– О деле Качанова? Бывший судья кивнул еще раз. – За последние дни меня атакуют со всех сторон и предлагают поговорить… – Мне все это знакомо: предлагают деньги, потом в ход идут шантаж и угрозы… – Ну до этого пока не дошло. – Значит, с тобой еще не говорили. Видимо, сделают это перед самым судом, чтобы ты не успел ничего им противопоставить. Сделают нечто такое, что выбьет тебя из колеи. – Моего отца ничего не могло выбить, как вы говорите, из колеи. И тогда они решились на убийство… Колодин замолчал, пристально посмотрел на Владимира: – Ты вообще ничего не знаешь… – Мне известно больше, чем вы думаете, например, я знаю, что вы пытались убедить следствие, что это было самоубийство… – Погуляем по саду, – предложил Олег Ильич, – а то в доме все разговоры слышны. Высоков никуда не собирался идти с этим человеком, которого Сперанский назвал ренегатом. Многие до сих пор считают, что Колодин назначил Каро Седому минимальный срок не просто так… – Хорошо, – согласился Владимир Васильевич, – погуляем по саду. Они вышли из дома на широкое крыльцо, где в плетеных креслах расположились Елена Александровна и Настя, ведущие беседу. Спустились по ступеням и, когда отошли на достаточное расстояние, Колодин произнес: – Твой отец был кристально честным человеком. Он должен был председательствовать на суде, но не смог, потому что с ним случилось то, что случилось… – Его убили, – напомнил Высоков. – После его смерти меня назначили председателем, но это уже потом – после того как произошло несчастье. А до этого я узнал от твоего отца… Он сказал мне, что ему угрожали: сначала предложили огромную по тем временам сумму… Да и по нынешним тоже. Потом сказали, что убьют жену, ребенка, но он не сломался и тогда. Потом всплыло это неожиданное наследство, – Колодин показал рукой на дом, – Василий Николаевич даже не понял, что это за тетка и откуда она взялась… Но она оставила завещание, в котором указала своего единственного наследника ее движимого и недвижимого: участок земли, дом, «Волга ГАЗ-21»… – Помню такую машинку с коробкой-автоматом… – Я потом купил ее у вас. Еще имелся банковский счет, но денег на нем было совсем ничего… – К чему вы это мне говорите? – Да к тому, что очень скоро, после того как вы уже въехали сюда, твоему отцу прислали копию документа, написанного рукой бывшей владелицы. Обычная записка с таким текстом: «Находясь в уме и здравой памяти, хочу поставить в известность компетентные органы и предупредить, что, если со мной что-то случится или в случае моей внезапной смерти, прошу считать виновником судью Высокова Василия Николаевича. Ко мне приходили бандиты и под угрозой убийства приказали мне составить завещание в его пользу. С ними прибыла и нотариус Антонина Гребенюк, которая явилась с реестровой книгой и внесла в нее соответствующую запись, а бандиты заставили меня подписать…» – Не верю, – твердо произнес Владимир Васильевич, – почему она сама не пошла в прокуратуру или в милицию, почему не позвонила по всем известному номеру, чтобы вызвать милицию к себе домой? – Не могла. Бандиты почти наверняка остались в доме и контролировали каждый ее шаг. Сколько они были рядом – два дня или три… Может, неделю… Думаю, неделю максимум. А потом крепкая женщина шестидесяти пяти лет внезапно умерла от сердечного приступа. – Такое случается. – Не спорю. Но сразу после ее смерти всплывает некая фирма по оказанию ритуальных услуг, которая организовала кремацию, но кто оплатил эти услуги, непонятно. Договор якобы подписала заранее та самая ваша родственница – хозяйка дома, словно предчувствуя свою внезапную кончину. – И только на этом основании вы сделали вывод, что он застрелился? – Не только на этом. Еще ему прислали заявление в милицию, в котором некая девушка утверждала, что была изнасилована в своей комнате судьей Высоковым… Она проживала на тот момент в коммунальной квартире, и соседи показали, что стали свидетелями преступления. Сначала услышали шум борьбы, потом крики, подбежали к запертой двери, и когда выбили ее – застали девушку в разорванной одежде и судью с расцарапанным лицом. Судья тут же выбежал из комнаты и из квартиры, а они не смогли его остановить, потому что он был высок ростом и силен. – Ну это ведь ложь, – не поверил Владимир Васильевич, – очевидная провокация. Вы же знаете, как расследуются подобные дела. Должна назначаться экспертиза. – Результаты экспертизы тоже прилагались. Но Вася мне рассказал, как было на самом деле. Девушка была едва знакома ему – красивая девушка, надо сказать: я встречался с ней потом уже после всего этого, чтобы разобраться… Василий сказал, что она позвала его, чтобы поговорить о какой-то своей проблеме… Ей угрожают, за ней следят… Он сделал глупость, что поверил всему, но она была такая скромная, невинная… Мне он сказал, что и сам прекрасно понимал, что домой к ней нельзя было идти, но почему-то… Оказавшись в своей комнате, она тут же закрыла дверь на ключ, спрятала его в карман… Потом стала рвать на себе одежду, а когда он попытался отобрать ключ и уйти, расцарапала ему лицо и стала орать и звать на помощь… Вполне вероятно, соседи сознательно участвовали в провокации: один из мужчин был ранее судим, второй запойный пьяница, да и их жены были такими же… – Пусть все было так, как вы говорите, но лишать себя жизни из-за этого! – Это ты сейчас так спокойно можешь рассуждать, а представь себе человека, для которого честь дороже всего. Ему проще было выстрелить в себя, изобразить это как заказное убийство и сохранить доброе имя. – Не верю. Следствие, экспертиза показали, что на него напали, отец сопротивлялся и его застрелили, причем вторым выстрелом. – Ни одного постороннего отпечатка на пистолете, кроме отпечатков твоего отца. Даже если бандиты действовали в перчатках или стерли отпечатки, то не было бы вообще никаких… но не это главное. Главное, что был мальчик… – Какой мальчик? – не понял Владимир Васильевич. – Свидетель, который сидел на подоконнике на лестничной площадке между вторым и третьим этажом, когда мимо прошел, поднимаясь наверх, отец его друга Володи. Василий Николаевич узнал его, поздоровался и сказал, что лучше бы мальчик шел во двор – солнце яркое и теплое. Зачем на подоконнике сидеть? – То есть вы хотите сказать, что какой-то мой друг детства его видел, а потом не сказал мне об этом? – Родители сами привели этого мальчика в отдел милиции, где он дал показания прибывшему оперативному сотруднику. Этот опер опросил мальчика в присутствии родителей, а потом попросил всех об этом не распространяться. Потому что время суровое – мало ли что… И они согласились. – Опера звали Виктор Николаевич Корнеев? Олег Ильич кивнул. – А мальчик кто? – Твой одноклассник. Его звали Павликом. – Ипатьев? – не поверил Владимир Васильевич. – У нас в классе только один Паша, он же Павлик. Я не верю: он бы мне рассказал. – Верь не верь, но откуда тогда я про него знаю? Высоков молчал, смотрел на крыльцо, где о чем-то разговаривали его мать и любимая девушка. Настя, очевидно, рассказывала что-то очень смешное, потому что Елена Александровна смеялась. – Я не знаю, что Каро собирается делать сейчас, – негромко произнес Олег Ильич, – скорее всего, потянется через самых близких тебе людей. И действовать будет жестко и не своими руками. Тюрьмы он не боится, но попасть за решетку – значит проиграть, а он уже много лет не проигрывает. За столько лет на свободе к нему ни одной предъявы от таких же, как и он, за то, что отжимает их бизнесы, расправляется с теми, кто пытается противостоять ему в криминальном мире, а в мире нормальных людей он спокоен за свою жизнь и свободу… – Мне намекнули, что его кто-то прикрывает в нашем ГУВД на самом высоком уровне. – Вполне может быть. – Но дело против него возбудили. – Дело возбуждает прокуратура, и тебе это хорошо известно. Дело возбудили, но он сделал ответный ход. Про убийство прокурора Марьянова слышал? Высоков кивнул. – Люди для гражданина Качанова – мусор. И неважно, кто эти люди – обычные граждане или блатные. – Что же сами после смерти моего отца не назначили ему максимальное наказание? – Я сделал все, что мог. Следствие не представило ничего такого, за что можно было упечь его на больший срок. А если честно, то на меня надавили. За себя я не боялся… То есть, конечно, получал угрозы, и мне было не по себе… Но мне было сказано, что Лену – я говорю о твоей маме – и тебя вместе с ней убьют и сделают это так, чтобы смерть эта была долгой и мучительной. Я поверил, потому что знал Качанова и понимал: это не пустая угроза. Если честно, я люблю Лену, давно, еще с той самой минуты как увидел ее впервые. Познакомил ее с лучшим другом… – Я знаю эту историю. – Если знаешь, то в чем ты меня обвиняешь? У меня дороже вас никого нет. Вы с мамой моя семья, и другой у меня нет. Сейчас у тебя появилась наконец девушка, и она тоже будет моей семьей, если у тебя с ней все серьезно. – Я понял, – сказал Высоков. И пошел к крыльцу. Тут же остановился, обернулся и спросил: – Нотариус Антонина Гребенюк жива еще? – Года не прошло после гибели твоего отца, как нотариус пропала, предварительно продав квартиру, свой «мерседес» и сняв все деньги со своих счетов. Но перед этим предупредила сотрудников своей конторы, что уезжает отдыхать, чему они в немалой степени удивились, потому что была зима. Почти сразу после ее исчезновения всплыло дело «черных риелторов», которые завладевали квартирами одиноких пожилых людей. Три десятка смертей было на совести бандитов. С преступниками сотрудничал и участковый, который якобы застрелился, и сотрудница бюро регистрации прав на недвижимость. Те, кто все-таки попал на скамью, потом в один голос утверждали, что эти трое, не дожившие до суда, и были организаторами преступной группы… О том, кто на самом деле руководил ими, остается только догадываться. – Каро Седой? – Он в это время уже был на зоне, куда я его отправил, – ответил Колодин, – но группа до этого действовала несколько лет. Глава восемнадцатая Подъезжая к дому, Владимир Васильевич посмотрел на часы: до восьми вечера оставалось почти сорок минут. Но когда уже выруливали во двор, Высоков сразу увидел сидящего на скамье возле подъезда Пашку. Остановил машину, не спеша вышел, Настя взяла его под руку. Ипатьев поднялся навстречу и поздоровался. – Дома посидим? – спросил Владимир Васильевич. – Лучше здесь, на солнышке, – ответил Павел.