– Как, разве вы не зайдете? – спросила она. – В другой раз, Изабелла. Сейчас мне нужно возвращаться в Лондон. Ведь у нас с вами есть еще дела, которые желательно завершить как можно скорее. Такое оправдание ее не убедило. – Вы просто сам не свой, Роберт, – сказала она. – Что с вами? О чем вы думаете? Он думал о ярком румянце, залившем ее лицо в тот момент, когда Гардиман заговорил с нею; думал о приглашении побывать на ферме и покататься на чалой кобылке; думал о своей собственной невзрачности рядом с Изабеллой и ее высокородным поклонником. Но свои страхи и сомнения он оставил при себе, вслух же произнес: – Поезд ждать не будет, – и снова протянул руку. Его неожиданная холодность огорчила Изабеллу. – Пожалуйста, Роберт, не уходите так, – попросила она. Под его вопросительным взглядом ресницы ее опустились, губы слегка дрогнули. – Поцелуйте меня на прощание! Эти дерзкие в устах молодой девушки слова прозвучали тихо и печально, потому что исполнены были истинного сострадания. Он вздрогнул, лицо его внезапно просветлело. Угасшая было надежда вспыхнула с новой силой, но уже в следующее мгновенье он все понял. И, легко касаясь губами девичьей щеки, он сделался, как прежде, бледен и спокоен. – Вспоминайте обо мне хоть иногда, – упавшим голосом пробормотал он и зашагал прочь. Мисс Пинк встретила Изабеллу в прихожей. За время ее отсутствия бывшая наставница славно отдохнула и теперь в самом наиприятнейшем расположении духа готовилась выслушать новости. Узнав, что мистер Моуди приезжал в Саут-Морден, чтобы лично сообщить о ходе расследования, мисс Пинк одобрила его как прекрасную замену для мистера Троя. – Мистер Моуди сын банкира, а стало быть, джентльмен, – заметила она. – Напрасно он пошел дворецким к леди Лидьярд – такая служба не для порядочного человека. В тот раз, когда вы приехали сюда вместе, он произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Он во всех отношениях достойнее мистера Троя и внушает мне, как и тебе, деточка, больше доверия. А никого из знакомых во время прогулки ты не встретила? После ответа Изабеллы мисс Пинк прямо-таки преобразилась. Для ушей восторженной почитательницы родной английской аристократии известие о переданном Гардиманом поклоне прозвучало нежнейшей музыкой. Она тут же разулыбалась и сделалась как будто моложе и даже выше ростом. – Наконец-то ты увидишь, что такое истинное происхождение и воспитание, – объявила она. – В обществе леди Лидьярд ты никоим образом не могла получить верного представления о нашей аристократии. Понаблюдай завтра за мистером Гардиманом, когда он окажет нам честь своим визитом, – и сама поймешь разницу. – Но, тетя, мистер Гардиман придет к вам, а не ко мне. Я как раз хотела попросить, чтобы вы позволили мне остаться у себя в комнате. Мисс Пинк была просто в шоке. – Вот чему ты научилась у леди Лидьярд! – горестно заметила она. – Нет уж, голубушка, твое отсутствие будет расценено как неблаговоспитанность, а этого я позволить не могу. Ты будешь принимать гостя вместе со мною. И запомни, – не терпящим возражений тоном добавила она, – если мистер Гардиман вдруг спросит, почему ты уехала от леди Лидьярд, – ни слова об этом ужасном происшествии! Да я сквозь землю провалюсь, услышь он хоть краем уха, что твое имя оказалось связано с пропажей банкноты! Дитя мое, я тебе теперь вместо покойной матушки. Я вправе требовать, чтобы ты хранила молчание, и я решительно этого требую! Приказ недалекой мисс Пинк явился причиной тех бед, которые обрушились вскоре на бедную Изабеллу. Глава XVI В гостях у мисс Пинк Гардиман сумел так обворожить бывшую наставницу благородных девиц, что ответный визит Изабеллы с тетушкой на ферму был назначен уже на следующий день. Хозяин прислал за дамами собственную карету и даже – в знак особого уважения к мисс Пинк – попросил свою сестру принимать вместе с ним дорогих гостей. Не секрет, что в Англии из-за скачек ежегодно приостанавливаются заседания главного законодательного органа страны, а потому вполне естественно и понятно, что на английской племенной ферме наипервейшей заботой является забота о лошадях. Эти благородные четвероногие с длинною мордою и низким лбом привольно располагались на девяти десятых земель Гардимана, двуногим же приходилось довольствоваться второсортными, а то и третьесортными удобствами. Маленький садик перед особняком был неухожен и разбит довольно небрежно, а сам особняк оказался обычным деревенским домом. Гостиная, кухня, спальня, курительная да комнатушка для приезжих – все это было обставлено весьма скудно и непритязательно, в соответствии со скромными запросами владельца. Желающим взглянуть на роскошь следовало отправляться прямо на конюшни. Покончив с описанием хозяйства, самое время познакомить читателя с сестрой Гардимана. Достопочтенная Лавиния Гардиман, как известно, вышла замуж довольно поздно, за генерала Драмблейда. Можно, не преувеличивая, сказать, что миссис Драмблейд была самой талантливой интриганкой своего времени и своей страны. Она просто дышала злословием: ставить кого-то в двусмысленное положение, разглашать тайны и чернить репутации, ссорить друзей и раззадоривать врагов – вот какие изысканные развлечения служили ей неиссякаемым источником прекрасного настроения, которое и придавало этой опасной женщине особый блеск в обществе. Ей все прощалось. Самые злые ее проделки окружающие объясняли ее «неугомонной натурой». Она умела со всеми быть на короткой ноге – дар, за коим редко кто (в ее кругу) мог угадать обычное нахальство. Куда бы она ни явилась, ее неизменная самоуверенность заставляла всех во всем с нею соглашаться. Она была из тех властных, напористых, нагловатых женщин с хорошо подвешенным языком и всегда изумленно распахнутыми глазами, которые не ведают преград в достижении цели. В отсутствие миссис Драмблейд хозяева великосветских салонов начинали беспокоиться, как бы гости не заскучали. Даже Альфред Гардиман, который при его честности и прямоте с трудом переносил общество сестрицы и обычно всячески от него открещивался, – даже он на сей раз не мог придумать более подходящей компании для ублаготворения мисс Пинк, пока сам он будет обхаживать племянницу. Миссис Драмблейд с удовольствием взялась за предложенную роль. Она превратно истолковала для себя намерения брата, решив, что он вынашивает в отношении Изабеллы самые порочные замыслы. Помочь их осуществлению, притом в момент, когда девушка должна была находиться под присмотром ближайшей родственницы, – ну не забавно ли это! Недруги достопочтенной Лавинии и те признавали за нею известные достоинства: утонченное чувство юмора, бесспорно, относилось к их числу. Была ли мисс Пинк готова противостоять чарам миссис Драмблейд? Увы! Не прошло и пяти минут, как карета подкатила к дому, а уж сестра Гардимана успела закинуть удочку и поймать бывшую наставницу на крючок, как глупую плотвичку. Бедная мисс Пинк! Миссис Драмблейд умела, когда нужно, явить собою образец сдержанного достоинства. Именно так – сдержанно и с достоинством – она вела себя в продолжение всего ритуала знакомства. Она ни за что бы не вымолвила, что счастлива познакомиться, – подобные банальности не для ушей мисс Пинк, – она объявила, что знакомство с мисс Пинк для нее большая честь, что в обществе так редко нынче встретишь просвещенный ум, что ей много рассказывали о былых заслугах мисс Пинк на ниве воспитания и что хотя ей самой Господь не даровал счастия иметь детей, но у нее есть племянники и племянницы, и она, миссис Драмблейд, очень обеспокоена их воспитанием, особенно племянниц. Ах, что за милая, скромная девушка эта мисс Изабелла! Вот бы и ее племянниц воспитать во всем на нее похожими! Да только как это делается? По чести сказать, желая познакомиться с мисс Пинк, она руководствовалась отчасти корыстными побуждениями. Они-то, конечно, приехали на ферму, чтобы взглянуть на лошадей Альфреда; но миссис Драмблейд в лошадях не разбирается, ее гораздо больше занимают вопросы воспитания молодежи. Она и приглашение брата приняла в надежде выслушать точку зрения мисс Пинк, рассчитывая, что у них непременно завяжется небольшая, но поучительная беседа на означенную тему. Кому-то может показаться смешным, что она – в ее-то годы! – готова почувствовать себя едва ли не ученицею мисс Пинк, и, однако же, это в точности описывает ее самые сокровенные ожидания. Так, с величайшей осторожностью нащупывая дорогу, миссис Драмблейд плела сеть лести вокруг мисс Пинк, пока наивная старушка не оказалась – в прямом и переносном смысле – в ее власти. Как следствие осмотр лошадей не был совершен еще и наполовину, а Альфред с Изабеллой уже скрылись из виду, сами же миссис Драмблейд и мисс Пинк безнадежно заблудились в лабиринтах гардимановских конюшен. – Ах, как глупо с моей стороны! Давайте лучше вернемся и подождем их в гостиной. Когда Альфред нас хватится, они с вашей очаровательной племянницей, скорее всего, будут искать нас в доме. Под таким благовидным предлогом компания окончательно распалась надвое. В гостиной мисс Пинк вещала о воспитании, миссис Драмблейд внимала мисс Пинк, а тем временем Гардиман с Изабеллой приближались к ограде самого дальнего выгула. – Вы, наверное, уже утомились, – заботливо говорил Гардиман. – Позвольте предложить вам руку. Но Изабелла была настороже: она хорошо помнила предостережения леди Лидьярд. – Нет, благодарю, мистер Гардиман, я вовсе не такая неженка, как вы думаете. Наконец Гардиман заговорил со свойственной ему решимостью и прямотой. – Уж не знаю, поверите ли вы мне, – сказал он, – но сегодня один из счастливейших дней в моей жизни. – Полагаю, тот, кому довелось жить в таком прекрасном месте, всегда должен быть счастлив, – осторожно ответила Изабелла. – Человек не бывает счастлив один, – со спокойной уверенностью возразил Гардиман. – Для этого ему нужно чье-то присутствие. Я, например, чувствую себя счастливым в вашем присутствии. Изабелла остановилась и поглядела назад. Высказывания Гардимана становились все недвусмысленнее. – Что-то я не вижу свою тетю и миссис Драмблейд, – сказала она. – По-моему, они потерялись. – Они просто отстали, сейчас появятся, – заверил он, после чего решительно свернул разговор в намеченное русло. – Мисс Изабелла, хочу задать вам один вопрос. Я не ловелас, привык со всеми говорить откровенно, и с дамами тоже. Так вот, скажите: нравится ли вам здесь? Как ни старалась Изабелла быть серьезной, но от такой «откровенности» ей стало весело. – Ну, мистер Гардиман, – смеясь, отвечала она, – если бы у вас на ферме мне не понравилось, тогда уж и не знаю, чем вообще меня можно было бы ублажить! Гардиман уклонился от разговора о ферме, упрямо возвращаясь к вопросу о ее владельце. – Значит, вам здесь нравится, – подытожил он. – Ну а я вам нравлюсь? Изабелла даже отпрянула: это уж явно было чересчур. Гардиман с самым непроницаемым видом ждал, что она скажет. – Надеюсь, вы понимаете, что я не могу отвечать на ваш вопрос? – Но почему? – Мы знакомы с вами совсем недолго, мистер Гардиман, и если вы, со своей стороны, уже любезно забыли о том, что нас разделяет, то, полагаю, мне следует самой об этом помнить. – Что же, по-вашему, нас разделяет? – Ваш титул. Гардиман резко остановился. Заговорив вновь, он для убедительности вонзил в землю трость. – Мисс Изабелла, если я вас чем-то обидел, то скажите об этом прямо – и я попрошу у вас прощения. Но только не попрекайте меня моим титулом! Я порвал со всей этой ерундой в тот день, когда начал зарабатывать на жизнь собственным трудом на собственной ферме. И потом, какое касательство имеют чувства человека к его титулам? – продолжал он, опять яростно ввинчивая трость в землю. – Я совершенно серьезно спросил вас, нравлюсь ли я вам, по той простой причине, что вы мне очень нравитесь. Да, нравитесь! Помните тот день, когда мне пришлось делать кровопускание разжиревшему кобелю леди Лидьярд? Так вот, с тех самых пор мне стало казаться, что в жизни моей чего-то недостает – чего-то такого, о чем я раньше не помышлял. И все это из-за вас, мисс Изабелла! Вы хоть и невольная, но виновница того, что со мною происходит. Вчера вечером я сидел здесь один, курил трубку – и трубка моя мне была не в радость. Нынче утром завтракал в одиночестве – и не замечал вкуса пищи. Я сказал себе: «Хорошо, что она придет днем, – хоть пообедаю с удовольствием!» Вот что – в общих чертах – я чувствую. С тех пор как я впервые вас увидел, не проходило, верно, и пяти минут кряду, чтобы я так или иначе не думал о вас. Всякий мужчина, доживший до моих лет и повидавший с мое, поймет, что это значит. Коротко говоря, это значит, что сердцем мужчины завладела женщина. И эта женщина – вы, мисс Изабелла! В продолжение монолога Изабелла несколько раз пыталась его прервать, но безуспешно. Однако, когда признание Гардимана дошло наконец до своего апогея, она все же потребовала внимания к себе. – Простите меня, сэр, – твердо произнесла она. – Думаю, мне пора возвращаться к дому. Моя тетя здесь человек новый и не знает, где нас искать. – Никакая тетя нам не нужна, – объявил Гардиман. – Нет, нужна! – запальчиво возразила Изабелла. – Не решусь указывать вам, мистер Гардиман, что не очень-то хорошо с вашей стороны говорить мне все то, что вы говорите, но я совершенно уверена, что мне самой нехорошо и даже неприлично вас слушать. Он взглянул на Изабеллу с таким неподдельным изумлением, что она, совсем уже было собравшись уходить, передумала и решила все-таки объясниться. – Я не имела намерения обидеть вас, сэр, – проговорила она, несколько стушевавшись. – Я только хотела вам напомнить, что есть определенные вещи, которых джентльмен в вашем положении не… – Она сбилась, попыталась закончить мысль, снова сбилась и начала другую. – Будь я вам ровня, – продолжала она, – я бы, по всей вероятности, сказала, что польщена, а затем постаралась бы ответить на ваш вопрос серьезно. Но в моем положении я могу лишь сказать, что вы изумили – и разочаровали меня. Разумеется, я не могу требовать какого-то особенного к себе отношения, но ведь в моем поведении не было ничего предосудительного, и мне казалось, что я вправе рассчитывать на обычное уважение… Гардиман слушал ее все более нетерпеливо и наконец, взяв ее за руку, разразился новым вопросом: – Да что вы такое себе вообразили? – воскликнул он. Девушка не ответила – лишь укоризненно посмотрела на него и попыталась высвободиться. Но Гардиман еще крепче вцепился в ее руку. – Вы, верно, думаете, что я последний подлец, – сказал он. – Я многое готов от вас стерпеть, мисс Изабелла, но так относиться к себе я не позволю! Разъясните, сделайте милость, в чем заключается мое к вам неуважение? Я признал, что вы нравитесь мне, – так что же? Разве не понятно, чего я хочу, сообщая вам об этом? Я хочу, чтобы вы, Изабелла Миллер, стали моей женой! В ответ на столь необычное предложение руки и сердца Изабелла лишь слабо вскрикнула, после чего ее охватила внезапная дрожь. Гардиман обнял девушку с нежностью, какой в нем не заподозрил бы даже самый близкий его друг. – Я не тороплю вас с ответом, подумайте хорошенько, – заговорил он, вновь обретая обычное спокойствие. – Были бы мы знакомы подольше, вы бы не думали обо мне так дурно и не глядели бы на меня теперь такими страшными глазами. Да и что такого удивительного в том, что я хочу на вас жениться? Я не святоша, в юности был не лучше – хотя и не хуже прочих молодых людей. Теперь я уже остепенился. Мне не нужны романы и интрижки; мне нужна милая, привлекательная женщина, которая станет мне хорошей женой. Еще раз повторяю, эта женщина – вы. Я и сам это вижу, да и леди Лидьярд отзывалась о вас очень одобрительно. Она сказала, что вы разумны, милы, приветливы; а я бы еще добавил, что ваше лицо и фигура совершенно в моем вкусе, что речь ваша скромна и, к счастью, не пестрит вульгарными словечками, как у барышень, с которыми приходится сталкиваться в обществе. Я считаю так: мою судьбу мне решать самому. Что мне за дело, чья вы дочь – герцога или простого молочника? Жениться-то я собираюсь на вас, а не на вашем отце. Ну что, уразумели теперь? Вот и славно. Остается, прежде чем мы вернемся к вашей тетушке, решить только один вопрос. Несколько минут назад я уже задавал его, но вы не ответили; может быть, ответите сейчас. Так как, нравлюсь я вам или нет? Изабелла застенчиво подняла глаза.