Изабелла молча повертела в руках письмо, обернулась к Моуди и решительно сказала, что вскрыла бы его прямо сейчас. – Но вы же дали слово! – мягко упрекнул Моуди. – Кому? – с чисто женской логикой возразила Изабелла. – Мистеру Шарону, этому противному, самодовольному старику? Не понимаю, и как только вы доверились такому бесстыднику! Я бы ни за что не стала иметь с ним дела. – Поначалу, когда мы с мистером Троем впервые пришли к нему, я тоже сомневался, – отвечал Моуди. – Но он дал нам тогда один совет – и мое мнение о нем переменилось. Мне тоже крайне неприятны манеры и наружность мистера Шарона – по правде сказать, даже совестно было везти его к вам. Однако же я не жалею, что прибегнул к его услугам. Изабелла слушала рассеянно. Она, видимо, хотела что-то сказать, но не решалась. – Можно задать вам один нескромный вопрос? – начала она. – Сколько угодно. – Скажите… – Она замялась, но, собравшись с духом, продолжила: – Скажите, много ли вы заплатили мистеру Шарону? Вместо ответа Моуди заметил, что пора возвращаться на виллу мисс Пинк. – Ваша тетушка, наверное, уже беспокоится. Изабелла молча повернулась и первая вышла из дому. Однако, оказавшись снова на луговой тропинке, она возобновила разговор. – Пожалуйста, не обижайтесь, – мягко произнесла она, – но, понимаете, я чувствую себя ужасно неловко. Вы тратите на меня свои сбережения, а мне ведь даже не из чего будет возвращать вам долг. – Но мне не найти лучшего применения для моих денег, – горячо возразил Моуди. – Единственное, чего я страстно желаю в жизни, так это избавить вас от страданий. И если все мои труды принесут вам хоть минуту радости, я стану считать себя счастливейшим из смертных. Изабелла подняла на него полные слез глаза. – Вы так добры ко мне, мистер Моуди. – Она протянула ему руку. – Не знаю, как вас благодарить! – Это очень просто, – улыбнувшись, отвечал он. – Зовите меня Робертом, без «мистера Моуди». В ответ она с покоряющей непосредственностью взяла его под руку. – Будь я вашею сестрой, я называла бы вас только так, – сказала она. – И ни у кого на свете не было бы брата преданнее, чем мой. – Есть ли надежда, что когда-нибудь я мог бы стать для вас дороже и ближе, чем брат? – спросил он, жадно вглядываясь в обращенное к нему лицо. Она опустила голову и ничего не сказала. Моуди вспомнился грубый намек Шарона на «милого дружка» и как она тогда зарделась. А что теперь, когда он, Моуди, задал свой вопрос? Ответ нетрудно было прочитать в ее лице – оно было бледно и серьезно. Как ни мало он был искушен в тонкостях женской натуры, все же чутье подсказывало ему, что бледность в данном случае не лучший знак. Если бы сердце Изабеллы, тронутое столь беззаветной преданностью, потеплело и открылось наконец для любви, она бы уж скорее покраснела. Придя к такому неутешительному выводу, Моуди вздохнул. – Надеюсь, я вас не обидел? – грустно спросил он. – Нет-нет, что вы! – Не нужно было этого говорить. Пожалуйста, не думайте, что я помогаю вам из корыстных побуждений. – Ах, Роберт! Разве я могу такое о вас подумать? Но он еще не договорил. – Пусть даже вам суждено выйти за другого, – тихо произнес он, – я все равно не оставлю начатого дела. Знаю, мне будет тяжело, но это не помешает мне служить вам. – Зачем вы так говорите? – пылко воскликнула она. – Ведь я ни к кому на свете не питаю такого уважения и такой признательности, как к вам! Да и с чего вы взяли, что у меня кто-то есть? В моей жизни нет ни тайн, ни друзей, о которых бы вы не знали. Поверьте мне, Роберт, и давайте оставим этот разговор! – Чтобы никогда к нему больше не возвращаться? – спросил он с безрассудным упорством человека, не желающего расставаться с последней надеждой. В другое время и при других обстоятельствах Изабелла, может быть, ответила бы ему резкостью. Сейчас ее ответ прозвучал спокойно и мягко. – Чтобы не возвращаться к нему сейчас, – сказала она. – Дайте мне время разобраться в моих чувствах. Он с благодарностью ухватился за эти слова, как утопающий за пресловутую соломинку. Взяв руку девушки, он неожиданно прижал ее к губам. Она не выказала смущения. Но что она при этом чувствовала? Обычную жалость – и все? Дальше они шли молча, рука об руку. Луга кончились, и они вышли на дорогу, ведущую к виллам-близнецам. Оба были заняты своими мыслями и не обратили внимания на двух верховых – господина и грума, – не спеша ехавших им навстречу. Лошади шли шагом, и господин заметил двух пешеходов, лишь почти поравнявшись с ними. – Мисс Изабелла! Девушка вздрогнула и, подняв глаза, увидела перед собою Альфреда Гардимана. На нем был прекрасный светло-коричневый костюм для верховой езды и высокая фетровая шляпа – коричневая же, но более темного оттенка. В этом живописном наряде наружность его заметно выигрывала, а черты лица в присутствии Изабеллы приобрели живость, которой им обычно так недоставало. Превосходный наездник, он легко и изящно осадил лошадь; на руках его были перчатки янтарного цвета. Слуга за его спиной тоже натянул поводья и остановился. Гардиман казался в эту минуту воплощением знатности, благополучия и успеха. Какой разительный в глазах девушки контраст с ее бледным и грустным спутником в дурно пошитом черном сюртуке! Моуди неловко озирался, остро чувствуя собственную незначительность и не умея этого скрыть. Он взглянул на Изабеллу и с горечью убедился, что лицо ее залито предательским румянцем. – Я и мечтать не мог о такой удаче, – говорил Гардиман, и речь его, всегда ровная и невыразительная, снова оживилась в честь Изабеллы. – Только сегодня утром, вернувшись из Франции, я заходил к леди Лидьярд в надежде увидеть вас. Слуги сообщили, что хозяйки нет дома, а мисс Изабелла уехала в деревню; куда – неизвестно, сказали только – погостить к родственнице, больше ничего от них не смог добиться. – Взгляд его упал на Моуди. – Мы с вами не встречались? Ах да, у леди Лидьярд. Вы, кажется, ее дворецкий? Здравствуйте. Моуди, не поднимая глаз от земли, поклонился молча. Но Гардиман, которому было решительно все равно, что ответит дворецкий и ответит ли вообще, уже отвернулся и восхищенно взирал на Изабеллу. – Начинаю думать, что я все-таки везучий, – с улыбкою продолжал он. – Уже совсем было отчаялся увидеть когда-либо мисс Изабеллу, понуро плетусь домой, и вдруг – вы собственной персоной! Ну, признайтесь, рады ли вы хоть немного встрече со мною? Молчите? Что ж, тогда позвольте еще один вопрос: вы, вероятно, гостите где-то здесь, в наших краях? Не ответить на это Изабелла не могла: ведь она шла пешком, а Гардиман и сам уже, разумеется, пришел к верному заключению и только из вежливости не говорил этого вслух. – Да, сэр, – застенчиво отвечала она. – Моя родственница живет здесь неподалеку. – Кто же она? – самым невинным и естественным тоном продолжал Гардиман. – В тот день, когда я имел удовольствие с вами познакомиться, леди Лидьярд сообщила мне, что в деревне проживает ваша тетя. Как видите, мисс Изабелла, у меня прекрасная память на все, что связано с вами! Так вы приехали к тете, верно? Как ее зовут? Я знаю всех в нашей округе. Тут Изабелла почувствовала, что ее пальцы, все еще опиравшиеся на руку Роберта, чуть-чуть задрожали. Будь ее собеседник рангом попроще, она бы, конечно, нашла, как уклониться от прямого ответа. Но что скажешь столь величественному господину, восседающему на статной лошади? Да стоит ему только послать слугу в деревню – выведать, у кого гостит молодая девица из Лондона, и не менее десятка крестьян услужливо укажут на виллу мисс Пинк. И, виновато взглянув на Моуди, она назвала почтеннейшее имя своей тетушки. – Мисс Пинк? – переспросил Гардиман. – Ах, мисс Пинк! Разумеется, знаю! (Это имя ему ровным счетом ничего не говорило.) Так-так, где же мы с нею в последний раз виделись? – Он перебирал в памяти все местные увеселения, на которых его с кем-то знакомили. – Может, на состязании лучников? Или во время вручения грамот ученикам латинской школы? Нет? А-а, на выставке цветов? Историю их знакомства Изабелла слышала от мисс Пинк не менее пятидесяти раз и теперь вынуждена была признать, что да, это памятное событие, и верно, произошло на выставке цветов. – Мне так стыдно, что я до сих пор не удосужился у нее побывать, – продолжал Гардиман. – Все, знаете ли, дела, дела. Да и слабоват я, признаться, насчет визитов. Вы не домой? Позвольте, я провожу вас и лично извинюсь перед мисс Пинк. Моуди поднял глаза на Изабеллу. Взгляд длился не более секунды, но девушка прекрасно его поняла. – Боюсь, сэр, моя тетушка не сможет принять вас сегодня, – сказала она. Гардиман не настаивал. Улыбнувшись, он потрепал лошадиную холку. – Тогда завтра! Передайте мисс Пинк мой поклон; скажите, завтра днем заеду непременно. Если не ошибаюсь, она живет… Гардиман умолк, явно ожидая, что Изабелла снова придет ему на помощь. Она колебалась, и Гардиман оглянулся на грума: верный слуга, даже если адрес мисс Пинк ему неизвестен, выяснит его в два счета. Между тем впереди уже замаячил ровный ряд красно-кирпичных строений, грум мог вот-вот упредить ее ответ, и Изабелла, чтобы соблюсти надлежащее приличие, сказала: – Моя тетушка живет в одном из этих вот домов. Вилла называется «Лужайка». – Ах, да-да-да! – воскликнул Гардиман. – Какая непростительная забывчивость! Но, знаете, с этой фермой приходится столько всего держать в голове! Да и память уже не та – старею, вероятно! Я так рад, что встретил вас, мисс Изабелла! Вы с тетушкой должны непременно заехать ко мне и осмотреть моих лошадей. Вы любите лошадей? А ездить верхом вам нравится? У меня есть одна смирная чалая кобылка, держу ее нарочно для дам – это как раз то, что вам нужно. Я не забыл передать нижайший поклон вашей тетушке? Нет? Вы прекрасно выглядите! Здешний воздух вам определенно на пользу. Ах, простите, из-за меня вам пришлось так долго стоять! Завидев вас, я обо всем позабыл. До свидания, мисс Изабелла! До свидания, до завтра! Он снял шляпу перед Изабеллой, кивнул Моуди и тронул поводья. Изабелла обернулась к своему спутнику. Тот все еще глядел в землю. Бледный и безмолвный, он стоял подле нее, как собака подле хозяйки, ожидая приказания продолжать путь. – Роберт, вы сердитесь на меня за то, что я говорила с мистером Гардиманом? – обеспокоенно спросила она. При звуке ее голоса Моуди поднял голову. – Сержусь? С какой стати мне на вас сердиться? – Но вы за эти несколько минут так переменились! Я же не могла не отвечать ему, правда? – Да, конечно. Они двинулись дальше, однако Изабелла все еще чувствовала себя неловко. В этой молчаливой покорности Моуди, в его согласии со всем, что бы она ни говорила и ни делала, было что-то невыразимо тягостное и унизительное для нее. – Надеюсь, вы не ревнуете меня? – робко улыбаясь, спросила она. Он попытался свести разговор к шутке. – У меня столько хлопот с вашими делами, когда же мне вас ревновать? – сказал он. Она ответила ему благодарным пожатием руки. – Поверьте, Роберт, никакие новые друзья не заставят меня забыть самого близкого и лучшего друга, а он сейчас здесь, рядом со мною. – Лицо ее светилось нежным сочувствием, которое так ей шло. – Я могу завтра и не выходить к мистеру Гардиману, – добавила она. – Он ведь придет к моей тетушке, а не ко мне. Она говорила от чистого сердца. Но все помыслы ее были о настоящем, Моуди же глядел в будущее. Он уже ступил на свой тернистый путь: он учился самопожертвованию. – Поступайте, как сочтете нужным, – тихо ответил он. – Не думайте обо мне. Они дошли до тетушкиных ворот, и здесь Моуди протянул на прощание руку.