На другом конце провода Дженис вздыхает: – Нет. Хватит «если». Правда даст определенность, и ты справишься. – Мне нужно пойти. Это не вопрос. – Да. Если б мы сидели в ее стерильном кабинете с бежевыми стенами, светлой мебелью и белыми шторами, она положила бы свою ладонь поверх моей. Обычно я не выношу прикосновений, но Дженис – другое дело. Мне нравится это ощущение близости, почти материнской заботы. Кладу трубку. И в груди больно разливается воспоминание о маме. Той, которая была у меня, пока не появился Мэтти, пока все не пошло наперекосяк. В последнее время это случается часто. Наверное, поэтому мы так много разговариваем. Бастер поднимает голову, грузно вылезает из своей лежанки, топает ко мне и кладет морду на колени. Глажу его бока, ногой ощущая тепло его мокрой пасти. – Хороший пес. Я спасла его, забрав из приюта, но он спас меня не меньше. Теперь не проваляешься весь день в кровати, жалея себя. В любую погоду нужно идти на прогулку. Кормить, ухаживать. Заботясь о нем, я забочусь и о себе. Смотрю на дату, обведенную в календаре красной ручкой. Злая шутка. Сегодня все напоминает о крови и смерти. Эту ручку мне подарил Мэтти. Снова повторяю шепотом: – Вторник. Четыре тридцать. – Обхватываю голову руками. – Боже… С похмелья болят глаза, ноги и руки налиты свинцом. Накануне я хорошо приложилась к бутылке, только это не помогло. Никогда не помогает, а я все пробую. Говорят, это и есть безумие – вновь и вновь повторять одни и те же ошибки и ждать другого результата. Бастер обнюхивает меня и возмущенно лает, словно говоря: «Пошевеливайся! Пора гулять!» – и призывно смотрит на висящий на крючке поводок. Я сдаюсь и тяжело встаю. Глажу по большой голове, стараясь не задеть больное ухо. Еще до того, как я его приютила, ему порвал ухо в драке какой-то питбуль, которому досталось не меньше. Эти ублюдки, бывшие хозяева Бастера, рану не лечили. Видимо, считали, что так пес выглядит злее и на него будут ставить охотнее. У нас обоих есть шрамы, думаю я, и тут же в голову приходит другой образ: фотографии выловленных в реке тел. Я пытала себя этими снимками из интернета. Синяки. Отеки. Пустые стеклянные глаза. Однажды я спросила у мамы: – Что в нас особенного? Почему он и нас не убил? Она посмотрела так грустно, словно несла на себе все бремя мира. – Он нас убил. Тогда ее ответ был мне непонятен. Сейчас я понимаю ее слишком хорошо. Глава 24 – Я не знаю, что делать. Меня это просто убивает. У мамы с Мэтти по-прежнему не клеилось. Что бы она ни сказала, его бесило. Я постоянно боялась, что они расстанутся и он снова пропадет. Оставит меня с ней наедине. Возможно, веди он себя со мной так же, я бы думала иначе. Только так уж было заведено: «Мэтти и тыковка против всех». Так он выразился. Словно мы – отец и дочь. Однажды он даже назвал меня дочкой, когда покупал мороженое. Оговорился, а я не поправила. «Ванильный рожок для моей дочки». Думаю, наша с ним близость мешала маме, подчеркивала, что проблема в ней, что она все делает неправильно. – Знать бы, что… Двадцать четвертое сентября. Ко мне на день рождения собирались одноклассники из новой школы. Только девочки, хотя я была не прочь пригласить и нескольких мальчиков. В том возрасте мне хотелось с ними дружить, но я стеснялась подойти. Идею устроить вечеринку подкинул Мэтти: – Нужно хорошенько отпраздновать. Я все устрою. Пару дней до того в сточной яме в Айлингтоне обнаружили еще два тела. Обе женщины задушены собственным бельем и оставлены под листвой с раскинутыми, как на распятии, руками. Одна из них раньше жила в Бирмингеме. Сбежала из дома. Дворник, убиравший мусор, чуть не отрезал ей голову лопатой. Вторая – юрист по семейным делам – совсем недавно получила членство в коллегии адвокатов. Лишь много лет спустя, когда Мэтти уже давно сидел за решеткой, я сопоставила даты. Впрочем, Дженис считает, что это, возможно, простое совпадение. «Оглядываясь назад, легко увидеть знаки там, где их не было». На кухне играло радио. Мама делала крем для торта – взбивала масло с сахаром. «Старший инспектор Гарри Коннор, возглавляющий расследование убийств в Северном Лондоне, призвал преступника явиться с повинной. – Очевидно, что у вас есть проблема. Вам плохо. Пожалуйста, выйдите на связь. Вместе мы справимся. Позвольте вам помочь». Мэтти фыркнул и помотал головой: – На что они надеются? – Похоже, они готовы на все. – Мама покосилась на меня и понизила голос. – Хотя как не попробовать? Одна женщина у меня на работе напрочь отказывается выходить на улицу после заката. – Вся столица помешалась. Никто не чувствует себя в безопасности. Кстати, могу я наконец поставить вам на дверь еще один замок? Мама только покачала головой: – Не надо, Дес уже все сделал. По лицу Мэтти пробежала тень. – Когда? – На днях. Мы столкнулись на лестнице, я пожаловалась, что замок заедает, а он предложил помочь. – Еще бы… – На что ты намекаешь? – Этот мужик к тебе неровно дышит. – Не говори ерунды. Мэтти пожал плечами: – Говорю как есть, Эми. – Глупости. Мама сама не верила в то, что сказала. Только слепой мог не увидеть, что наш сосед с ума по ней сходил. Стоило ей поздороваться с ним, и старый Чернозуб краснел, как помидор. Мэтти погладил себя по плечам и выпятил губу. – Ну и жара, хоть бы ветерок подул… Стояло бабье лето. Днем можно было гулять в шортах и футболках, но к вечеру хотелось погреться у огня. Так он и сказал. Я только потом поняла, что он обронил еще одну подсказку. – Давай затопим камин, Эми. Будет уютно. Я запомнила каждое слово, потому что давно не слышала такой нежности в его голосе. А еще было что-то неправильное в том, как сильно я его приревновала. Начали собираться гости: шумные девчонки в юбках с оборками и рваных шортах. – У тебя шикарный отец, – шепнула мне на ухо одна из них. – Он мне не отец. – Серьезно? У вас глаза похожи. – Дамы, я приготовил для вас игру. – Мэтти позвал всех на улицу. У нас был общий двор с Десом Баннистером, только он им никогда не пользовался. – Боится, что солнечный свет его убьет, – пошутил Мэтти, изображая клыки. – «Спасите! Только не свет!»