– Нет. Сколько с меня? – Да все нормально, приятель. Потом угостишь. Уорден пожимает плечами и начинает завтракать. В прошлую ночь у Макларни был выходной, и Уорден, как старший, был на смене и. о. старшего группы. Ночь выдалась паршивой, а теперь Уорден будет целую смену перегонять свидетелей к большому жюри и обратно из-за слушаний по делу Ларри Янга. Все идет к тому, что фиаско сожрет остаток недели. – Что у вас там? – спрашивает Уорден у Брауна. – Стопудовый худанит. – Хм-м-м. – Мертвый черный пацан во дворе жилкомплекса. Когда его перевернули, у него в штанах лежала своя пушка. Причем взведенная и с патроном в патроннике. – Второй ковбой оказался быстрее, да? – спрашивает Рик Джеймс с другого конца комнаты. – Куда попали? – В макушку. Будто стрелок был над ним или, может, зацепил, когда тот пригибался. – Ай. – Выходное в шее, и пулю нашли, но она расшиблась в лепешку. Непригодна для экспертизы. Джеймс кивает. – Мне нужна машина сгонять в морг, – говорит Браун. – Возьми эту, – Джеймс бросает ключи. – Мы можем дойти до суда пешком. – Ну не знаю, Рик, – говорит Уорден с горьким сарказмом. – Не знаю, можно ли давать ему машину для полицейской работы. Вот если бы он расследовал дело сенатора, тогда да. Но для убийства – это перебор… Джеймс качает головой. – Да пусть делают что хотят, – говорит он Уордену. – Я просто рад снова зарабатывать. – О да, – вклинивается Дэйв Браун. – Причем, уверен, побольше, чем я получу с этого убийства. – Вот именно, – продолжает Уорден. – Из-за дела Ларри Янга нам сняли ограничения по сверхурочным. Отныне и впредь я больше не работаю на убийствах. На них ничего не заработаешь… Уорден закуривает очередную «Бэквудс» и откидывается на зеленую перегородку, думая, что его шутка одновременно и смешная, и несмешная. Три недели назад полицейский, обнаруживший тело Джона Рэндольфа Скотта в переулке у Монро-стрит, вышел перед тем же большим жюри и отказался отвечать на вопросы о необъяснимой смерти человека, которого он преследовал. Сержант Джон Уайли зачитал короткое обращение к присяжным с жалобой, что к нему относятся как к подозреваемому в убийстве, потом воспользовался правом Пятой поправки против самооговора. Прокуратора не предложила Уайли иммунитет, поэтому он ушел из здания суда и тем самым намертво загнал расследование по Монро-стрит в тупик. Тиму Дури даже пришлось применить все ораторские умения, чтобы отговорить присяжных от вынесения обвинительных актов; услышав показания Уордена и Джеймса о противоречивых заявлениях полицейских, участвовавших в погоне за Джоном Скоттом, кое-кто уже был готов предъявить обвинение, но Дури их убедил, что дело невозможно довести до судебного решения. Предъя́вите обвинение сейчас – и мы проиграем по существу, объяснял он. И тогда, даже если через год мы найдем новые улики, наш ход уже будет сделан. По гарантии Конституции человека нельзя судить дважды за одно преступление. Речь Дури, по сути, поставила точку в расследовании Монро-стрит, оставив у Уордена с Джеймсом неприятный осадок. Дури – хороший юрист, осторожный прокурор, но оба детектива сомневались насчет решения не выносить обвинительный акт: «Вот будь подозреваемым какой-нибудь бомж Джо, его бы обвинили», – даже заявлял Джеймс. А так дело Монро-стрит заточили в отдельный ящик в кабинете административного лейтенанта – захоронение вдали от других активных дел, погребение единственного в истории департамента нераскрытого убийства с участием полиции. После долгих месяцев работы Уордену было трудно смириться с таким исходом. А между тем имена обеих мартовских жертв на доске так и горели красным рядом с его буквой. Сильвестр Мерримен ждал, когда Здоровяк найдет пропавшего свидетеля – подростка, сбежавшего из приюта; Дуэйн Дикерсон ждал, пока Уорден вытрясет что-нибудь из района вокруг Элламонт-авеню. И группа Макларни будет работать в полуночную смену до конца недели, что практически гарантирует Уордену новенькое дело до воскресенья. Последние полгода оставили ему полную тарелку обглоданных костей. А Балтимор при этом оплачивал неограниченные переработки только за то, чтобы он грыз ногу раненого политика. – Я тебе так скажу, – заявляет Здоровяк Рику Джеймсу с набитым ртом. – Меня используют в последний раз. Я здесь не для того, чтобы делать за них грязную работу. Джеймс молчит. – Мне плевать на Ларри Янга, но я все-таки дал человеку слово… Слово Уордена. В Северо-Восточном районе оно было кремень, таким и осталось, когда он работал в бывшем отделе по розыску беглых преступников. Черт, а уж если бы ты оказался в одной комнате с детективом из отдела ограблений по имени Уорден, то мог бы спокойно принимать все, что он скажет, за чистую монету. Но это отдел убийств, край забытых обещаний, и Уордену снова напомнили, кто тут главный. – Что бы ни случилось, – говорит он Джеймсу, выпуская сигарный дым в сторону окна, – дату поступления на службу у нас никто не отнимет. Джеймс кивает – это не такая странная фраза, как может показаться. Дата поступления Уордена на службу – 1962 год. Он отработал обязательные двадцать пять лет плюс еще один год; он может выйти на пенсию, стоит только напечатать заявление. – Я всегда смогу заработать на настилах и стенах из гипсокартона… Последний прирожденный детектив Америки уходит шпаклевать стены. Это удручающая мысль, и Джеймс по-прежнему молчит. – …или меха развозить. На мехах можно немало поднять. Уорден запивает завтрак еще одним стаканчиком черного кофе, догоняет сигарой. Затем убирается на столе и ждет девятичасовой смены в суде в холодном пустом молчании. Среда, 29 июня Фред Черути понимает, что дело плохо, когда сворачивает на Уиттьер и видит карету скорой помощи. Вызов поступил в 03:43, а было это, подсчитывает он, полчаса назад, – так какого черта скорая все еще торчит здесь? Детектив ставит «кавалер» перед красным свечением габаритных огней медиков, потом вглядывается в суету внутри машины. Стоящий на подножке патрульный Западного оглядывается на него и быстро показывает большой палец вниз. – Хреново выглядит, – говорит он, когда Черути выходит из машины и вступает в красное свечение. – Они здесь уже двадцать минут, а он все еще не стабильный. – Куда попали? – В голову. И одна в руку. Жертва корчится на носилках, стонет, медленно суча ногами – поднимая колени, выгибая ступни: невольное движение, подсказывающее детективу, что дома уже никого нет. Когда жертва после ранения в голову выплясывает на каталке, – «танцует "фанки чикен"», как это называет Джей Лэндсман, – считай, перед тобой убийство. Черути смотрит, как медики с трудом натягивают на жертву антишоковые штаны. Надутые воздухом, они уменьшают приток крови к нижним конечностям, поддерживая давление в голове и туловище. На взгляд Черути, эти штаны сами по себе представляют угрозу для жизни; в этой штуке человек дотянет до реанимации, но рано или поздно их придется сдуть, тогда давление уходит в пике – и хана. – Куда везут? – спрашивает Черути. – В травматологию, если стабилизируем, – говорит водитель скорой. – Но блин, его пока даже уложить не могут. Черути окидывает взглядом Уиттьер-авеню из конца в конец и считывает место происшествия, как список покупок. Темная сторона улицы. Засада. Никаких свидетелей. Никаких улик. Возможно, убийство из-за наркотиков. Только не смей умирать, сволочь. Вот только попробуй теперь мне умри. – Ты приехал первый? – Ага. Семь-А-три-четыре. Черути начинает записывать подробности в блокнот, потом идет за патрульным в подворотню между домами 2300 и 2302. – Мы получили вызов о стрельбе, приехали и нашли его здесь, головой к стене. Когда мы его перевернули, у него за поясом было вот это. Патрульный протягивает пятизарядник 38-го калибра. Хреново, думает Черути, совсем хреново. Его последним делом тоже было убийство из-за наркотиков в Западном районе. Парень по имени Стоукс в переулке на Карролтон, тощий пацан, у него еще в бюро судмедэкспертизы обнаружили ВИЧ. И то дело до сих пор открыто. Черути заполняет пару страниц, затем проходит полтора квартала на восток к таксофону на углу, чтобы вызвать подмогу. Лэндсман отвечает на первом же гудке. – Привет, Джей, – говорит детектив, – мужик в скорой выглядит плоховато. – Да? – Да. Ранение в голову, будет убийство. Лучше разбуди Даннигена… Нет, отвечает Лэндсман. Не в этот раз. – Эй, Джей, на мне же еще висит прошлое… – Это твой вызов, Фред. Делай свое дело. Есть кого прислать к нам? – Нет. Ни одного свидетеля. – Ладно, Фред. Звякни, когда закончишь на месте. Черути грохает трубкой, костеря сержанта на чем свет стоит. После этого короткого разговора не осталось сомнений, что Лэндсман хочет его нагнуть – шлет одного на вызовы и не дает подмогу, когда он просит. Так же было с убийством Стоукса в прошлом месяце и с дракой на Юго-Востоке в апреле. Это последние два убийства группы Лэндсмана, и Черути – старший по обоим; парень с Уиттьер будет третьим. Лэндсман же видит доску, говорит себе Черути. Должен соображать, что к чему. Так какого черта он не разбудит Даннигена и не пришлет его подхватить это убийство? Черути знает ответ. Ну или ему кажется, что знает. Просто он не золотой мальчик в группе Лэндсмана. Совсем нет. Они с Пеллегрини перевелись одновременно, но только Пеллегрини привлек интерес сержанта, только с Пеллегрини Лэндсман сам ездит на вызовы. Том – многообещающий новичок, правая рука сержанта, обаятельный простак в комедии положений, в которой живет Лэндсман. Два-три удачных дела – и Том у нас вдруг дарование, кандидат в новички года. А Черути – просто второй, обычный парень из района, каких много. И теперь вдобавок один. Фред возвращается от таксофона, как раз когда отъезжает скорая. Пытается выкинуть из головы разговор с Лэндсманом и делать все, что положено, разрабатывать то немногое, что есть в этом без пяти минут убийстве. Один патрульный умудряется найти на ближайшем крыльце пулю – судя по виду, 38-го или 32-го калибра, но она слишком деформирована для баллистической экспертизы. Через несколько минут приезжает криминалист – забрать пулю и снять место происшествия. Черути понуро бредет обратно к таксофону доложить Лэндсману, что он возвращается. По крайней мере, собирался доложить, пока не замечает на крыльце Орем-авеню грузную тетку, странно наблюдающую за ним. Он меняет направление и подходит к дому настолько небрежно, насколько это возможно в четыре ночи. Невероятно, но она их видела. Еще невероятнее – она готова рассказать Черути о том, что видела. После выстрелов из подворотни выбежали трое и направились по улице к одному из домов в другом конце Орем. Нет, она их не узнала, но видела. Черути задает еще несколько вопросов, и женщина начинает нервничать – оно и понятно, ей еще здесь жить. Если он сейчас увезет ее в центр, то на всю улицу объявит, что она свидетельница. Так что он оставляет свое имя с телефонным номером и уходит. В отделе убийств Лэндсман смотрит ночные новости, когда возвращается Черути и бросает блокнот на стол.