— Я позвоню им. Сэм еще спал, когда он смог дозвониться. — Мы используем обычный транспорт, чтобы добраться до Тарансуэя, если это не экстренная ситуация. Непросто отыскать деньги на аренду лодки. Выброшенные на берег тела — не тот случай. Что именно вы делаете на острове, старший суперинтендант? — Оправляюсь после операции. Но я уже в хорошей форме и знаю Тарансуэй. — Давайте я вам перезвоню. Через десять минут он разговаривал с офицером своего ранга уголовного розыска Шотландского нагорья и островов. — У меня сейчас даже меньше людей, чем обычно, потому что на севере проходит большая операция по наркотикам, и у меня нет лишней пары рук. Найденная утонувшей неизвестная отправилась бы в конец списка, так что вы просто наш спаситель. Оставьте мне свой номер. Я уезжаю через полчаса, но держите меня в курсе. Какие-нибудь мысли, прежде чем вы ее увидите? — Нет, но сомневаюсь, что это самоубийство. Несчастный случай кажется наиболее вероятным вариантом, хотя она знала тут каждую кочку и ложбинку. — Несчастные случаи все равно случаются. Люди расслабляются, мы постоянно с таким сталкиваемся. Встретьтесь с доктором Мюрреем и получите у него свидетельство, а также первоначальное заключение. Он отвезет тело в местный морг. Он ждал, что будет толпа. Всегда была толпа. Люди появлялись ниоткуда, чтобы поглазеть и отпустить пару жутких комментариев. Но на месте оказалась только пара молодых людей из исследовательского центра, которые остались охранять тело. Они накрыли его куском полиэтиленовой пленки и придавили несколькими камнями. Они сидели на влажном блестящем песке, скрестив ноги, будто на каких-то первобытных похоронах. — Спасибо за это. Не лучшее начало дня. Я просто передам информацию местной полиции, пока они сами не доберутся сюда, а доктор уже в пути. — Вы знаете, кто это? Местный парень сказал нам, что кто-то пропал. — Да. Но мне нужно быстро взглянуть. Вы же не двигали тело? Теперь они поднялись на ноги. — Нет. Мы его не трогали, просто показалось неправильно… ну, понимаете, чтобы она лежала вот так. Саймон встал на колени и почувствовал, как вода пропитывает его брюки. Он убрал один булыжник и осторожно сдвинул пленку. Сэнди. Как только он взглянул на нее, он сразу услышал мотор приближающейся к берегу лодки. — Ладно, ребят, вам не обязательно больше здесь находиться. Это доктор. Возможно, позже вам зададут несколько формальных вопросов — сколько еще вы планируете здесь оставаться? — Еще три дня. Мы вам точно больше не нужны? — Вы все сделали прекрасно, и спасибо, но сейчас можете идти. Мотор заглох, и лодка села на песок. — Суперинтендант Серрэйлер? Кен Мюррей. Так. Что у нас тут? Краток, сразу переходит к делу, профессионален, методичен, но при этом все равно как будто сохраняет уважение к тому, кто когда-то был таким же человеком, а не просто трупом. Как и все патологоанатомы, которых Серрэйлеру доводилось встречать. Доктор достал свой чемоданчик, расстегнул плащ и спасательный жилет. Он полностью снял пленку и свернул ее. За их спинами отлив шумел так же спокойно, как и всегда на этом берегу. Он ничего не говорил несколько минут. Сначала он зрительно оценил тело, а потом аккуратно прощупал, стараясь минимально потревожить. Саймон смотрел. На руки Сэнди. Лицо. Щиколотки. На ней был темный свитер. Безрукавка, застегнутая до подбородка на молнию. Черные джинсы. Один сапог. Второго не было. Волосы распущены. Шапки и шарфа нет, но они могли остаться под водой. Она была узнаваема, но только слегка. Тело, которое оказалось под водой и плавало в неспокойном море, выглядит не самым приятным образом, когда попадает на берег. — Мертва, — сказал доктор Мюррей, выпрямившись. — С самым простым разобрались. Знакомая? — Сэнди Мердок. Она жила на острове. — Семья? — Нет, она жила одна. Я не очень много о ней знаю. И не уверен, что кто-то другой знает. Минуту они постояли молча. Мюррей покачал головой. — Нехорошо, — сказал он. — Ладно, больше я тут ничего не могу сделать. Помогите мне положить ее в мешок, и я отправляюсь. Это оказалось непросто, и им пришлось быть осторожными. Плоть уже начинала распадаться. Пальцы и ладони сморщились. Но доктор был экспертом, его движения — выверенными, он дал Серрэйлеру всего пару указаний, и вскоре тело оказалось в лодке, пристегнутое и закрепленное. — Вы сможете сами вернуться? Саймон кивнул и стал наблюдать, как маленькая лодка поворачивает на восток, набирая скорость. Она почти скрылась из виду, когда он опустил глаза и увидел лишь слегка потревоженный и примятый песок на том месте, куда ее принесло и прибило волнами. Не было никакого смысла оцеплять территорию, даже если бы у него были такие возможности. Прилив все смоет и сотрет уже через несколько часов. И, скорее всего, это все равно не место преступления. Девятнадцать В кафе все еще было людно: все столики оказались заняты посетителями, которые ужинали или просто сидели с чашкой кофе или бокалом розового. Слева и справа в неподвижный теплый вечерний воздух поднимались струйки дыма. Оливье бегал между столами, когда Ричард поймал его за рукав. — Nous sommes complets mais si vous…[4] — Ou est Delphine?[5] Молодой официант сделал шаг назад и покачал головой. — Pardon… je suis…[6] Владелец, Виктор, сегодня оказался на месте. Он был высоким, худощавым мужчиной, который всегда демонстрировал классическое галльское безразличие ко всему на свете и обладал довольно грубыми манерами, которые только иногда, словно тучи, закрывающие солнце, куда-то исчезали, и на их месте появлялись очарование, улыбки, поцелуи, рукопожатия и оживленные беседы с любимыми посетителями — всегда местными. Он спустился по двум ступенькам и тяжело посмотрел на Ричарда. — Monsieur. — Ou est Delpine? Он пожал плечами. — Она сегодня была здесь? — Non. — Она звонила? — Non. Если она не с вами, то я не знаю, где, monsieur le docteur. Excuse-moi. Ричард задумался. Остаться и подождать, не появится ли она? Пойти домой? Он ушел, оставив позади оживленную болтовню, звон бокалов и фарфоровых чашек и синий сигаретный дым, и двинулся по темной, тихой улице к своей машине. Где она? Вероятно, Виктор знал. Вероятно, Оливье тоже. Она сказала им — и сказала не говорить ему, если он спросит. Теперь он не волновался. Теперь он злился. Он ничего не знал, ему ничего не говорили, из него делали дурака. Он слишком быстро поехал по извилистым проселочным дорогам к своему дому. Ее там не было. Там никого не было. Он налил бокал вина и сел в саду. Она вернется? Она с кем-то сбежала? Почему? И насколько сильно его это вообще волновало? Ему очень нравилась Дельфин, и он наслаждался ее обществом. Он не избаловал ее деньгами или подарками, и она никогда ничего не ждала. Но из него делали дурака, и сейчас он так себя и чувствовал — как дурак. Старый дурак. Самый худший вид дурака. Он вынес на улицу бутылку с остатками вина, зажег спирали от комаров и взялся за кроссворд из «Таймс». Обычно он решал его с утра, но он чувствовал себя слишком обеспокоенным и раздраженным, чтобы идти спать, и ему не нравилось просто сидеть и ничего не делать. У него никогда не было возможности ничего не делать. Сначала была работа, потом — медицинские статьи, научное консультирование в журнале, семья. Долго он пытался справиться со смертью Мэриэл, потом женился на Джудит, а с ней открыл для себя новую жизнь, путешествуя в большом фургоне по Америке, а потом и по всей Европе. Он никогда не думал, что ему такое понравится, но понравилось. Джудит. Он оторвал взгляд от кроссворда, который так и не начал разгадывать. Что случилось? Они не должны были расставаться. Она не должна была бросать его. Пришлось бы долго подбирать слова, извиняться, как-то все исправлять, но ему не показалось, что она готова была заниматься этим. Он налил себе последний бокал. Спираль от комаров замерцала и потухла, оставив в воздухе странный, мускусный дымок. Все еще было очень тепло. Он ненадолго выпал из сна, услышав шум — машину рядом с домом, которая, вероятно, проехала мимо по дороге. Он поднял голову, но потом снова стало тихо, и он опять заснул, растянувшись в садовом шезлонге с максимальным удобством. В конце концов его разбудил не звук, а внезапный холод. Воздух стал влажным, словно ранним утром. У него все ныло, и он проклинал себя за то, что заснул, не догадавшись при этом хотя бы остаться в доме. Траву уже покрыла свежая роса, когда он притащился внутрь. Первые несколько секунд, пока он окончательно не проснулся, он ничего не замечал. На кухне все было как обычно, он налил себе стакан воды, набросав туда кубиков льда, закрыл заднюю дверь и прошел в небольшую комнату, которую использовал в качестве кабинета. Его маленьких георгианских часов не оказалось на столике, как и коллекционной фарфоровой кружки на полке, а также двух акварелей Котмана. Пропал его ноутбук. Его радио «Робертс». Три серебряные рамки с фотографиями внуков. Сами фотографии были брошены на стол. Он открыл ящики. В верхнем он держал бумажник с несколькими сотнями евро, которыми он расплачивался и давал в качестве сдачи, если было нужно. Во втором — небольшой сейф с несколькими тысячами и дорогими золотыми карманными часами. Стоило ему заглянуть внутрь, он понял, что они пропали. И небольшие вещички — некоторые довольно ценные, а некоторые просто дорогие его сердцу: инкрустированная перламутром шкатулка, шесть серебряных ложек, медальон, принадлежавший сначала его матери, а потом Мэриэл. Было совершенно очевидно, что Дельфин забрала все, что ей понравилось. Все ее вещи тоже пропали. Она действовала одна? Она врала, когда говорила, что хотела бы остаться в его доме рядом с ним? Имело ли это какое-то значение? Он взял телефон. Но была уже половина шестого утра, и Кэт не скажет ему спасибо, если он позвонит в такое время. И что он ей скажет? Скажет ли он ей что-нибудь? Он почувствовал себя беспомощным, неуверенным и, внезапно, старым. Двадцать