– В передней комнате что-нибудь посмотреть? – Не думаю. Похоже, он туда не заходил. – Мне несложно… – Не, на фиг, – говорит Гарви. – Если это человек с доступом к квартире, от отпечатков все равно пользы никакой. Детектив мысленно перечисляет улики, которые поедут в центр. Пуля. Нож. Горка одежды. Наркота. Капсулы. Сумочка, испачканная порошком для снятия отпечатков, где, по всей видимости, хранились кокаин, рис и капсулы. Подушка и наволочка с продуктами выстрела. Простыня, аккуратно снятая с матраса и медленно скатанная, чтобы не потерять волосы или волокна ткани. И, конечно, снимки: комнат, места происшествия, кровати с поврежденным изголовьем, каждой улики на своем месте. В городском районе новости разлетаются быстро, и семья убитой – мать, брат, дядя, дочери, – появляется на Гилмор-стрит раньше, чем медэксперты грузят носилки в черный фургон. Гарви отправляет их всех на патрульных машинах в отдел убийств – другие детективы соберут у них необходимые данные. Через два часа некоторые родные Лины Лукас уже возвращаются на место убийства. Гарви, почти закончив, спускается по лестнице и натыкается на младшую дочь, прислонившуюся к патрульной машине. Ей нет и двадцати трех, худая, жилистая, но здравомыслящая и ушлая. Опыт детектива убойного подсказывает, что всегда найдется родственник, который будет сохранять спокойствие, слушать, правильно отвечать на вопросы и переносить переносящий самые жуткие факты убийства, пока остальные заливаются слезами от скорби или спорят, кому достанется десятискоростной блендер жертвы. Гарви уже переговорил с Джеки Лукас перед тем, как отправить семью в центр, и после короткой беседы отметил ее для себя как лучший и самый толковый контакт в семье. – Эй, Джеки, – Гарви манит ее за собой на тротуар, на почтительное расстояние от зевак, собравшихся перед домом. Джеки Лукас догоняет детектива, проходит с ним пару метров. Разговор начинается с того же, с чего и всегда: с кем встречалась жертва, какие имела привычки и грешки. Из предыдущих разговоров с семьей Гарви уже кое-что узнал о ней и людях в ее жизни; факты с места убийства – отсутствие следов взлома, кучка одежды, рис и капсулы, – укрепляют понимание. Начиная задавать вопросы, Гарви легонько касается локтя девушки, словно подчеркивая, что между ними должна звучать только правда. – Парень твоей матери, этот Фрейзер, – он торгует наркотой… Джеки Лукас мнется. – А твоя мама торговала для Фрейзера? – Я не… – Слушай, сейчас это никого не волнует. Просто если я хочу найти убийцу, мне необходимо знать. – Она только хранила, – говорит Джеки. – Ничего не продавала, ну или я об этом не знаю. – Употребляла? – Марихуану. Редко. – Кокаин? – Не очень. Ну или я не знаю. – А Фрейзер? – Он – да. – Как думаешь, Фрейзер мог убить твою мать? Джеки Лукас думает, сосредоточившись на мысленном образе. Медленно качает головой. – Вряд ли это он, – отвечает она. – Он всегда нормально с ней обращался, ну, типа, не бил, ничего такого. – Джеки, я должен спросить… Дочь молчит. – Твоя мать, ну знаешь, водила к себе мужчин? – Только Фрейзера. – Только Фрейзера? – Только его, – настаивает она. – Когда-то она встречалась с другим, но уже давно она только с Фрейзером. Гарви кивает, ненадолго потерявшись в мыслях. Джеки прерывает молчание. – Полицейский в центре говорит, нам нельзя ничего рассказывать Фрейзеру, а то вдруг он свалит. Гарви улыбается. – Если свалит, я как минимум пойму, кто это сделал, да? Девушка улавливает логику. – Вряд ли это он, – повторяет она. Гарви заходит с другого конца. – А твоя мама пускала в квартиру кого-нибудь еще? Если она была одна, впустила бы кого-нибудь, кроме Фрейзера? – Только одного пацана, Винсентом зовут, – говорит Джеки. – Он работает на Фрейзера, и уже заходил сюда за наркотой. Гарви понижает голос. – Как думаешь, она бы переспала с этим Винсентом? – Да не. И, по-моему, Винсент тоже ни разу не приходил без Фрейзера. Короче, вряд ли бы она его впустила, – передумывает Джеки. – А ты знаешь фамилию Винсента? – Вроде Букер. – Джеки, – Гарви переходит к последней детали. – Ты мне уже говорила, что Фрейзер прятал в спальне пистолет. Дочь кивает. – У нее был 25-й, и Фрейзер иногда приносил свой 38-й. – Мы их не нашли. – Она их прячет на полке, – говорит дочка. – В глубине. – Слушай, – говорит Гарви, – если я тебя впущу поискать пистолеты, как думаешь, найдешь? Джеки кивает, потом следует за ним. – Там все плохо? – спрашивает она по пути наверх. – Что «плохо»? – В комнате… – А, – говорит Гарви. – Ну, ее уже увезли… но кровь осталась. Детектив проводит девушку в спальню. Джеки бросает взгляд на красное пятно, потом идет к металлическому туалетному столику и достает из глубины верхней полки пистолет 25-го калибра. – А второго нет. Еще с полки в шкафу за кроватью она достает чемодан, где лежит чуть больше 1200 долларов наличкой – деньги по недавней страховой выплате. – Фрейзер знал про эти деньги? – Знал. – И знал, где они? – Ага. Гарви кивает, пораскинув мозгами. Потом по лестнице поднимается патрульный из Западного и заходит за детективом. – Что такое? – спрашивает Гарви. – Остальная семья хочет подняться. Гарви смотрит на криминалиста. – Все собрал? – Да, я уже на выход. – Ладно, впускай, – говорит Гарви патрульному, и тот спускается открыть подъезд. Спустя секунды в квартиру набивается десяток родственников, включая мать и старшую дочь жертвы, и немедленно поднимается галдеж. Старшие занимаются описью кухонных приборов, цветного телевизора, музыкального центра. В таких местах, как Гилмор-стрит, рекламация ценностей жертвы – посмертная обязанность, причем не столько из-за жадности, сколько из-за стопроцентной уверенности, что, стоит разойтись слухам, как на земные богатства новопреставившегося слетятся все местные домушники – если успеют проникнуть в квартиру после того, как уедет полиция, и до того, как опомнятся родственники. Скорбь будет потом, но сегодня мать жертвы не собирается бросать на растерзание волкам домашний многоканальный развлекательный центр.