пытавшиеся расслабить на шее тугие воротники рубашек. Глаза Рут заблестели. Энн обеими руками обнимает дочь. – До Пасхи не так уж и долго, дорогая! – ласково говорит она, губами прижимаясь к волосам Рут. Та, охваченная ностальгией, судорожно вздыхает. – Рути, оглянуться не успеешь, как будешь кормить нас креветками на барбекю. – Джим обнимает их обеих. – Пап, так в Австралии говорят [28]. – Ну хорошо, тогда будешь потчевать медом манука [29] на барбекю! Втроем они смеются над ужасным произношением Джима, имитирующего австралийский акцент, и обнимаются еще крепче. Рут проходит через турникеты и, прежде чем скрыться за панелями из матового стекла в зоне паспортного контроля, оборачивается. Вон они стоят, ее мама и папа. Кажется, что они меньше ростом, чем обычно, и снега в волосах больше. Родители улыбаются, но Рут видит, что они храбрятся. Она удивляется самой себе. Ну вот чего она так расчувствовалась, если они увидятся через несколько месяцев? Глупо же. Алекс ошибался: она способна обойтись без родителей. В любом случае уезжает она всего на год. А что такое год в масштабах всей жизни? – Я люблю вас, – одними губами произносит она, глядя на машущие ей фигуры. Потом, сделав глубокий вдох, идет по коридору к очереди на досмотр. 33 Рассказывая дочерям о своей семье, о друзьях, Рут осознает, что многие ее воспоминания привязаны к праздникам, дням рождения, Пасхе, Рождеству, Новому году, ежегодным вечеринкам, на которых люди, собираясь вместе, ели и пили. Она скучает по тем торжествам. – Хочешь, чтобы мы возродили христианскую церковь? Они копают. Сезон зимних дождей недавно закончился, скоро опять придет пора сажать и сеять: уже заметны признаки наступающей весны. – Нет, ничего подобного я не предлагаю. Просто говорю, что скучаю по праздникам. Ник, мы трудимся с утра до ночи. Даже девочки трудятся каждый день, а ведь Майя совсем еще малышка. – То есть ты хочешь устроить вечеринку? – Да, наверно. – Отметить Пасху? Предлагаешь мне нарядиться пасхальным кроликом и спрятать яйца, будь они неладны? Отлично. Какие проблемы? Сейчас только сбегаю в супермаркет за шоколадными яйцами и леденцами. – Ник не скрывает своего сарказма. – Я еще не думала толком. Это так, идея. Пасха, Рождество… изначально ведь это были языческие праздники, знаменовавшие наступление того или иного времени года. Думаю, мы тоже должны это отмечать. Ради наших дочерей. – Реакция Ника ее разочаровывает, она ожидала другого. – Но, если, по-твоему, это глупая идея, все, я молчу. – Она поворачивается к нему спиной и продолжает копать.