– Подумай. Кто-то точно знал, что он будет тебя там ждать. Ну? Власик уставился на Полину глазками-буравчиками, которые, казалось, могут просверлить черепную коробку. – Да говорю: никто не знал! Игорь просил никому не говорить. Сказал: пусть они там вакханалят. А мы урвем свои полчаса вдвоем. Полина достала из кармана сигареты, полезла за зажигалкой. – Убери. Здесь не курят. Если что-то вспомнишь, сразу ко мне. Полиции рассказывай все как есть. Как вы с ним договорились, как ты пришла, вот это все. А про наши дела, зая, молчи. Поняла? Полина кивнула. Она вообще была понятливая. Новая жертва Машка еще раз набрала Элин номер. Абонент был недоступен. Я ждала известий от людей Власика. И боялась их услышать. Деться с острова Эле – живой и говорящей – было некуда. Но вместо охранников в дверь влетел парень хипстерского вида с тонким нервным лицом и ежиком крашеных седых волос. В ухе болталась серьга. Парень диковато озирался и наконец крикнул поверх голов сидящих на диванах гостей, ни к кому не обращаясь: – Влас Павлович где? Недоброе предчувствие сдавило мне грудь. Власик как раз вышел из кабинета, пропустив вперед Полину. Хипстер бросился к нему: – Хорошо, что я вас нашел! – Не думаю, – вздохнул Власик. – Что у тебя? – Там, у нас… Случайно наткнулись. Не знаю, как получилось. Это не мы. Точно, Влас Палыч, не мы. – Говори внятно, Станиславский. – Там женщине плохо. Из гостей. – Насколько плохо? – Совсем. Она не дышит. Мне кажется, умерла… – Идиот! – взревел Власик, бросаясь к двери. – Где она? – В комнате для плясок. Мы декорации убирали. А она там в углу. Лежит. – Жди тут, – сказала я Машке и выскочила вслед за Власиком, снова орущим что-то по рации. На бегу напомнила ему: – Я врач. Может, она еще жива! … Она была мертва, я поняла это сразу, как только увидела. В самом углу комнаты, где недавно танцевали неистовый танец Полина с Костиком, она лежала, скорчившись. Черный плащ сливался с чернотой декорации. Маска сатира – ее сняли актеры – валялась рядом. Плащ был распахнут – очевидно, те, кто сюда зашел, пытались привести ее в чувство. Рядом с завязками алела роза. Это была не Эля. Это была Тамара. Господи, да что здесь творится?! Я наклонилась, на всякий случай пощупала пульс. Посмотрела на скрюченные мышцы, застывшее в судороге лицо, бледную кожу – черное платье особо подчеркивало эту мертвенную белизну. Бедная Тамара, недолго ты пробыла царицей ночи. – Это то, что я думаю? – мрачно спросил Власик. – Да. Скорее всего, отравление ядом. Может быть, нервнопаралитическим. – Как давно она мертва? – Я не судмедэксперт. Похоже, около часа. Думаю, ей могли дать отравленное вино. Когда мы здесь стояли. Все смотрели на танец, повторяли мантры. Потом быстро ушли. И не заметили… – Кто разносил вино? – спросил Власик. – Вакханка. Из актрис. Вы же сами видели. – Эту я видел. Может, ты заметила кого-то еще? Никто из… гм… участников вино не предлагал? Не видела? – Нет. – Я тоже не видел. На Полинку засмотрелся. Старый болван. Ладно, Лена. Возвращайся. Если можно, панику там пока не поднимай. У карабинеров проблема. На катере сложно сюда сейчас добраться. Шторм. Не знаю, когда будут. – А Эля? – спросила я. – Черт. Точно. Еще Эля. Власик позвонил кому-то по рации: – Ничего? Нигде? А на скалах? В море прожекторами светили? Да знаю, что шторм. Куда она могла деться с острова? На причале спрашивали? Так спросите, ептить! — Он выключил рацию и пожал плечами. – Еще поищут. И присел рядом с телом, разглядывая все вокруг. – Как думаете, кто это сделал? – кивнула я на Тамару. Власик посмотрел на меня снизу внимательными крошечными глазками. – Я всех подозреваю, Лена. Всех. Даже тебя. – Ну и глупо. Надо искать, кому выгодно. Такой человек здесь один. Марина. – Да. Проще всего было бы подозревать Марину, – встал Власик, покряхтывая и держась за поясницу. – Но у нее, к сожалению – или к счастью – алиби. – Какое? – На время вакханалии я приставил к ней своего человека. И он не отходил от нее ни на шаг. – Даже когда затягивали в коридор по одному? Власик секунду помедлил: – Да, конечно. Я и режиссера, Гошу этого, предупредил. – Вы боялись, что ее убьют? – Я боялся, что она надерется в сиську. Там все время разносили вино. А в него для крепости добавили водки. И еще какой-то травы для отвода глаз. Марине хватило бы пары кружек. Власик замолчал и потом с горькой усмешкой сказал: – Я все переживал, что она испортит ему юбилей… Все записано – Пойдем, Станиславский, потолкуем, – кивнул Власик хипстеру. – Я уже говорил. Моя фамилия Талгатов, – молодой режиссер хорохорился скорее от страха. – Что-нибудь кроме порнухи поставь, Мейерхольд. Тогда я буду мучиться, запоминать твою фамилию. Иди на виллу, жди меня в холле. Я тут пока… Распоряжусь. – Да, распорядитесь, пожалуйста. Пусть ее уберут. Нам декорацию нужно собрать. Завтра в другом городе выступаем. – Парень, ты меня не беси. Это место преступления, соображаешь? Ничего не трогать! Близко не подходить! Сейчас сюда люди придут, ленточками все обнесут. И будут стоять на страже. Это криминальный труп, понял, Немирович? И он появился у тебя на представлении в результате принятия вина от твоей актрисы. Иди на виллу, Данченко, и трепетно жди меня! Через пятнадцать минут Власик уже сидел в своем кабинете, усадив Гошу Талгатова на место Полины.