Какой шаман? Они жили в Улан-Удэ, отец работал в городском спорткомитете инструктором, мать – старшим экономистом в потребсоюзе. Дикость, отсталость! Да и где его взять, шамана? Родственник форму девчонкам с помощью матери купил. Еще и пальто жене. И туфельки. Сказал: давайте я Костика с собой возьму. Есть там у нас в деревне один мужик. К нему со всего района ездят. И даже из города. Покажу. Поможет, не поможет – хуже не будет. И взял. Тот день Костик запомнил на всю жизнь. Маленький морщинистый старичок со смеющимися глазами сидел в комнате на диване, покрытом разноцветным покрывалом из лоскутов. Притянул Костю к себе за плечи. Костя уставился на его правую руку. На ней было слишком много пальцев. Один – маленький, скрюченный – лишний. Костя решил зареветь. А потом глянул в веселые стариковы глаза – и передумал. Шаман повертел его. Пощупал голову. Поводил над ней шестипалой рукой. Рот открыть не просил. – Сейчас мы с тобой споем, – прошамкал. Взял бубен с колокольчиками. Стал смотреть Костику в глаза, очень тихо по бубну постукивать. А потом затянул козлиным голоском на одной ноте: а-а-а-а-а. Подмигнул малышу – мол, подтягивай! И Костик, хоть вроде и не собирался, стал тихонечко тянуть вместе со старичком под бубен: а-а-а-а. Тянул, тянул… И показалось, будто с каждым звуком там, в горле, какой-то затор прочищается, как в ручье от веток. Потом старичок встал, зажег свечу и три раза вокруг Костиковой головы ею обвел. – Все, – говорит, – иди. Вырастешь – опять приезжай. Учить тебя буду. Дар у тебя есть. Он дорогу твоему голосу и перекрыл. У всех, кто шаманом может стать, что-то при рождении не так. Палец свой лишний, скрюченный, смеясь, показал. И денег у родственника не взял. Костя всю дорогу до дома молчал. И дома у родственника молчал. Тот и не спрашивал ничего. Расстроился, что не помог шаман. Повез мальчишку домой. Костя зашел на кухню: там мать блины жарила. Прижался к ее подолу. Заглянул в глаза. И сказал очень чисто: – Мама, дай блина! Больше проблем с речью у него не было. …В шестнадцать лет Костик вдруг ни с того ни с сего спросил у матери: – Не знаешь, родственник наш в деревне… Можно к нему на каникулы приехать? – Что ты там будешь делать? – удивилась мать. – Ни леса, ни речки. – Учиться, – сказал Костя. Шаман будто и не изменился совсем. Морщин только чуть прибавилось. Увидел Костика: – Что, немой ко мне приехал? – смеется. Как узнал? Костя-то вырос, совсем другой стал. Все лето он учился. Собирать травы. Делать отвары. Водить ладонями над человеком и находить точки, от которых тянет холодом: места болезни, сквозь которые уходит энергия и сила. Да много еще чего. А вот духов вызывать шаман Косте не разрешал. – Не надо тебе туда ходить, – говорил. – Кто раз там побывал, здесь как все жить не может. Будешь всю жизнь как я. Один. Между двух миров. Нет, живи здесь. Но тут дело такое. Духи сами выбирают, с кем им говорить. Шел как-то Костик по дороге. И видит – девчонка на обочине лежит. И кровь у нее из раны на боку хлещет. Упала с велика прямо на железный штырь, который в яме валялся. Костя взял ее за руку. И вдруг чужой голос заговорил, затянул мантру в его голове. Только повторяй. Костик повторил – и кровь подчинилась. Утихомирилась. Перестала течь. Девчонка глаза открыла. Потом он уж ее перевязал своей рубашкой, чью-то машину остановил, до больницы довез. Выжила. Но шаман, когда он вернулся, больше учить его не стал. Посмотрел в глаза. И сказал: – Уезжай. Больше я тебе не нужен. На медицинский Костик не поступил. Баллов не хватило. Экзаменаторам же не расскажешь, что к тебе очереди выстраиваются позвоночник поправить, головную боль снять. Отслужил в армии с комфортом. Старшина как выпьет, очень наутро от похмелья мучился. А пил он каждый день. Костик весь год его, а заодно и весь командный состав от похмелья и спасал. А раз командир сдуру порекомендовал его генералу, который с проверкой приехал. У генерала была поясничная грыжа. И еще так, по мелочи. Позвоночник Костик ему поправил. Отвар от геморроя дал. Через неделю Костика перевели служить в Петербург. К генералу и штабу поближе. В Питере он после службы и остался. Снял комнату. Закончил медучилище – все-таки хоть какое-то образование не помешает. Дальше пошло так, как и говорил старичок-шаман. Лечить людей у Костика получалось. А жить с ними вместе – никак. Девчонки, западавшие на его внешность, быстро сбегали от угрюмого странного молчуна. Говорить-то он научился. Но так это дело и не полюбил. Увлекся танцами – у него оказалась потрясающая пластика. Стал ходить в модную хореографическую студию. Но и там среди коллег-танцовщиков друзей не нашел. Только новых пациентов: травм и проблем с позвоночником у них хватает. Кто-то привел его как суперлекаря в Мариинку, появилась новая клиентура. Цену за свои услуги Костик не назначал. Нельзя. Давали кто сколько может. И выходило даже больше: исцеленные пациенты боялись его потерять. – Тут есть один олигарх. Спина у него очень болит. Я ему про тебя сказал. Просит приехать, – сказал ему как-то один из танцовщиков. – Вот, адрес он тебе написал. Езжай, можешь цену сразу удвоить. Заплатит. – Слушай, а головные боли можешь снимать? – спросил восхищенный Красовский после массажа. – Ну, после выпивки. – Конечно, вызывайте, – сказал Костик. – Не мне. Жене, – опустил тот глаза. Посмотрел Костик на Марину. Какая головная боль. Тут от запоев надо лечить. Серьезно. Костик отварил настой, скатал травяные шарики, пошептал над ними мантры. Марина пить горькие отвары не хотела. Ей нравилось быть в отключке. Но лечение помогало. Костик стал домашним лекарем. А когда Игорь перебрался в Италию, сделал ему предложение, от которого тот не смог отказаться. Переехать к нему. Жить на вилле. Получать очень приличную зарплату в евро. За день до отъезда к Костику вечером пришел странный мужичок. Бурят. В одежде-ветошке. С улыбчивым круглым лицом. – Меня Алдыр послал! – сказал с порога. Костик даже не сразу понял, что это он о старичке. – Сказал – умрет скоро. Тебя зовет. Место его занять. Костя пригласил гостя к столу, угостил тем, что нашел в холодильнике. Чаю налил. – Куда я в деревню поеду? – улыбнулся. – В городе привык. – Подумай! – сказал мужичок. – Алдыр говорит – сила у тебя есть. Верховным шаманом можешь стать. Через онгон только надо пройти. Посвящение. Это как смерть. Души мертвых шаманов будут тебя пытать. Тело на куски резать, косточки по одной вынимать и пересчитывать. Очень больно. Но Алдыр уверен – ты выдержишь. – Да не хочу я, чтобы у меня кости вынимали. В Италию завтра улетаю, – сказал Костя. – А что с Алдыром? Болеет? – Почему болеет? Здоров. – Ты же говоришь – умирать собрался? – Да. Как одно с другим связано? Надо ему, значит, умереть. – Помочь, может, чем? Деньгами? У меня есть. Мужичок посмотрел на Костю не укоризненно. С жалостью. Поднялся. – Нет. Денег не надо. Алдыр хотел место тебе свое отдать. Шамана восьмой ступени. Выше него до девятой сегодня еще ни один человек не поднялся. Огромная честь. Костик пожал плечами: – Какой из меня Верховный шаман? Поклон Алдыру передавай. Если надо что – я всегда. А в Бурятию, прости, друг, не вернусь. Закрыл за мужичком дверь. Улыбнулся про себя. Вот странные люди! И пошел укладывать вещи. Кто ж знал, что не его это место, Италия. И люди – не его. Непонятно, для чего жить. Не для того же, чтобы лечить вот эти мелкие болячки Игоря и Маринин алкоголизм? Алкоголизм не излечишь, пока не уйдет причина. А причина вот она – неверность мужа. Куда ее уберешь? Ну, друзья Игоря еще в очередь выстраивались. Вошли в возраст, когда чаще изменяют не женщины, а потенция. Жены их за вечной молодостью прибегали. Тоска. Даже энергия у Костика стала от безысходности уходить. Пока он ее не разглядел. Или, вернее, она его не разглядела. Делал ей массаж. И вдруг не он ее, а она его за руку взяла. Сжала огромную кисть ладошкой. И такое отчаянье было за этим детским жестом. Такое одиночество. Что сердце у него перевернулось. Руку она сразу отняла. А сердце на место не встало. Видел он, что черная сила плещется у нее внутри. Но в конце концов кто сказал, что люди должны быть светлыми? Духи тоже бывают разные: добрые и злые. От добрых он для себя добра пока не видел. Только для других. Но ведь и для себя хочется немного счастья. А потом – может, его сила разгонит черноту? Пробьется сквозь пробку злости к чистому свету?