— Суровый парень, понятно. Кэт несколько раз медленно вдохнула. Она знала, как легко она может разозлиться и расстроиться из-за Сая с этим его отношением и что это только подтолкнет его еще глубже спрятаться в свою раковину отрицания. Она взяла нож для мяса и начала нарезать свою вырезку, глядя в свою тарелку, а не на него. Он заказал себе пирог с говядиной, и сейчас тот красовался у него на тарелке: из небольших дырочек в золотистом тесте поднимался аппетитный пар, как в старой рекламе. Он к нему не притронулся. — Я не хочу быть неблагодарным, ты же понимаешь. Мне просто не нужна никакая терапия с разговорами. Я могу с этим справиться. У меня есть свои способы. — И тебе правда кажется, что твои способы работают? — Да. Ну, точнее, они еще сработают. — Старый добрый Саймон. Такой уверенный в себе. — Не говори со мной так. — Как? Как врач, пациент которого отвергает любые советы, что делать, чтобы ему стало лучше? Саймон воткнул нож в свой пирог, потом отрезал кусочек и отодвинул его в сторону. — Ты как будто иголки в куклу вуду втыкаешь, — сказала Кэт. Какое-то время они ели в тишине, Саймон избегал встречаться с Кэт взглядом, а она пыталась совладать с бушующей гаммой эмоций. Насколько было бы проще, если бы Саймон действительно был просто ее пациентом, о котором она беспокоится, но особо сильно не переживает. — Я понимаю, что поскольку я — это я, тебе сложнее, — в конце концов сказала она. — Когда ты придешь в отделение, где тебе будут делать протез, они, скорее всего, смогут тебя к кому-нибудь направить. — Мне не нужно направление, — сказал он. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? О Кироне, например? Она вздохнула. Еще немного поела. Еще немного выпила. И сдалась. — А что с ним? — У вас двоих все нормально? Когда я у вас объявился, атмосфера была так себе. — Ой, да ничего, просто поцапались. Я же говорю — отец нам жизнь не упрощает. Мне кажется, Кирон просто боится, что в какой-то момент я приду и заявлю: все, папа останется у нас насовсем. — А он не останется? — Нет, черт возьми, не останется. Я ему ничего не должна. Нет, все в порядке. Мы в порядке. — Ты не жалеешь, что вышла за него? — Нет, Господи Боже, нет! Откуда у тебя взялась такая мысль? Все женатые пары иногда цапаются — ты помнишь, какие громкие ссоры частенько бывали у нас с Крисом, и гораздо более серьезные. И он хорошо ладит с Сэмом, ну а Феликс просто все принимает: как-то по-своему, очень мило и трогательно — не важно, кого или что. Мясо просто отличное. — Еще одна вещь… Ты часто видишь Рэйчел? — Нет. Она в магазине не всегда, у нее есть пара заменяющих сотрудников, да и я хожу туда не так часто. Я случайно столкнулась с ней несколько недель назад — мы быстро выпили кофе и пообещали друг другу, что в следующий раз это будет ужин, но следующего раза не случилось. Она не собиралась расспрашивать его об этом. Какие бы чувства он до сих пор ни испытывал к Рэйчел, своей сестре он точно не скажет. Никогда не говорил. С годами она очень поднаторела в угадывании, но сейчас она не была уверена даже в том, понимает ли он сам, что чувствует к Рэйчел, с учетом всего остального, что навалилось на него. К тому же Саймон всегда справлялся с подобными вещами, игнорируя их. Либо так, либо запрятывая их куда-то глубоко внутрь себя, где они формировали новую частичку его сущности. — У тебя постоянно вибрирует телефон. — Я знаю. Это наверняка не важно — у меня пока нет никакой работы, по крайней мере до завтра, пока я не встречусь с шефом. — Работа — это не единственное, что есть в жизни. Там может быть что угодно. — Нет, — сказал он. — Не может. — Что ты имеешь в виду? Но он только покачал головой и продолжил есть. Через полчаса он посадил Кэт в такси и пошел прогуляться по средневековой улице до собора. По обе стороны от него возвышались стены, а фонари отбрасывали на мостовую теплый желтый свет. Он остановился. У него в кармане снова зазвонил телефон, и ему внезапно показалось трусостью так долго избегать разговора, когда Кирсти ему явно хотела что-то сообщить. Разговор с Кэт прочистил ему голову. Как обычно. Он достал телефон. «Не могу дозвониться до тебя. Ты получил мои сообщения? Никаких следов Йена. Полиция здесь, но погода паршивая, так что масштабные поиски не вариант. Позвонишь мне? Целую, Кирсти». Черт. Он медленно шел по улице, держа перед собой телефон, но сейчас он был не здесь, не в Лаффертоне, не рядом с собором. Он был на острове, в пабе, видел посеревшее лицо Йена и его бегающие глаза, решал, что делать дальше. И он решил, он дал Йену шанс сдаться. А вместо этого… Вместо этого что? Черт. А теперь он, наверное, должен оставить или написать сообщение, и оно отправится адресату. Связь на Тарансуэе работала непредсказуемо даже при самой лучшей погоде. — Алло, — это был Дуглас, и его голос звучал громко и отчетливо. — Это Саймон. Меня не было, я только увидел сообщения Кирсти про Йена. Она там? — Она наверху с Робби, он не может заснуть. — Она написала мне про Йена. Есть какие-то новости? — Нет. Я знаю только, что его давно не было видно. — Может кто-нибудь из вас позвонить мне, если что-то поменяется? Телефон снова при мне. — Без проблем. — Спасибо, Дуглас. У вас все в порядке? — Все хорошо. Дуглас всегда был немногословен. Саймон повесил трубку. * * * Саймон всегда отлично спал, но этой ночью было по-другому. Он засиделся допоздна, снова просматривал файлы Кимберли Стилл. Отмечал те моменты, которые должны были отработать во время первоначального расследования, но, очевидно, не отработали, пытался разработать более корректную и детализированную временную шкалу событий. Чем дольше он над ними работал, тем больше мелких, но критических огрехов подмечал. Даже если некоторые отчеты потерялись, а это было возможно, все равно не сделали массу того, что могло бы дать жизненно важную информацию. Особенно много времени было потрачено на одну зацепку, которую старший офицер расследования безо всяких причин посчитал самой главной, пока все остальные концы так и оставались висеть. Саймон знал, что полиция Лаффертона в то время переживала черную полосу: царила неорганизованность, все сводили какие-то личные счеты, и во главе находился слабый старший констебль, который рано ушел на пенсию. Его заменили — на Полу Девениш, которая быстро со всем разобралась, проявив завидную хватку и решительность, но последствия начавшегося разложения все равно оставались заметны еще некоторое время. Он работал до половины второго, и все это время Йен ни на секунду не выходил у него из головы и как будто присутствовал рядом с ним в комнате. Он знал, что когда — точнее, если — Йен объявится, Кирсти сразу позвонит ему, но его страшил этот звонок. Если Йен действительно уплыл на Большую землю, чтобы сдаться полиции, новости уже просочились бы. Саймон сомневался, что Йен сделал именно это. Скорее всего, он сел на поезд и поехал туда, где ничего не знали о его теперешней жизни, — например, к старым друзьям. Или он просто мог затеряться в большом городе, например, в Глазго. И там, рано или поздно, его найдут. Но сколько времени это займет? Йен был странноватым, закрытым, а теперь еще и довольно нестабильным человеком. Саймон уже не мог запереть Йена и его исчезновение в ментальном ящичке, как все остальные проблемы, которые он не мог или не хотел решать мгновенно. Он отправился в кровать, но сон у него был неспокойный — он слышал, как часы собора пробили четыре, пять часов… А потом он просто вырубился и проснулся только от звука назойливо вибрирующего телефона на прикроватной тумбочке. Номер Кирсти. — Его нашли. В старом сарае Кеннета Маки. У Саймона тяжело упало сердце и разбилось где-то в районе живота, когда она сказала: — Он повесился, Саймон. Все растеряны. Никто ничего не понимает. Но он понял. Он сделал кофе и встал у окна, глядя на свой квартал, где пока еще царила тишина, потому что было слишком рано для идущих на работу или просто гуляющих людей. Когда он решил дать Йену время подумать, а не сразу арестовывать его и передавать полиции Шотландии, он знал, что на самом деле предлагает ему путь к отступлению. Он мог бы сдаться, но зачем — серьезно, зачем? — когда у него были другие и, с его точки зрения, гораздо более хорошие варианты? Третья возможность маячила только где-то на задворках сознания Серрэйлера. Ожидал ли он, что Йен сделает это? Он закрыл глаза на секунду. Он не мог ответить на собственный вопрос. И теперь, в результате его действий, Йен был мертв, и никто никогда не узнает, кто убил Сэнди Мердок, только если он не оставил где-нибудь записки или не рассказал кому-то еще, что было маловероятно, или если Саймон не раскроет подробности их разговора. Обязан ли он это делать с моральной точки зрения? С юридической? Формально как офицер полиции, наверное, должен. Но какая от этого будет польза? Это не вернет ни Йена, ни Сэнди, и как это знание поможет жене Йена или гипотетическим родственникам Сэнди, которые могут объявиться? Конечно, он ничего не расскажет. Он похоронит эту информацию в глубине себя, как он похоронил уже очень много болезненного и неудобного. И совесть его за это не замучает. Если бы кому-то это впоследствии могло навредить или смерть Сэнди была бы отмщена, он бы не сомневался. Он бы уже летел на самолете в Шотландию. Оставалась только Кирсти. Она ничего не знала наверняка, он ей ничего не рассказал. Но именно она сообщила ему, что Йен был военным, и с этого все и началось. Кирсти. Если она позвонит, он выслушает, что она скажет, но если нет, то оставит все как есть. Он полагал, что она бы задалась тем же самым вопросом, которым и он сам задавался сейчас: какая польза будет, если он прольет на это все свет? Сорок шесть