Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 65 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты знала, что в Лондоне улицы вымощены золотом? – Правда? – Скоро увидим. * * * Мама устроилась секретаршей. – Сразу меня взяли. На большее я не гожусь, но на счета хватит. – Если у нас столько счетов, почему бы просто не вернуться домой? – Мы уже дома, Софи. На первую неделю мы остановились в отеле «Холидэй Инн», а затем подыскали квартиру на втором этаже двухэтажного здания неподалеку от Парламент-Хилл. Парламент-Хилл – зеленый оазис на севере Лондона: парк с детскими площадками, беговыми дорожками и прудами, в которых можно было плавать. А еще кафе, где продавалось мороженое и булочки с шоколадом. Туда мы любили наведываться субботним утром. – Помнишь «Сто одного далматинца»? Здесь они ночью подняли лай. Она ошиблась, это было на Примроуз-Хилл. Немудрено перепутать. Для нашего американского уха названия звучали почти одинаково, если специально не задумываться. Мы посмотрели «101 далматинец» в первую же ночь, когда заселились в «Холидэй Инн». Из-за долгого перелета и смены часовых поясов спать совсем не хотелось, и мы, уютно завернувшись в одеяло, уплетали пирожные «Твинкис» из ближайшего магазина. Что-нибудь жевать перед телевизором вошло у нас в привычку, бабушка этого не одобрила бы. Я так и слышу ее голос: «Как некультурно!». Она была бы в ужасе, если б увидела, до чего мы докатились. Бабушке очень важно, чтобы все было культурно. В моем представлении это значило правильно держать нож и вилку и не чавкать. «Леди видно по ее манерам, Софи». Так себе мотивация – в шесть лет у меня были мечты поинтереснее, чем становиться леди. Подозреваю, что в моем возрасте мама вела себя так же, хотя, глядя на ее нынешние утонченные манеры, представить такое непросто. Из разрозненных кусочков мозаики у меня сложилось впечатление, что мама в детстве была как мальчишка наподобие Тома Сойера, ловила лягушек, затачивала деревяшки и подбирала косточки каких-нибудь зверьков. Не знаю, что случилось с лягушками, но их косточки она хранила в жестянке из-под сигар в глубине прикроватной тумбочки. На крышке нацарапано «Сокровища Амелии. Руки прочь!». Коллекция показалась мне мрачноватой, о чем я ей и сказала. – Красота есть во всем, Софи, – ответила она. – Нужно только присмотреться. И мы смотрели. Нашим любимым занятием стала охота за «сокровищами» на Парламент-Хилл. Мы подбирали перышки, камушки и стертые стекляшки, которые я доверчиво принимала за изумруды. По вечерам мы уютно устраивались на диване, ели спагетти, смотрели «Коломбо» по телевизору или фильмы из ближайшего видеопроката. «Возвращение с Ведьминой горы». «Бриолин». «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера»[4]. «Оркестр» мама любила больше всего. Она фанатела от «Битлз» и собрала все их альбомы в виниле. В гостиной, где стоял проигрыватель, мы частенько под них танцевали. Мама плавно покачивала бедрами, а я только и умела, что скакать на месте. Пока мы жили в Бостоне, меня отправляли спать в семь, а после переезда – почти в девять. – Ты же растешь, – объяснила мама, хотя позже я стала догадываться, что ей просто не хотелось коротать вечера в одиночестве. Я, конечно, не жаловалась – уж точно не на это. Моим настоящим кошмаром был Дес Баннистер, разнорабочий из квартиры этажом ниже. – Жуткий тип, – поделилась я с мамой. – От него кисло пахнет сыром, и зубы у него ужасные. – Нельзя судить по внешности, Софи. Важно одно лишь сердце. – Не думаю, что сердце у него лучше. Она подергала меня за хвостик: – Ты же его совсем не знаешь. – Я знаю, как он обращается со своей собакой. У нее все ребра торчат. Он ее голодом морит. Видно же! – Может, его собака просто привередлива в еде… Помнишь старого Гейба Робинсона с нашей улицы в Бостоне? Он был добрым или нет? – А что? – У его волкодава тоже можно было ребра пересчитать. Но Трикла уж точно не морили голодом, слишком Гейб его любил. – Это совсем другое дело.
Мама глубоко вздохнула и склонила голову набок, как всегда делала, подбирая слова. – Знаю, что переезд дался тебе нелегко. Знаю, какой несправедливостью кажется оставлять все, что тебе знакомо. Надеюсь, однажды ты поймешь, что все было к лучшему и что я думала о нас обеих. А пока тебе нужно постараться приспособиться, и все получится. Ладно? – Я постараюсь, но Дес Баннистер от этого хорошим человеком не становится. Я ковыряла носком землю, кусала губы, чтобы не расплакаться. – Мы его не знаем. Не знаем, через что ему пришлось пройти, чем он живет. – И что? – То, что нельзя судить о человеке, не побыв в его шкуре. Я подумала о том, как топали армейские ботинки Деса, подумала о его камуфляжных штанах. Вспомнила, как он пнул кружку с подаяниями у бродяжки на вокзале. – Мне не нужно влезать в его шкуру, чтобы понять, что он за человек. – Хорошо. Он тебе не нравится. Можно ли по нему судить обо всем Лондоне? Здесь столько всего прекрасного! – Прекрасно, что дедушка не пытается задобрить меня, чтобы я не шумела в церкви. Она рассмеялась: – С каких пор тебе разонравились мятные конфеты, малышка? Я скорее имела в виду погоду. Ты хоть знаешь, какой холод сейчас в Массачусетсе? – Наверное, сильный. – Сильный? Такой дубак, что пальцы отмерзают, вот какой. Она схватила меня за руки и притворилась, что кусает. Цап! – И еще приятно везде гулять, скажи? Я пожала плечами, не хотела соглашаться, хотя она попала в точку. Дома никуда нельзя было добраться пешком, только на машине. Пешеходные улицы стали для меня настоящим открытием. В этом-то и заключалась проблема. Там был дом, а здесь – нет. Все говорили, как принц Чарльз. Когда я попросила намазать тост вареньем, на меня посмотрели как на умалишенную. А еще абсолютно нигде не продавали мои любимые сухие завтраки «Лаки Чармс». – Ненавижу эти галеты «Витабикс», – говорила я маме. – Они на вкус как солома. – Тебе почем знать? – шутила она, оторвав глаза от стикера, на котором что-то увлеченно писала. По всей квартире были расклеены записки с цитатами. Мама называла их заметками для вдохновения. Жемчужины мудрости. Возможно, в глубине души она скучала по бабушке. – Что там написано? – спросила я. – «Только ты сам даешь себе определение». – А словарь на что? – отреагировала я, довольная своим остроумием. Мама покачала головой: – Ни одна книга на свете. Только ты сама. Бабушка на этом моменте, наверное, бросилась бы за Библией, но я не хотела напоминать маме, что она пока так и не записала меня в воскресную школу. Поэтому решила действовать прагматично. – Вообще-то неплохо сказано. Да уж. Хотя нам больше пригодилась бы цитата «Бойтесь волков в овечьей шкуре». Глава 4 Я нахожу за изголовьем кровати один из старых стикеров, написанных ее идеальным бисерным почерком. Со временем бумага истончилась и свернулась, синяя шариковая ручка поблекла. Призрак. Шепот из давнего прошлого.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!