– Никаких подробностей не знаю, если хотите, уточню. – Не надо, – отказался было Высоков, а потом сказал. – Уточните, пожалуйста. Елагин тут же позвонил какому-то Егорычу. – Но это не дает ровным счетом ничего, – сказал Владимир Васильевич, – когда его визави закончил разговор, – мы и так знали, что похищение организовал Качанов. – Но теперь знаем одного из исполнителей. Скорее всего, он находится сейчас рядом с Настей. Он, насколько я его знаю, человек спокойный и ничего с вашей девушкой не сделает, если не будет на то приказа Карена. А тот вряд ли прикажет, чтобы действовали жестко: они запугивают не ее, а вас, а потому сейчас важно не впадать в панику и сказать, что для положительного решения вопроса надо затянуть дело. – А если они не пойдут на это? Возможно, ваша уверенность в результате основана на неправильной посылке. – Наша уверенность основывается не только на законах логики, но и на понимании психологии преступника, на знании личности самого Качанова. Высоков кивнул, не веря ни одному слову Елагина, потому что для того Настя – просто объект и ему по большому счету все равно, что с ней происходит сейчас, ему, как и Бережной, важен конечный результат. Вера к тому же наверняка надеется в случае благоприятного исхода приписать все заслуги себе, а потом просить от Высокова какой-нибудь ответной услуги. Ведь она и сейчас помогает ему вроде как на общественных началах, не предложив заключать договор на оказание охранных или розыскных услуг. А кто теперь работает за просто так? Только если можно получить выгоду, куда бо́льшую, чем просто сумма денег. Услуги адвоката порой стоят очень дорого, а помощь судьи иногда вообще бесценна. Опять зазвонил мобильный Елагина. Петр ответил и сразу поставил свой аппарат на громкую связь. – Петя, – вылетел из динамика мужской голос, – я проверил решение по делу Трухина. Ему переквалифицировали сто одиннадцатую на сто четырнадцатую – превышение пределов необходимой обороны. – Кто выносил решение? – крикнул Владимир Васильевич, чтобы абонент услышал. – Судья Сперанский, – тут же ответил незнакомый ему Егорыч. – Николай Степанович? – удивился Высоков. – Он такой мелочовкой много лет уже не занимается. Вот дело Качанова он вполне мог бы себе взять. – Мог бы, – подтвердил Елагин, – тем более что у него ни жены, ни детей: рисковать некем. Не взял – значит, не захотел. Зачем это ему перед самой пенсией? Владимиру Васильевичу не хотелось обсуждать действия председателя городского суда. – Мне звонил тоже этот самый ваш Труха? – Трухин не наш, и вы это сами прекрасно знаете. Но звонил не он. Егорыч подключил программу распознавания голосов. Голос не измененный, и в нашей базе его нет. Бережная прослушала запись много раз и пришла к выводу, что человек, позвонивший вам, возможно, связан с криминалом, но ранее несудимый. Пытается говорить уверенно, использует жаргонные словечки и обороты, чтобы вы не сомневались – Настю похитили уголовники. – А мы разве могли подумать как-то иначе? Если мне сразу поставили условие – оправдать Качанова. – Но это мог сделать кто угодно, и Карен не отдавал никакого приказа, потому что он в следственном изоляторе и связи с внешним миром у него нет. – Вы точно знаете, что у него нет связи с внешним миром? Любой… не любой, конечно, но кто-нибудь из инспекторов по режиму мог предоставить ему свой аппарат – свой или не учтенный в базе. Насколько мне известно, Качанов содержится один в двухместной камере со всеми удобствами: у него есть душевая кабина, холодильник и телевизор. В кармане Высокова запищал телефон, он выхватил его, даже не проверив, кто с ним пытается связаться. – Слушаю внимательно. – Это Паша Ипатьев. К тебе можно зайти сейчас? – Что-то узнал про Настю? – Ничего. Просто завтра выходит в эфире моя восстановленная программа, и посвящена она будет предстоящему процессу. Ты не откажешься после суда сказать на камеру пару слов? – Судьи, как ты знаешь, не дают комментариев вне зала суда. Они обосновывают основания для вынесения приговора непосредственно перед оглашением своего решения. А поскольку процесс закрытый, то камер быть не может, как и мобильных телефонов и иных средств для записи или передачи информации. – Но я буду в здании, если пустят, или у входа… – Твое право находиться там, где это не запрещено. Но говорить я ничего не буду и прошу меня не снимать на камеру… Владимир Васильевич убрал телефон в карман. – Кто это? – спросил Петр. – Мой бывший одноклассник Паша Ипатьев. – Директор программы «Город принял»? – удивился Елагин. – Хорошая была передача – объективная… Жаль, что… – С завтрашнего дня они снова запускают ее. – Замечательно, народу передача нравилась… И снова зазвонил телефон в кармане. Владимир Васильевич достал аппарат и на этот раз посмотрел на номер вызывающего его абонента: он был скрыт. Высоков показал телефон Елагину, и тот кивнул, что, видимо, означало: можно отвечать. – Слушаю, – произнес Высоков. – Звоню, чтобы сказать, что все в силе, – произнес мужской голос. – Завтра ты делаешь все правильно, и мы отпускаем девочку живой и невредимой. А если… – Я помню, – не дал договорить ему Высоков, – но для того чтобы сделать, как вы говорите, правильно, надо затянуть процесс. Перенести вынесение решения на следующее заседание, которое будет назначено, скажем, на вторник или на среду. – Переноси хоть на четверг после дождичка. Не надо держать нас за лохов. Не будет правильного решения завтра, значит, завтра не будет хорошей девочки, а кому надо, полетит твоя фотка с пушкой в руке возле трупешника прокурора. – Не думаете, что мой телефон на прослушке? – Ты че, забыл – ты же судья, значит, ни одна… короче, никто не сможет прослушивать твой телефон – ни прокуратура, ни ФСБ. – Ладно, но сказал, как сделаю, чтобы все было правильно, чтобы уже никто не смог усомниться… – Никто и не сможет усомниться: мы подстрахуем. Но помни: нет решения завтра, значит, и девочки не будет завтра. – Качанову передайте… Но в трубке уже звучали гудки. Владимир Васильевич посмотрел на Елагина. – Они не хотят даже обсуждать возможность переноса решения. – Блефуют. Но вполне может быть, что тот, кто звонил сейчас, ничего не решает… Скорее всего, его попросили просто напомнить. Наверняка он передаст запись разговора кому-то, кто принимает решение. Возможно, даже самому Качанову. А может, кому-то из адвокатов, который поймет, что вы дали абсолютно правильный совет. Петр набрал номер на своем мобильном и спросил: – Егорыч, как там? – Засекли звонок и место, откуда он был сделан. С того же самого двора. Камер там нет. – Может быть, кто-то из преступников там проживает? И тут же включился голос Бережной: – Они хотят, чтобы мы так думали. А еще больше хотят, чтобы думали, что Настя где-то рядом с тем местом. Но мы сейчас фиксируем все звонки из того района: ведь звонивший должен кому-то сообщить о том, что отвечал судья. Звонит он наверняка с аппарата с другим номером. – Если, конечно, принимающий решение не находится рядом, – произнес Елагин. – Может быть, уже сейчас идет вызов, но с другой точки. – Мне-то что делать?! – крикнул Высоков. – Вам надо успокоиться, – посоветовала Вера. – Можете принять успокоительное перед сном… – Никогда этого не делал и не собираюсь. – Тогда коньяку пятьдесят граммов перед сном. – Тот, кто звонил, сказал что-то по поводу подстраховки, – вспомнил Владимир Васильевич, – что это может значить? – Не знаю, – призналась Бережная, – возможно, адвокаты обнаружат нарушения в ходе следствия, добытые с нарушениями доказательства вины, обработку свидетелей… Завтра узнаем, насколько их доводы будут убедительны для вас. – Так что я должен, по-вашему, оправдать закоренелого преступника, чтобы только спасти девушку, которая страдает сейчас лишь из-за того, что знакома со мной? – Мне кажется, они поймут, что ваше предложение затянуть процесс единственно верное и приемлемое для них. А наше дело – найти Настю за оставшиеся до второго заседания дни. Глава двадцать третья Утром, собираясь на судебное заседание, Владимир Васильевич тщательно подбирал гардероб, не понимая даже, зачем он это делает, ведь все равно на нем будет мантия. Выбирал долго и не нашел ничего лучшего, как пойти в том же костюме, что был на нем во время визита в дом Корнеевых, а потом и в клубе «Аврора». Костюм ему помогала покупать Настя, и ей, как ему казалось, будет спокойнее, если она увидит Высокова в нем. Почему-то он думал об этом, надеясь увидеть ее еще до вечера… И все равно гнал от себя эти мысли, потому что тогда выходило так, что он оправдает Качанова, а делать этого он совсем не собирался. Высоков ждал звонка от похитителей, которые должны будут согласиться на перенос заседания. На это надеялась Вера Бережная – даже была уверена в таком исходе. Наконец Высоков закончил разбираться со своим гардеробом, оделся и вышел к ожидающему его Петру.