– Да, – кивнула она и заняла прежнюю позу. Феромоны – то, что мы способны почувствовать, но не способны распознать. Это тот язык, на котором общаются наши ДНК в надежде найти что-то общее. Сегодня генетический код Анны напрочь отказывался с кем-либо беседовать, и, деликатно прикрыв нос, она уставилась в электронный блокнот. «За окном вопил ветер, взывая к справедливости, но старания бури были напрасны – Жорж всадил нож в обессиленное тело своей жертвы…» – Обессиленное… – вздохнула Анна. – Это ужасно! – Все еще льет? – индус приблизился к Анне, всматриваясь в иллюминатор. Писательница застыла, стараясь не двигаться, а главное – не дышать. «Жорж всадил нож в парализованное страхом тело своей жертвы…» – исправила Анна в записях, как только сосед отринул. С прохода ее радостно поприветствовал Эдди, и тут же помог кому-то поставить на полку ручную кладь. Она отчего-то засмотрелась на него, но мистер Карри вновь принялся вертеть головой, вынуждая Анну вернуться к унылому пейзажу. Пассажиры уселись, дождь поредел, а самолет медленно выкатился на взлетную полосу. Боинг набрал скорость и взмыл в воздух. На подъеме стало душно, отчего индус заблагоухал еще сильнее. Точнее не тело, нет, слава Кришне, он был чист и опрятен. Но уложенные то ли гелем, то ли естественными сальными компонентами волосы распространяли навязчивый миндальный запах. Он окутал Анну, влетел в ее легкие и поселился там. Ей стало дурно. Лоб покрылся влагой, а к горлу подобрался весь ранее выпитый кофе. Лишь только сигнал оповестил мисс Уокер о свободе действий, та мгновенно вырвалась из ремня безопасности и, протиснувшись между кресел, выскочила в проход. Она ринулась в ближайший клозет, но тот уже кто-то занял. Тогда она понеслась в хвост самолета и вскоре отворила хлипкую гармошку двери. Холодная вода помогла. Здесь пахло эссенцией лимона. Нет не лимоном – его эссенцией. Для Анны это разные вещи – кардинально разные. Если лимон освежает, то его эссенция оседает на небе и докучает, пока не выветрится по средствам долгой прогулки на открытом воздухе. Уокер ступила обратно в коридор и, захлопнув дверь, нерешительно побрела к своему перелетному инквизитору. – Анна! – по правую руку ее кто-то окликнул. Это был Эдди. Он сидел как король посреди двух пустовавших сидений. Она приветственно подняла руку, с интересом разглядывая свободные места. Если они есть около Эдди, значит есть и где-то еще? Но нет, потертый плюш авиакресел синел лишь вокруг этого парня – остальные места оказались заняты. – Ты один? – напористо вопросила она. – Был тут парень, но куда-то пересел. Хочешь ко мне? – Что? Формулировка заставила Анну на секунду онеметь. – Хотя, да! Почему бы и нет, – она вновь созерцала черную голову мистера Карри, что почти зеркально отражала искусственный свет. – К окну? К проходу? – К окну… «И было б неплохо, если бы ты, Эдди, пересел к проходу…» Заняв место, Анна замерла. Несмотря на визуальную неопрятность ее нового знакомого, от него ничем не пахло. Совсем ничем. Это приятно удивляло, а в свете последних событий даже восхищало мисс Уокер. Восхищало до такой степени, что она уверенно забывала о его рваных носках. – Навязчивые соседи? – заулыбался Эдди зачем-то пихнув ее локтем. – Что? – это было уже второе дурацкое «что», имеющее потенциал плавно перетечь в привычку. – Нет, нет… Соседи тут не при чем. – Не при чем? – Эдди привстал и с интересом посмотрел на место под номером 3 Б. – Прости, наверное без откровения, разговора не выйдет… – Я весь во внимание… – его брови иронично состроились домиком. – Запахи… Я убегаю от запахов. – Ммм, – с видом психоаналитика промычал Эдди. – Рипофобия? – Что? «Если она еще раз произнесет пресловутое "что", то ко всему прочему ей припишут тугоухость.» – Боязнь грязи, нечистот, – услужливо пояснил Эдди. – Хм, возможно… – смутилась Анна. – А у тебя? – У меня? – Да, у тебя есть фобии? – Полно! – с абсолютной уверенность заявил Эдди. – Сгораю от любопытства! – Анна скрестила на груди руки. – Ну, к примеру, гипенгиофобия… – Это что? – Боязнь взять на себя ответственность, – довольно заявил Эдди. – Хммм, ожидаемо, – заулыбалась Анна. – Ожидаемо? – теперь деловито на груди скрестил руки Эдди. – А как насчет папафобии? – И что это? – Боязнь Папы римского… – Ладно, – сквозь смех произнесла Анна, – что-то есть еще кроме Папы римского? – Эмм, – задумался Эдди, – еще, пожалуй, гиппопотомонстросескиппедалофобия! – Боже мой, а это еще что за фобия? – Боязнь длинных слов! Анна от души расхохоталась. – Думаю, если не удается избежать Папы римского, то ты вполне способен избежать в своей жизни длинных слов. – Далеко не всегда. В моей работе они встречаются крайне часто. – В работе? «Неужели у нашего Эдди есть работа?!» – Я писатель, – спокойно заявил он. – Что? «Еще одно "что", Анна, и никто в целом мире не поверит, что ты романистка!» – Я путешествую и пишу для National Geography… «Что?… – Анна прикрыла рот, словно вновь произнесла это. – Ты написала восемнадцать чертовых бестселлеров и до сих пор не способна различить в незнакомце человека своей профессии! Браво, Анна! Просто браво!» Они любили одинаковый кофе, им нравились одни и те же фильмы, они разделяли похожие взгляды на жизнь и они говорили без умолку до самой посадки так, как не говорили ни с кем уже очень давно. Несмотря на чрезвычайно потеплевшие отношения, Белфаст их встретил промозглым ветром. Эдди и Анна прощались. Он брал такси до отеля, она спешила на поезд до побережья. – Мы похожи больше, чем я только мог предположить… Так, значит, две недели на необитаемом острове? – Эдди сунул руки в карманы брюк. – Необитаемом? – Анна съежилась от ветра. – Кто бы мог в этом сомневаться! Уж я то был на Рэтлине… – Возможно, это то, что мне сейчас надо… – неуверенно произнесла Анна, разглядывая его странный свитер. – Сняла там дом? Будешь рыбачить? – засмеялся Эдди, за интересом скрывая заботу. – Забронировала номер в отеле. – В отеле?