– Я не… – Что он как альфонс, который наживается… – Ну, – отвечает Олли малость смущенно, – я знаю, что машину ему купила она, и он теперь ездит на ней в центр. Каждый вечер. – Да? А не знаешь, ему нравятся девочки? – Нравятся, – говорит она неодобрительно. – Я имею в виду – маленькие. – Ну, этого я не знаю… – Ладно, ничего, – говорит Лэндсман. – Где теперь его машина? Не знаешь? – Он сказал, ее забрал коллектор. Пеллегрини и Эджертон переглядываются. Все складывается почти идеально. – Ее забрали? – уточняет Лэндсман. – Он так тебе и сказал? – Это она сказала моему мужу. – Так сосед сказал? Или жена Эндрю? – Жена, – отвечает Олли, запахивая халат в зябкой прихожей. – Она говорит, ее забрали «Джоннис Карс». – «Джоннис»? Которые на Харфорд-роуд? – Видимо. Детективы благодарят женщину и направляются прямиком в «Джоннис» в Северо-Восточном Балтиморе, где обходят всю стоянку в поисках машины, которую, по словам жены Эндрю, конфисковали. «Линкольна» нет. Лэндсман теперь убежден на сто процентов. – Эта мразь скинула тело, избавилась от машины, а на вопросы отвечает, что ее конфисковали. Все, на фиг, надо сегодня же поговорить с этим гадом. Они возвращаются на Ньюингтон-авеню уже в начале двенадцатого и просят впустить их в 716-й. Эндрю – низенький лысый мужичонка, лицо – сплошь острые углы. Он еще не спит, попивает теплое пивко в подвале и смотрит новости. Его как будто не удивляет, что к нему спускаются три детектива в штатском. – Привет, Эндрю, я сержант Лэндсман, это детектив Эджертон и детектив Пеллегрини. Мы расследуем убийство девочки. Как у тебя сегодня дела? – Да ничего. – Слушай, хотели тут задать пару вопросов о твоей машине. – Моей машине? – с любопытством переспрашивает Эндрю. – Ага. О «линкольне». – Ну, ее забрали, – ответил он так, словно больше говорить тут не о чем. – Кто? – Автосалон. – «Джоннис»? – Да. Моя жена не сделала взнос, – добавляет он, уже напрягаясь. Лэндсман подводит разговор к стоянке в заднем переулке. Эндрю тут же подтверждает привычку держать машину на задах, чтобы избежать воровства и вандализма, и далее – что во вторник вечером, во время исчезновения девочки, машина тоже стояла там. – Помню, потому что я вышел что-то взять из нее, и было такое ощущение, будто за мной кто-то следит. Лэндсман в шоке смотрит на него. – Как-как, еще раз? – Я в тот вечер вышел к машине что-то забрать и вдруг занервничал от ощущения, будто за мной следят, – повторяет он. Лэндсман смотрит на Пеллегрини с выражением «я сейчас не ослышался?» Они не проговорили и трех минут – а он уже признается, что был в переулке в ночь пропажи ребенка. Да у него наверняка хватало причин нервничать, что за ним там следят во вторник. Кто бы, блин, не нервничал, перенося тело девочки из дома в багажник? – Почему ты нервничал? Эндрю пожимает плечами. – Просто ощущение было такое странное, знаете… Эджертон начинает обходить подвал, выглядывая красно-бурые пятна или детскую золотую сережку. Подвал – холостяцкая берлога бедного человека: посреди комнаты – диван и телевизор, а вдоль длинной стены – старый комод, превращенный в бар, с пятью-шестью бутылками алкоголя на нем. За диваном – пластмассовый таз для стирки, в котором плещется сантиметров семь-десять мочи. Да что за на Ньюингтон-авеню общая привычка ссать в ведра? – Ты тут обычно один, да? – спрашивает Эджертон. – Ага, я тут отдыхаю. – И жена нечасто заходит? – Нет, не трогает меня. Лэндсман возвращает Эндрю к ночи в переулке: – Зачем ты вышел к машине? – Не помню. За чем-то в бардачке. – Не в багажнике? – В багажнике? Нет, в бардачке… Я открыл дверь и тут просто почувствовал, что за мной следят. Знаете, испугался и такой – ну на хрен, завтра утром заберу. И пошел домой. Лэндсман смотрит на Пеллегрини, потом снова на Эндрю. – Ты знал девочку? – Я? – вопрос застает его врасплох. – Которую убили? Я же здесь недавно живу. Почти никого не знаю. – Как думаешь, что надо сделать с тем, кто ее убил? – спрашивает Лэндсман со странной улыбкой. – Эй, – говорит Эндрю, – что положено, то и делайте. Проследите, что взяли того, и тогда вам даже суд не понадобится. У меня самого есть дочь, и будь это она, я бы сам разобрался… У меня есть друзья, которые бы помогли. Эджертон отводит Пеллегрини в сторонку и спрашивает, проверяли ли прикомандированные сотрудники подвалы, когда проводили на Ньюингтон обыски по согласию. Пеллегрини не знает. В том-то и беда с масштабным «красным шаром»: когда у тебя пять детективов и десяток прикомандированных сотрудников, попробуй уследи за всеми. – Эндрю, – говорит Лэндсман, – нам надо поговорить с тобой в центре. – Сегодня? – Да. Мы тебя отвезем домой, когда закончим. – Я болею. Не могу выходить из дома. – Нам очень нужно поговорить. Это поможет раскрыть убийство девочки. – Ну, я-то о нем ничего не знаю. И к тому же болею… Лэндсман не обращает внимания на возражения. Не считая ареста – для чего требуются состав преступления и достаточное основание, – ни один закон не может заставить человека против его воли поехать посреди ночи на допрос. Но вот один приятный пустячок в работе американской полиции: об этом мало кто помнит. Через пятнадцать минут Эндрю сидит в большой допросной, а Лэндсман, стоящий по другую сторону двери в коридоре шестого этажа, велит Пеллегрини и Эджертону отыскать «линкольн». – Я буду брать показания как можно дольше и подержу его здесь, – говорит сержант. – Надо узнать, машину действительно конфисковали или нет. Звонок от Пеллегрини будит старика Джонни. Сейчас глухая ночь, но детектив просит продавца машин съездить в офис и покопаться в бумагах. Когда двое детективов сами доезжают до Харфорд-роуд, Джонни и миссис Джонни уже на месте. Продавец находит запись о продаже и график взносов, но постановления о конфискации нигде нет. Может, предполагает он, еще не пришли бумаги от кредитной компании. – Если ее конфисковали, то куда бы увезли? – У них есть стоянка на Белейр-роуд. – Покажете? Джонни и миссис Джонни снова садятся в «кадиллак брогэм» и выруливают с парковки. Детективы едут за ними до огороженной штрафплощадки на северо-восточной окраине города. Машины нет. Как нет и на второй площадке в Роуздейле, на востоке округа Балтимор. В три ночи, узнав о третьей площадке на северо-востоке округа, рядом с полицейским отделением Парквилла, двое детективов едут на север с растущей уверенностью, что никто не отгонял «линкольн-континенталь» цвета говна – эта лживая скотина сама где-то спрятала машину. Третью площадку ограждает трехметровая рабица. Пеллегрини подходит к углу и смотрит через металлическую сетку на ряд машин, припаркованных вдоль противоположного конца, надеясь, что машины Эндрю там нет. Но предпоследним в ряду стоит «линкольн континенталь». – Вон он, – говорит Пеллегрини упавшим голосом.