– Иди в свою комнату, Софи. – Господи… – Я сказала, идти в комнату. И не смей поминать Господа всуе. Меня охватила ярость: – Может, ты его больше не любишь, но я люблю. Такого отца у меня никогда не было. – Он тебе не отец. И мне не муж. – Неудивительно. Она покраснела: – В комнату. Сейчас же! Я не буду повторять. Вернувшись, Мэтти заполнил зияющую пустоту. Но пропасть между мной и мамой только ширилась. Глава 20 Пришла весна, а они все еще ссорились. Угроза войны нарастала, как в прямом, так и в переносном смысле. В моих воспоминаниях эти два конфликта соединяются в один. Мама нападала на Мэтти. Маргарет Тэтчер готовилась атаковать Аргентину. А в Северном Лондоне нескольких женщин ожидала скорая смерть. На занятиях я не могла сосредоточиться, поздно сдавала домашнее задание и в наказание частенько оставалась после уроков. Однажды миссис Коутс попросила меня задержаться «на пару слов». – Тебя что-то тревожит? – добродушно поинтересовалась она. – Нет. Я давно выросла из возраста, когда говоришь учителю чистую правду. – Точно? – Она подняла подбородок, за стеклами очков блеснули проницательные темные глаза. – Ты же хорошая девочка, Софи. Однако отметки ухудшаются. Столько четверок… Я заверила ее, что все хорошо и я постараюсь заниматься лучше, однако заерзала под ее взглядом. – В этом возрасте бывает сложно. Не такая я старая, чтобы не помнить, каково это – быть одиннадцатилетней. Удивительно. Нам она казалась древней, как и все взрослые. Кроме Мэтти, эдакого Питера Пэна. Как он умел веселиться, дурачиться… Мама этого терпеть не могла. Особенно когда мы играли в «тюрьму». Особенно когда мы играли без нее. – Хватит. Наведи у себя порядок, Софи. Устроила свинарник. – Это моя комната. – В моем доме. – В квартире, к тому же съемной. Следующим доставалось Мэтти. Я почти засыпала, когда меня будили их споры на повышенных тонах. – Это янтарь; я подумал, он очень идет к цвету твоих глаз. – Без коробки? – Так продавался. Тишина звенит громче слов. – Это ее, да? – Что? – Думаешь, я позабыла о сережке? – Господи Иисусе, Эми! Я же сказал… – Я слышала. Но и я тебе кое-что говорила. – Просто хотел сделать тебе приятное. Не нужно ожерелье – не бери. – Миссис Коэн замечала, как ты возвращаешься домой поздно ночью… Миссис Коэн, соседка Мэтти, любительница подглядывать из-за занавески. Мы столкнулись с ней, когда хотели сделать ему сюрприз по возвращении из Ирландии. С тех пор мама называла ее «Суп-с-мацой»: сильный еврейский акцент запомнился нам ярче, чем фаршированная рыба, которой она нас потчевала. «По рецепту моей венгерской бабули». – У миссис Коэн прогрессирует Альцгеймер. Ей всякое мерещится. – Тебе что, мало нас? В этом дело? Почему ты ведешь себя так… – Мама подбирала слова, но не нашлась, как закончить предложение. Мэтти помедлил с ответом. Я на цыпочках прокралась к двери, чтобы сквозь щелочку посмотреть на происходящее в гостиной. – Я никогда тебе не рассказывал… Голос бесцветный, сам на себя не похож. Мама опустила плечи. Через просвет двери я видела, как она положила ладонь ему на руку и придвинулась. – Не рассказывал о чем? Опять тишина, которую не смеешь нарушить. – Мой отец мне не родной. – О чем ты? – Мама переспала с каким-то левым мужиком. Даже фамилии его не знала. Мэтти не был из праведников, как мои мама и бабушка, но в его голосе слышалось отвращение. Мрачная бездна стыда. – Все эти годы я называл ее мужа папой. А он мне не отец. – Он тебя вырастил. Любовь к тебе делает его твоим отцом. Это важнее, чем кровное родство. – Может быть, – Мэтти горько усмехнулся. – Но кем это делает мою мать? Глава 21 «Кем это делает нас?» Я на Парламент-Хилл, разговариваю с мамой, пока Бастер роется в опавших листьях. Когда я была ребенком, мне казалось, что с листвой деревья сбрасывают свою душу, чтобы возродиться весной. Раньше в Ньютоне я читала Библию, ходила в воскресную школу и молилась перед едой. Думаю, это вполне объясняет причудливость моих фантазий. – Только посмотри, как они покачивают костлявыми руками, – говорила мама, когда мы гуляли по зимнему лесу. От этого голые деревья еще больше казались мне страшными мертвецами. Как та ветка, что стучала ночью в окно моей комнаты. Я накрывалась с головой и представляла, что кто-то просит меня: «Впусти…» Так было до появления Мэтти. С ним я перестала бояться темноты. Когда он говорил, что защитит меня, я верила. – Видно, как ей нужен отец, – сказала бабушка маме. – Пора бы твоему ухажеру сделать предложение, Амелия-Роуз, чтобы ты не была бесчестной женщиной. – Я и так порядочная, мама. – Вот поэтому ты и не замужем. Дерзость тебя не красит.