– Ты что-то сказала? – Платье. Так лучше? – Ага. – Он снова смотрел в телевизор. – Намного. Когда мама ушла, я призналась ему, что красное платье мне нравилось больше. – Мне тоже. Ей нужно быть увереннее в себе. – Ты же сказал… – Хочешь пиццу? Давай закажем? – Мама приготовила запеканку. – Оставим на завтра. Я улыбнулась: – Ну ладно. Он просиял и отдал мне честь: – Будет сделано. Мэтти вернулся, когда я сидела на кухне и делала задание по математике. «Джоан выбирает из десятка яблок, одно из которых червивое. Какова вероятность, что она возьмет его?» – Пиццу доставят через полчаса. Я подняла глаза и «Отлично!» замерло у меня на губах. Передо мной стоял Мэтти. Абсолютно голый. Лицо у меня горело, я не знала куда спрятать глаза. – На тебе нет одежды, – запинаясь, сказала я, будто ему было невдомек, что он расхаживает по квартире в чем мать родила. Мэтти подошел ближе, плюхнулся на соседний стул и потянулся за грушей из тарелки с фруктами. У меня свело живот. Лицо просто пылало. – Почему ты не… – Я ходил в душ. Не нашел полотенце. – Оно в ванной. Я не отрывала глаз от стола, лишь бы его не видеть. – Там только твои и мамины. – Достань запасные из шкафа. – Где он, покажешь? Я указала пальцем, не поднимая головы. Мэтти хохотнул: – Божечки, Софи… Не думал, что ты такая скромница. – «Божечки». Он говорил, как герой «Семейки Брейди»[19]. – Ты что, голых мужчин никогда не видела? Я покачала головой. В животе все переворачивалось. В висках стучало. – По-моему, ты делаешь из мухи слона. Он вел себя так спокойно. Может, я действительно слишком остро реагировала? Мама иногда ходила по дому в одном белье. Такая ли большая разница? Только лучше мне не становилось. – Думаешь, отцы твоих друзей никогда не показываются нагишом? – Не знаю. Может быть. – Все так делают, глупышка… Ну все, я высох, можешь расслабиться. Я не рассказала маме об этом случае, и к тому моменту, когда стало известно об очередном убийстве, неприятное воспоминание было закопано так глубоко, что уже не возвращалось. Однако в тот вечер я больше ни о чем думать не могла. Мозг говорил одно, тело – другое. Я так ждала пиццу, предвкушала потрясающий ужин, но не проглотила ни кусочка. Мэтти, напротив, дал волю аппетиту и съел все один. Глава 23 Я давлюсь тостом и кладу его обратно на тарелку. Делаю глоток обжигающего кофе, чтобы не задохнуться. «Вторник. Четыре тридцать». Произношу это вслух, голос звучит как похоронный марш. Накануне я спросила Дженис, обязательно ли мне идти. Мы говорили по телефону, и я хваталась за трубку, как за соломинку. Она уже давно дала мне свой номер «на экстренный случай». Понятно, что имеется в виду. Мои шрамы на запястьях как иероглифы. Мама так и не освоила этот язык. В тот день я зашла слишком далеко. Отойди от края. Береги себя. На этот раз меня не манила пропасть, однако перспектива увидеть Мэтти тянула на чрезвычайную ситуацию. Дженис назвала бы это триггером. – Обязательно, да? – Как ты сама думаешь? – Она говорит спокойно, взвешивая слова. Меня бесит ее манера отвечать вопросом на вопрос. – Я точно не хочу идти. – Хочу и нужно – разные вещи. Я сжала губы и промолчала. – Софи, ты слышишь? – Да. Говорю как надувшийся ребенок. Мама всегда меня ругала за этот тон. «На обиженных воду возят». Уж очень она любила всякие присказки. – Ты думаешь, что так мне будет лучше. Типа исцеление. А если выйдет наоборот? Все эти годы… Может, встреча с ним станет последней каплей. – Мы это обсуждали. Душевную травму можно вылечить, только если встретиться с тем, что ее нанесло. Ты травмирована, Софи. Мэтти в тюрьме. Мама… Я крепко зажмурилась, шумно вдохнула носом. – Я хочу сказать, что ты тоже стала жертвой. – Не такой, как другие. – Нет, но и ты пострадала. Тебе нужно с ним встретиться и избавиться от чувства вины. Я фыркнула так, как, по мнению бабушки, леди делать не пристало. – Едва ли он вдруг во всем сознается. Я могла вообразить, как Дженис пожала плечами, а уголки губ опустились – она всегда так делала. – Кто знает, в чем он признается перед смертью… – Если он действительно все это совершил. – Мне до сих пор невыносимо произносить «Мэтти» и «убийство» в одном предложении. – Что, если он невиновен? Что, если я ему поверю? Едва ли это поможет справиться с чувством вины, а?