– Маша, подождите еще немного. Видите, какие в банке дела. Мы вернемся и все обсудим. И еще. Я приглашаю вас на свой день рождения. Через три дня. На остров Ли Галли. Вместе с Леной и Элей, разумеется. Я расскажу потом подробнее. – Спасибо. Польщена. Вряд ли мы сумеем за оставшееся время найти достойный подарок. – У меня традиция. Подарки себе и гостям я делаю сам. Так что ни о чем не беспокойтесь. – А форма одежды? Красовский улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. – Я сказал – ни о чем. Должен же я компенсировать вам причиненные неудобства. – Сильно не размахивайтесь. С неудобствами, имею в виду. И можно мне еще бокал просекко? В счет компенсации? – сказала Машка Игорю. Потом кивнула Андрею. – А вы садитесь. Да ближе, ближе. Неизвестно, сколько тут Лену ждать. Будете развлекать меня беседой. Странно, но оставляя Машку на молодого типа а'ля Джонни Депп, Красовский почувствовал укол ревности. У него было многокамерное сердце. Оно могло любить сразу нескольких. Пьяная и несчастная – Вилку в зад ты мне воткнула? – спросила Марина, когда мы уселись в ее спальне на кресла, окружившие тонконогий столик. Я на секунду испугалась: вдруг она с пьяных глаз решит сейчас мне отомстить? Хотя опьянение Марины сильно поубавилось, едва Красовский скрылся с глаз. В доме ее походка как-то сразу стала менее шаткой, плечи расправились, голова вскинулась. К своей спальне Марина подходила уже совершенной императрицей, от которой лишь припахивало виски. Дверь она открыла своим ключом (о как тут у них! – подумала я). И мы оказались в светлой, как все в доме, комнате с тем же ошеломляющим видом на море сквозь витражные окна. Это была не спальня. Это были покои. Где жила очень беспокойная женщина. Постель в кровати под царственным голубым балдахином в жемчужно-серой комнате была смята, одежда – разбросана, в кабинете под старину книги валялись на полках стопками, антикварный стол завален бумагами, в гостиной на пианино янтарного цвета – грязная чайная чашка. – Я не пускаю сюда горничную, – пояснила Марина, плюхнулась в кресло. И задала мне тот самый вопрос про вилку. Я кивнула головой, ожидая всего. Но Марина, шмыгнув покрасневшим от рыданий носом, сказала: – Спасибо. Быстро сообразила. И уставилась мне в глаза. Будто что-то решала. – Я должна сделать вам укол, – засуетилась я. – У вас в доме есть успокоительное? В крайнем случае можно и выпить – смешать валерианку с пустырником, добавить 30 капель валокардина: он, конечно, вредный, но в таких случаях… – Ничего не надо. Я в порядке. Мне нужно что-то тебе сказать, – наконец решилась Марина. И, секунду помедлив, добавила: – Меня хотят убить. Если бы мы с Машкой сами не пришли к этому выводу, может, я бы решила, что у Марины очередной пьяный бред. Но сейчас она была не похожа на сумасшедшую. И пьяна умеренно. Поэтому я только спросила: – Кто? – Красовский. Или Полина. Или Тамарка. Не знаю. Я здесь никому не верю. Ты вроде нормальная, – она еще раз окинула меня рентгеновским взглядом. – А подружка твоя как все эти… – Что значит – все эти? Машка хорошая! – Хорошая сучка. Повелась на него, как все. Да ладно, – махнула она на меня, когда я открыла для возмущения рот. – Он всех обволакивает. Включает обаяние. Как рубильник с током. Пять минут – и баба готовая падает к его ногам. Ты вроде не такая. – Мне ваш муж не нравится, – честно сказала я. – Но я вас прошу про Машу гадости не говорить! – При чем тут твоя Маша? Ты слышишь, о чем я? Креветки эти. Кто-то поменял мою тарелку, поняла? Когда я пошла в бар. Да, я ходила выпить, не надо так на меня смотреть! Ты поживи тут с ним. Колоться начнешь, не то что пить. Я положила себе на тарелку три канапе. С тунцом. И когда вернулась, их было три. Только с креветками. А ведь Красовский всех предупредил. Может, нарочно. Чтоб на него не подумали. Врубаешься, доктор? – Кто рядом с вами стоял? – О том и базар. Все стояли. Ходили. Хотя главной гадины не было. Полинки. Так бы я на нее подумала. У Тамарки все же отравить меня кишка тонка. Да и раньше надо было думать. Сейчас ее место занято. Марина встала, прошла в кабинет, закрыла за собой дверь. Вернулась с походной флягой, двумя стаканами. Я поняла, почему она не пускает горничную. Тут у нее нычка. – Пей! – сказала она, плеснув в стаканы виски. – Я не пью. И вам бы сейчас не надо. Все же у вас был анафилактический шок! – сказала я. – Брось! Я в этом шоке живу! Марина отхлебнула из стакана. Посмотрела мне в глаза. – Это не первый раз, понимаешь? Неделю назад у моей машины отказали тормоза. Кто-то их испортил. Я, когда выпью, часто сажусь за руль. Гоняю по серпантину. Надо же адреналин куда-то сливать. Свалилась бы в пропасть пьяная – не придерешься. Только я к Петро заехала. За горючим, – похлопала она по фляжке. – У него дом здесь рядом, на горе. Я стала отъезжать – а тормоза фьють! Калитку ему снесла, полгазона. Но все живы. А ведь следующий раз может и не повезти. – Марина отхлебнула еще. – Вы кому-то об этом говорили? – А толку? Здесь все от Игоря зависят. Это он все подстроил. Он! Или его любовницы. Теперь еще и Соню… Марина опять всхлипнула. – Давно вы с ним… э-э… не ладите? – С тех пор как он Тамарку в дом привел. Гулял-то всегда. С этими своими сиренами – с каждой ему надо переспать. Проклятье он, блин, снимает! – Какое проклятье? – Первая девка, которую он в сирены взял, его прокляла. Что наговорила – не знаю. Но испугала его конкретно. Чего уж он там мог с ней вытворить? Не рассказывает. Клянется, что не спал. Теперь вот с другими наверстывает. Но все они потом исчезали. А Тамарка задержалась. Нет, ты вот доктор. Скажи: нормально это – поселить в доме любовницу? – Говорю как врач – ненормально. – Вот. А мы так живем. Жили. Пока Полинка не появилась. – Скажите, а Костя, – осторожно начала я. – Он что из себя представляет? – Костя-то при чем? – удивилась Марина. – Ненавижу его! Лезет и лезет со своими травами, массажами, уколами. Достал! – Не мог он…? – Косте-то зачем? Ты чего? Он бы меня уже сто раз мог отравить, если бы хотел. Я вообще не знаю, что он там мешает в свои порошки. Какую-то глупость несешь. Говорю тебе: это Игорь! – Почему бы вам просто не развестись? – Что-о?! Развестись?! И ты туда же! Может, он тебя и прислал? А? Не дождетесь! Только через мой труп! Марина зло блеснула на меня желтыми тигриными глазами, и в них опять заплескалось безумие тети Клавы. «Зря она так, про труп», – подумала я. Неистовый огонь в глазах Марины уже потух, и она вдруг сказала с простой бабьей горечью: – Знаешь, как я мечтала замуж за него выйти? Мечты сбываются… Все были уверены, что Марина вышла замуж за Красовского по расчету. А она вышла по любви. Встретились они на банкете в честь открытия какого-то фонда: организаторы посадили их за один стол. Марина была с Власиком. Он тогда только что развелся и гулял беспривязно. За Мариной таскался уже с месяц. И надоел, как жужжащий рядом шмель. Да, веселый, да, при деньгах. Но росточка маленького – ей где-то по ухо. Ходит в растянутых на пузе футболках, еще и с пятнами. Бесконечно острит. Для царственной Марины такой годился лишь в шуты. За шута она его и держала. Хотя подруги говорили: чего ты! Нормальный мужик. Состоятельный. Неокольцованный. Надо брать. Образовался свободный вечер – она и взяла. Согласилась пойти с ним на банкет. Игорь был с Аллой. Второй женой. Невнятной брюнеткой с навеки застывшим после пластики лицом – как остановившиеся часы.