Через десять минут я вышла в туалет. Мама готовила ужин и по громкой связи говорила по телефону. – Линда, я сама не своя. Он говорит, что возвращается в Лондон, а я даже не знаю, хочу ли его видеть. – Не знаю, что добавить, Эми. – Нужно позвонить в полицию. Я не вижу другого выхода. Под грузом услышанного я упала на колени. Хотелось вбежать на кухню и напомнить ей о данном обещании. С другой стороны, надо было знать, с чем имеешь дело, и прежде дослушать до конца. Линда заговорила, и я мысленно ее благословила. – А что, если это не он? – Что, если это он, а я бездействую? Пауза. Вздох. И уже мягче: – Что тебе подсказывает интуиция? – Не знаю. – Мамин голос ломается, как стекло. – Тогда я знаю. Прежде чем что-то предпринимать, дождись показаний свидетельницы. – Но… – Все будет хорошо, Эми. Доверься мне. Так всегда говорил Мэтти. Глава 47 Вскоре после его приезда мы втроем встретились в кафе «Ферко» в Хэмпстеде. – Старейшая лондонская кофейня, – сообщил Мэтти, как заправский экскурсовод. – Настоящий символ города. Когда-то кофе здесь подавали в серебряных чашечках. Сейчас так не делают, зато выбор десертов… Печенье с марципаном убийственно вкусно. При слове «убийственно» маму передернуло. Обстановка в «Ферко» напоминала кафе по ту сторону «железного занавеса». Стены из темного дерева. Бархатная обивка кресел. Мраморные столешницы. – Любимое место эмигрантов, – сказал Мэтти. Еще бы! Он жестом позвал нас к столику у окна и распростер руки. Мама неохотно позволила себя обнять. – Все хорошо, Эми? Она отвела взгляд: – Может, заболеваю… – Коварное время года, – подтвердил Мэтти. – Столько всего происходит… Мама откашлялась, села, одернув юбку, и принялась угрюмо трогать приборы, поправлять салфетку. Я крепко обняла Мэтти за нас обеих. – Усы отрастил? Он покрутил кончики: – Как тебе? Я помедлила с ответом: – Сам на себя не похож. – Не для того я их отрастил, чтобы выглядеть как раньше. Весь обед он беспрестанно их поглаживал. – Усы на месте, – шутила я. Через неделю Мэтти сбрил их и начал отращивать бороду. «Новый облик». В тот день он выглядел счастливым, смеялся и шутил. Только лицо было бледным, а под глазами залегли темные круги. Несмотря на все его старания развеселить маму, настроение у нее было хуже, чем подмоченная репутация, как говаривала бабушка. Официантка подкатила к столику тележку. Колеса подпрыгивали на ворсистом красном ковре, расставленные на подносе тарелки подрагивали и звенели. Она поправила на голове белый колпак и звучно осведомилась: «Торт?» Мэтти, сияя, потирал руки. – Чудесно! Я такой голодный! – Ты вечно голоден, – сказала мама резко. Я напряглась, почувствовала, что она вот-вот все испортит, несмотря на все мои уговоры. Она не давала ему ни единого шанса. – Как поживает твоя мама? – спросила я, заполняя неловкое молчание, которое она намеренно, по-моему, спровоцировала. – Отлично. Рада была меня видеть. Каждый день пичкала вкусностями. Я, наверное, растолстел… Что скажешь, Эми? Мама чуть заметно пожала плечами, как будто большего он не заслуживал. – Ей лучше? – снова спросила я, испытывая неловкость. – Что значит лучше, тыковка? – Ты говорил, что она болеет. Он на мгновение замялся: – Да, немного приболела. Сейчас все в порядке. – Рада это слышать, – холодно сказала мама. Мэтти хмыкнул: – А уж она-то как рада… – Можно, мы тоже когда-нибудь поедем с тобой в Грейстоун? – попросила я. – Не боишься? – Чего ей бояться? – Голос у мамы был холодным, как лед. – Ты же знаешь, что произошло. Я сам там был. Искал ее. Она сверкнула глазами: – Искал? – Девочка пропала, мы ее разыскивали. – Мэтти мотнул головой и тяжело вздохнул. – Бедные родители… От смерти ребенка не оправиться. Ее мама тебе ровесница, Эми. Даже немного похожа. Он откусил половину эклера и облизнулся. Мама наблюдала за ним с отвращением. – Как можно говорить об убийстве и спокойно лакомиться пирожными? – А как иначе мне их есть? Он старался смягчить ее, а она только огрызалась. Мэтти сменил тактику.