Вряд ли, думает Гарви. И тогда детективы начинают ему разжевывать. Напоминают, что при убийствах отца и Лины использовался один и тот же вид патронов, что места преступления идентичны. Втолковывают, что на данный момент он – единственный подозреваемый, знакомый с обеими жертвами. Ведь, спрашивают они, кем был твой отец для Роберта Фрейзера? Парень смотрит на них озадаченно, и Гарви замолкает, чтобы свести эти абстрактные построения в схему на бумаге. На обратной стороне разлинованной страницы для показаний он рисует слева кружок и пишет внутри «Лина». Справа рисует второй кружок со словами «Пернелл Букер». Затем рисует третий кружок, пересекающий фигуры жертв. Внутри него пишет «Винсент». Грубоватое творение, известное любому учителю алгебры как диаграмма Венна, но суть верно доносит. – Вот наше дело. Сам посмотри, – он подталкивает страницу к парню. – Лина и твой отец убиты из одного пистолета, и сейчас единственный, кто имеет связь с обеими жертвами, – это Винсент Букер. Ты прямо посреди этой херни. Вот и задумайся. Винсент молчит, и двое детективов выходят, пока он осмысляет геометрию. Гарви закуривает и смотрит в одностороннее окошко двери на то, как Винсент подносит кривоватую схемку к носу и обводит кружочки пальцем. Гарви качает головой, пока Винсент вертит листок то вверх ногами, то обратно, то снова вверх ногами. – Ты только глянь на нашего гребаного Эйнштейна, – говорит он Кинкейду. – Самый тупой засранец из всех, что я видел. – Готов? – спрашивает Кинкейд. – Ага. Заходим. Когда дверь открывается, Винсент не отрывается от страницы, но непроизвольно вздрагивает, стоит Гарви приступить к очередному монологу, на этот раз – строже. Больше Винсент не способен выдержать зрительный контакт; он съеживается, с каждым обвинением становится все ранимее – пускает кровь в углу бассейна с акулами. Гарви видит, что он раскрылся. – Живот крутит, да? – внезапно спрашивает он. – Кажется, будто сблюешь. Я уже видел сотню таких, как ты. – А я видел тех, что блевали, – говорит Кинкейд. – Ты же не сблюешь? – Нет, – качает головой Винсент. С него уже катит градом пот, одна рука вцепилась в край стола, вторая комкает толстовку. Отчасти тошнота – страх из-за обвинения в двух убийствах; отчасти – страх перед Робертом Фрейзером. Но главное, что удерживает Винсента Букера на краю, – страх перед собственной семьей. Теперь Гарви смотрит на него и знает как никогда твердо, что пацан не мог убить отца. Нет в нем этого. И все же пули привязывают его к преступлению, а быстрое превращение в онемевшего страдальца меньше чем за час допроса указывает на больную совесть. Винсент Букер – не убийца, но сыграл какую-то роль в смерти отца или как минимум знает убийцу и молчит. Так или иначе, ему самому тяжело это переживать. Чувствуя, что парня осталось чуток подтолкнуть, Гарви выходит из допросной за пластмассовой мыльницей из его спальни. – Дайте-ка один, – говорит он, забирая патрон 38-го калибра. – Пиздюку нужны наглядные пособия. Гарви возвращается и кладет патрон в левую руку Кинкейду. Старшему детективу ничего объяснять не нужно – он ставит патрон посреди стола. – Видишь? – спрашивает он. Винсент смотрит на патрон. – Это не обычный патрон 38-го калибра, да? Теперь мы можем попросить пробить их в лаборатории ФБР, и обычно у них уходит два-три месяца, но если нужно срочно, то они отвечают через два дня. И нам скажут, из какой коробки в пятьдесят патронов вышел этот, – говорит Кинкейд, медленно двигая его к парню. – Вот и скажи, это будет просто совпадение, если ФБР вдруг сообщит, что патрон из той же коробки, что и пули, которыми убили твоего папу и Лину? Скажи на милость. Винсент отворачивается, сцепив руки на коленях. Идеальный обман: даже если бы в ФБР умели дойти от патрона 38-го калибра до конкретного номера на паре сотен тысяч коробок того же производителя, это бы наверняка занимало полгода. – Мы просто хотим разложить тебе все по полочкам, сынок, – говорит Гарви. – Как думаешь, что скажет судья про такую улику? Парень молчит. – Это смертная казнь, Винсент. – И я лично дам показания, – добавляет Кинкейд своим кентуккийским выговором, – потому что меня это прет. – Смертная казнь? – переспрашивает испуганный Винсент. – Без права на опротестование, – говорит Кинкейд. – Вот честно, сынок, если ты нам врешь… – Даже если мы отпустим тебя сейчас, – говорит Кинкейд, – ты никогда не узнаешь, не стучатся ли к тебе для того, чтобы снова посадить. – А мы обязательно вернемся, – говорит Гарви, придвигаясь к Винсенту. Детектив молчит, пока между их лицами не остается меньше метра. Затем он тихо описывает убийство Пернелла Букера. Ссора, возможно, короткая драка, далее ранения. Гарви все придвигается и придвигается, рассказывая о двадцати ножевых на лице; тут он легонько постукивает парня пальцем по щеке. Винсента Букера явно тошнит. – Облегчи душу, сынок, – говорит Гарви. – Что ты знаешь об убийствах? – Я дал Фрейзеру патроны. – Ты дал ему патроны? – Он попросил… Я дал шесть штук. Парень чуть не плачет, но берет себя в руки, упирается локтями в стол и прячет лицо в ладонях. – И зачем Фрейзер просил патроны? Винсент пожимает плечами. – Твою мать, Винсент. – Я не… – Ты недоговариваешь. – Я… – Облегчи душу, сынок. Мы хотим тебе помочь. Это твой единственный шанс начать сначала. И Винсент Букер раскалывается. – Папа… – говорит он. – Почему Фрейзер убил твоего отца? Сначала он рассказывает о наркотиках – упаковках кокаина в комнате в доме матери, готовых к продаже на улицах. Потом рассказывает о том, что наркотики нашел и отнял отец. Рассказывает о ссоре, о том, как отец не стал ничего слушать и уехал к себе на Лафайет-авеню с кокаином. Кокаином Винсента. Кокаином Фрейзера. Он рассказывает, как помчался к Дениз на Эмити-стрит рассказать все Фрейзеру, признаться, что облажался, признаться, что отец украл их дурь. Фрейзер разгневанно выслушал, потом попросил патроны, и Винсент, боясь отказать, дал шесть плосконосых, давно взятых из жестянки из-под табака, стоящей на бюро в квартире отца. Фрейзер поехал один на Лафайет-авеню, говорит Винсент. По его словам, он думал, что Фрейзер только припугнет отца и тот вернет наркотики. Он не ожидал убийства и не знает, как так вышло. Иди ты на фиг, думает Гарви. Все мы знаем. Я знаю, ты знаешь, Кинкейд знает. Роберт Фрейзер заявился домой с вечеринки Дениз к твоему папаше на взводе от кокаина, вооруженный заряженным 38-м калибром, коротким ножом и желанием вернуть наркоту. Твой папаша, видимо, послал Фрейзера в жопу. Эта версия объясняет и обыск в квартире Пернелла Букера, и множественные поверхностные ранения на лице. Это была пытка, чтобы Пернелл Букер заговорил; обыск указывает, что тот не поддался. Но зачем в ту же ночь убивать и Лину? Причем точно так же? Винсент заявляет, что не знает, и Гарви на основе того, что выяснил, – тоже. Может, Фрейзер решил, что Лина также замешана в исчезновении наркотиков. Может, она потихоньку приворовывала дурь, которую хранила для него на Гилмор-стрит. Может, открывая дверь, сказала что-то не то. Может, кокаин так ударил в голову Фрейзеру, что он просто не мог прекратить убивать. Может, первое и второе или второе и третье или все сразу. Кого это колышет? Не меня, думает Гарви. Больше – нет. – Ты же там был, да, Винсент? Ты ездил к отцу вместе с Фрейзером. Винсент качает головой и отворачивается. – Я не говорю, что ты участвовал, но ты там был, да? – Нет, – говорит парень. – Я только дал патроны. Врешь, думает Гарви. Ты своими глазами видел, как Роберт Фрейзер убил отца. Иначе почему тебе так тяжело? Одно дело – бояться такого, как Фрейзер, и другое – бояться сказать правду собственной семье. Гарви прессует парня еще полчаса, но без толку: Винсент Букер подошел к краю, насколько осмелился. И этого, думает Гарви, хватит. – Если ты что-то недоговариваешь, Винсент… – Нет. – Потому что ты выступишь перед большим жюри, и если ты солжешь им, то это будет худшая ошибка в твоей жизни. – Я не совру. – Ладно. Теперь я все это запишу и дам тебе на подпись, – говорит Гарви. – Начнем с самого начала и помедленнее, чтобы я успевал записывать. – Да, сэр. – Имя? – Винсент Букер. – Дата рождения… Официальная версия, гладкая и короткая. Гарви тихо выдыхает и начинает писать. Пятница, 11 марта Гарви достает правой рукой 38-й калибр из поясной кобуры и опускает к ноге, скрывая из виду.