Высоков лег спать в два часа ночи, но заснуть не получалось: в голову лезли всякие мысли. Пожалуй, Бережная права – процесс надо затягивать, и тогда действительно есть надежда увидеть Настю. Конечно, никакого оправдательного решения не будет: как можно оправдывать человека – нет, не человека, а преступника, который к тому же пытается диктовать свою волю судье, похитил тихую и добрую девушку и теперь шантажирует? Глава двадцать вторая «Вольво» выехал на улицу, ускорился и, вклинившись в поток, пошел с общей скоростью, но вдруг стал совершать непонятные для Высокова маневры. Он вдруг уходил в крайний правый ряд, едва ли не вставал перед автобусными остановками, после чего, рискуя столкнуться с попутными автомобилями, уходил влево. Наконец Высоков не выдержал. – Как-то странно мы едем, – сказал он. – За нами от вашего дома едет черный внедорожник, – объяснил Анатолий, – идет с одной с нами скоростью, не отстает и не обгоняет. Я и притормаживал, и ускорялся, а он все висит на хвосте. – Да это сосед мой по дому так развлекается, – попытался успокоить своего водителя Владимир Васильевич. – Сосед? – не поверил Анатолий. – Что-то раньше я его машины не видел ни в вашем дворе, ни на улице. – А вообще подмечал, когда за нами кто-нибудь увязывался? – Пару раз видел. От Бассейной один раз нас вел микроавтобус. Мы во двор въехали, а он на улице остался. И когда выезжал, то посмотрел – он там и остался стоять. В другой раз минивэн. Обе эти машины с тонированными стеклами, как у спецслужб. – На видеорегистраторе у нас могло что-то сохраниться? – Я проверю. А вас что конкретно интересует? – Марки машин и регистрационные номера. Софья Андреевна ожидала его в приемной, чему он очень удивился. – Вам даже ключи от приемной и моего кабинета выдали? – Николай Степанович распорядился. Сказал кому надо, что я теперь здесь работаю. Сегодня еще и пропуск выдадут, сдала документы вместе с фотографиями. Я все правильно сделала? – Абсолютно. На самом деле его сейчас мало интересовали и Софья Андреевна, и то, что она сделала или не сделала. Он ждал каких-то известий от Бережной, но та молчала: не звонила и эсэмэсок не присылала. Это могло означать только одно – дело не продвигается. Позвонил Анатолий и сообщил, что есть номера машин, которые их, по его предположению, преследовали. – Диктуй! – приказал Владимир Васильевич. Он записывал марки машин и номера. А Софья Андреевна наблюдала за тем, как он пишет. Он закончил и посмотрел на свою новую секретаршу, удивленный ее вниманием к простому событию. – Что-то не так? – поинтересовался он. – Все так, – ответила она спокойно, – это номера оперативных машин ГУВД. – А почему номера не полицейские? – Так оперативные же, чтобы преступник по номерам не догадывался, что за ним следят. – Но я не преступник, а эти машины вокруг меня постоянно крутятся. И вдруг он все понял. Генерал Корнеев врет насчет того, как продвигается следствие. Наверняка «паджеро» заместителя председателя городского суда засекли на записи с дорожных камер, сделанной в то субботнее утро, и теперь за ним установили негласное наблюдение. Но это невозможно – даже с санкции прокурора, потому что прокуратура никогда не даст такой санкции без решения суда, в котором должны принять участие трое федеральных судей. Но если бы прошло такое заседание, Высоков тоже должен был бы там находиться, потому что подозрения касаются его самого и ему пришлось бы объяснять, что он делал на берегу лесного озера… Владимир Васильевич посмотрел на свою секретаршу. – У Корнеева есть второй телефон? В смысле, вторая сим-карта? – Виктор Николаевич запретил мне об этом говорить. – Так не говорите. Просто напишите на этой бумажке. Высоков подвинул Софье Андреевне лист, на котором уже были записаны номера машин. И она, не задумавшись ни на секунду, записала на нем три номера: тот, что уже был известен Владимиру Васильевичу, и два других. – Этот у него для внеслужебных разговоров, – предположил Высоков и показал на известный ему. Секретарша кивнула. – А этот служебный. Она снова кивнула. – А этот? Софья Андреевна пожала плечами. – То есть про третий номер никто не знает? – Наверное, кто-то знает, ведь он этим аппаратом пользуется. У него один аппарат на две сим-карты, а для третьего номера отдельный. Однажды он куда-то его засунул в своем кабинете и, чтобы найти, набрал номер: как оказалось, он его машинально в сейф положил. Пошел доставать, а я стояла рядом со столом и видела, что высветилось на экране, вот и запомнила. – При вас он с кем-нибудь говорил по второму аппарату? – Нет, если на него звонили при мне, то Виктор Николаевич всегда махал рукой, чтобы я скорее вышла из кабинета. И отвечал, только когда оставался один. – Но что-то вы слышали? Софья Андреевна кивнула. – Имена называл? Она снова кивнула. – Что же вы все молчали? – не выдержал Владимир Васильевич. – Он же вас не просил молчать об этом? – Не просил, – ответила секретарша, – он даже не знал, что я стою рядом, он находился в гараже, дверь туда была приоткрыта, а я случайно проходила мимо. Виктор Николаевич сказал кому-то, что его купить нельзя и он никому ничего не должен. – Он так и сказал, никому ничего? Софья Андреевна не ответила, но смотрела на Высокова так внимательно, дословно пыталась определить, можно ли ему доверять, и наконец произнесла: – Нет, он сказал не так. Дословно прозвучало: «Я тебе, Карен, ничего не должен. И купить меня даже не пытайся». – Вы догадываетесь, с кем он беседовал? – Я могу лишь предполагать. – Не помните точно, когда состоялся этот разговор в гараже? – В субботу, двадцать седьмого марта. Высоков задумался: то, что рассказала сейчас его секретарша, очень походило на правду: двадцать шестого марта судья Кочергина освободила Качанова из-под стражи, и на следующий день он позвонил генералу Корнееву и что-то требовал от него. Виктор Николаевич отказался иметь с ним дело. Но откуда тогда преступный авторитет знает номер Корнеева, который тот скрывает ото всех? И не просто знает, но и звонит на него. – Чайку мне приготовьте, если не трудно, – попросил Владимир Васильевич, – а лучше кофе. Оставшись один, он тут же позвонил Бережной по полученному от нее аппарату и рассказал ей все, что узнал только что, продиктовал номера оперативных машин, которые следили за ним, и номер телефона Корнеева сообщил, указав дату предполагаемой связи генерала полиции и опасного преступника. Потом он пил кофе и беседовал с Софьей Андреевной, пытаясь понять, так ли она предана генералу, как тот ненавязчиво утверждает. – Вы часто бываете в доме Корнеевых? – спросил он. – Летом они перебирались за город, и тогда я там жила постоянно, это удобно было, потому что он ехал на работу и брал меня с собой, и обратно мы возвращались вместе. На выходные они разрешали мне сына туда брать. Сын учился в кадетском училище, всю неделю в казарме. – А зимой? – Зимой они в городе и я тоже. Но все равно бывала у них часто: Ирина Петровна совсем не умеет готовить. Владимир Васильевич задавал эти вопросы машинально, даже не понимая, зачем он это делает, как будто внутри него сидел какой-то незнакомый ему любопытный человек, отнимающий у него время, мешающий заняться чем-то более важным, но далеким и остающимся непостижимым, как расплывающиеся очертания облаков. – У вас ничего не случилось? – вдруг спросила Софья Андреевна. – А почему вы спрашиваете?