– Фрейзер, открывай. Ближайший к детективу патрульный указывает на входную дверь дома на Эмити-стрит. – Вышибать? – спрашивает он. Гарви качает головой. Ни к чему. – Фрейзер, открывай давай. – Кто там? – Детектив Гарви. Надо задать пару вопросов. – Сейчас? – спрашивает голос за дверью. – Мне надо… – Да, сейчас. Открывай уже, блин. Дверь приоткрывается, и Гарви проскальзывает внутрь, все еще прижимая пистолет к бедру. – Что за дела? – говорит Фрейзер, отступая. Вдруг Гарви вскидывает короткоствольный револьвер к его левой щеке. Фрейзер странно смотрит на черное дуло, затем переводит взгляд снова на Гарви, щурясь в кокаиновом угаре. – К стене, блять. – Че… – К СТЕНЕ, СУКА, ПОКА Я ТЕБЕ МОЗГИ НА ХУЙ НЕ ВЫШИБ. Кинкейд с двумя патрульными заходят следом за Гарви, Фрейзера грубо прижимают к стене гостиной. Кинкейд и молодой патрульный проверяют дальние комнаты, а старший патрульный, ветеран Западного, сам взводит курок у правого уха Фрейзера. – Двинешься, – говорит он, – и мозги будут по всему полу. Господи, думает Гарви, глядя на взведенное оружие: если эта штуковина сейчас сработает, мы до конца жизни будем рапорты писать. Но угроза помогает: Фрейзер прекращает трепыхаться и вжимается в гипсокартон. Патрульный убирает 38-й, и Гарви выдыхает. – Да что случилось-то? – спрашивает Фрейзер, с трудом разыгрывая невинное удивление. – А ты как думаешь? Молчит. – Как ты думаешь, Фрейзер? – Не знаю. – Убийство случилось. Тебя обвиняют в убийстве. – Кого я убил? Гарви улыбается. – Ты убил Лину. И старика Букера. Фрейзер резко мотает головой, пока Хау открывает один браслет наручников и отнимает правую руку арестованного от стены. И вдруг, почувствовав металл, Фрейзер снова начинает трепыхаться, отталкивается от стены и вырывает руку у Хау. Гарви с удивительной скоростью делает по гостиной полтора шага и резко бьет его по лицу. Подозреваемый ошарашенно вскидывает глаза. – За что? – спрашивает он. На пару секунд Гарви разрешает себе задуматься над вопросом. Официальный ответ, который пойдет в рапорт, – детективу пришлось обезвредить подозреваемого в убийстве при попытке сопротивления аресту. Правильный ответ, который со временем забывают все закаленные улицей детективы, – подозреваемого ударили, потому что он говно бездушное, херов убийца, за один вечер забравший жизни старика и матери двоих детей. Но собственный ответ Гарви – где-то между ними. – Это, – говорит он Фрейзеру, – за то, что пиздел мне в глаза, сука. Пиздеж. Детективу. Первой степени. Фрейзер больше не отвечает и не сопротивляется, когда Хау с Кинкейдом усаживают его на диван с наручниками за спиной. На случай, если 38-й подозреваемого лежит где-то неподалеку, детективы осматривают квартиру поверхностно, на что ордер не требуется. Орудие убийства не найдено, зато на кухонном столе находится ночная работа Роберта Фрейзера: небольшой объем кристаллического кокаина, хинин для разбодяживания, пара десятков целлофановых пакетиков, три шприца. Детективы смотрят на патрульных, патрульные смотрят друг на друга. – Хотите забрать? – спрашивает молодой. – Да не, – говорит Гарви. – Мы предъявляем ему два убийства. К тому же у нас и ордера нет. – Как скажете, – говорит патрульный, – мне все равно. Они так и оставляют все на столе – западнобалтиморский натюрморт, дожидающийся преемника убогого уличного бизнеса Фрейзера. Гарви возвращается в гостиную и просит молодого патрульного вызвать автозак. Фрейзер снова обретает дар речи. – Детектив Гарви, я вам не врал. Гарви улыбается. – Но и правду не говорил, – отвечает Кинкейд. – Нет в тебе правды. – Я не вру. – Бли-и-ин, – Кинкейд растягивает слово на два с половиной слога. – Нет в тебе правды, сынок. – Эй, Фрейзер, – с улыбкой говорит Гарви, – а помнишь, как обещал занести 38-й? И куда же он делся? – Вот именно, – подхватывает Кинкейд. – Если ты у нас такой до хрена честный, почему не принес пистолет? Фрейзер молчит. – Нет в тебе правды, сынок, – повторяет Кинкейд. – Нет уж. Только не в тебе. Фрейзер просто качает головой, как будто собираясь с мыслями. Потом с искренним интересом смотрит на Гарви. – Детектив Гарви, – говорит он, – а обвиняют только меня? «Только». Если Гарви сомневался, связан ли Винсент Букер с убийствами, то вот и ответ. – Да, Фрейзер. Только тебя. Винсент участвовал, спору нет. Но стрелял не он – ни в Лину, ни в отца. И, в конечном счете, куда выгоднее оставить его свидетелем, чем обвинять и позволить Фрейзеру прикрыться им от присяжных. Гарви не видел смысла подкидывать адвокату альтернативного подозреваемого – живое воплощение обоснованных сомнений. Нет, думает Гарви, хоть раз для разнообразия они не соврали в допросной: ты пойдешь либо свидетелем, либо подозреваемым, Винсент. Либо одно, либо другое. Винсент Букер раскололся – по крайней мере, насколько осмелился – и в результате поехал домой. Роберт Фрейзер вешал им лапшу на уши и теперь едет в КПЗ Западного района. На взгляд Гарви, есть во всем этом некая симметрия. На стойке в отделении раскладывают содержимое карманов Фрейзера, и дежурный сержант все записывает. Из переднего кармана достают толстый сверток денег за наркотики. – Господи, – говорит сержант, – тут больше полутора тысяч. – Подумаешь, – произносит Гарви. – Я столько за неделю зарабатываю. Кинкейд бросает на него взгляд. Скорее губернатора, мэра и половину британской королевской семьи забьют насмерть в мужском туалете автобусной остановки на Файет-стрит, чем балтиморский детектив увидит такие деньги. Дежурный сержант все понимает. – Да уж, – отвечает он так, чтобы слышал Фрейзер. – И не приходится ради этого толкать дурь, да? Гарви кивает. – Детектив Гарви… – Эй, Дональд, – говорит Гарви Кинкейду, – давай угощу тебя пивком. – Детектив Гарви… – Сегодня можно, – отвечает Кинкейд. – Угости, отчего же нет. – Детектив Гарви, я не врал. Гарви разворачивается, но охранник уже уводит Фрейзера к дальней камере КПЗ Западного района. – Детектив Гарви, я же не врал. Тот бесстрастно смотрит на подозреваемого. – Пока, Фрейзер. До встречи. Пару секунд Роберт Фрейзер стоит, обрамленный дверью камеры, ждет на пороге, пока охранник готовит карточку с отпечатками. Гарви заканчивает возиться с документами на стойке и идет к заднему выходу из отделения. Он скользит мимо КПЗ, не заглядывая, и поэтому не видит последнее, крайне узнаваемое выражение лица Роберта Фрейзера. Чистейшая убийственная ненависть.