– Хорошо выглядите! – оценил тот. – Сразу видно: все вещи из отличного итальянского магазина, хорошие часы на запястье – и образ преуспевающего человека завершен. Владимир Васильевич отдернул рукав пиджака и показал часы. – Хронометр «омега» – вечно живая швейцарская классика, – оценил Елагин. – Отцовские. Ему друзья подарили на тридцатилетие. Даже гравировку сделали. Отец их только по особым случаям носил. Высоков не стал распространяться, что часы приобрели Сперанский с Колодиным еще в советские времена, отдав за них кучу денег. Они подошли к входной двери, но в последний момент Владимир Васильевич вернулся в кабинет, открыл дверцу книжного шкафа, потом залез в маленький сейф, вынул из него «ПМ» и два магазина. Одну обойму вставил в рукоятку пистолета, а вторую положил в карман пиджака. Все это время Елагин поджидал его на площадке. Когда спускались по лестнице, Петр вдруг предложил, чтобы Высоков ехал не в служебном «вольво», а на своем «паджеро». – Сначала ваш персональный, следом я на «тахо», как и вчера. Если кто-то следит за вами, то попрутся за мной, а потом уж минутки через три и вы выезжайте со двора. – А если за мной будет хвост? – Вас будет прикрывать наша оперативная машина – «Москвич-«2140» желтого цвета. Машинка, конечно, непрезентабильная с виду, но набита фаршем так, словно подготовлена для гонок – от нашего «москвичка» еще никто не уходил. До здания городского суда добрались без приключений. «Паджеро» заехал на внутреннюю территорию, а желтый «москвичок» покатил дальше. Ставя машину во дворе здания, Владимир Васильевич понял, насколько прав был Елагин, предложив ему отправиться на работу на личном транспорте, потому что к выехавшему из ворот японскому внедорожнику после окончания заседания вряд ли кто бросится, а вот если выйдет служебный «вольво», то к нему сразу побегут телевизионщики и зеваки, не говоря уже о мечтающих о славе блогерах. Часы в вестибюле здания показывали половину девятого. Заседание суда должно было начаться в десять. Коридоры были пусты. Вокруг стола тишина. Однако Софья Андреевна уже находилась в приемной и при его появлении поднялась со своего креслица, точно так же, как это делают ученики начальных классов, увидев входящего в класс учителя – робко и почти благоговейно. Он поздоровался с ней и удивился столь раннему появлению. – Пришла поддержать вас, – объяснила она. – Обычная работа – ничего сложного, – произнес он. – Я так не думаю, – покачала головой Софья Андреевна. – Вообще я очень обрадовалась, когда Виктор Николаевич сказал, что устроит меня на работу к хорошему человеку. То есть не то что к хорошему, а то что он сразу сказал, что к заместителю председателя городского суда Высокову. Дело в том, что… – она заглянула в его лицо и спросила: – Можно я расскажу? – Конечно, – ответил он, не предполагая, о чем она хочет говорить. – Так вот, я с самых юных лет жила с бабушкой. Она была очень доброй, справедливой и при этом ненавидела всех чиновников, считая их подлецами и, как она говорила, продажными тварями, которые развалили Союз, сделали всех нищими, а сами набили себе карманы… И вот однажды мы смотрели телевизор, а там по новостям сообщили, что в Петербурге в своей квартире застрелен судья Высоков. Бабушка заплакала, я пыталась успокоить ее, но она сказала, что убили последнего честного человека… – Она была знакома с моим отцом? – не поверил Владимир Васильевич. – Нет, конечно. Она про него и не слышала никогда. Просто решила, что если уж судью убили, то он наверняка стал поперек горла всем продажным тварям. – Честных людей много, – произнес Высоков, – значительное большинство. – Конечно, – согласилась Софья Андреевна. – Мой муж, например, был честным человеком. Я в окно увидела, как его убивают. Быстро выскочила – мы на втором этаже жили. Он лежал на земле, грудь в крови, и никто к нему не бросился помогать. Я стала звонить… Но не врачам, не в милицию, а просто набрала номер его лучшего друга, который наверняка сделает все лучше меня и быстрее. Набрала, а муж шепчет: «Только не звони Витьке!» Но Корнеев уже ответил, и я сообщила ему, что только что произошло. Перед тем как уйти, муж сказал, чтобы я сняла с его руки часы и отдала их сыну. Именные, подарок от руководства ГУВД за раскрытие одного преступления. Тогда какие-то начальники ордена получили, а ему, стало быть, китайский хронометр – подделку под швейцарские часы. Высоков второй раз за утро отодвинул рукав и показал те, что были на его запястье. – Типа таких? Это тоже отцовское наследство. – Точно такие, то есть не совсем такие – у вас настоящие, а там копия, браслет уже темный, стекло поцарапанное, и отстают они на две минуты в сутки. – Ну да, – согласился Высоков, – мои… то есть отцовские, и сейчас как новенькие, плюс минус пять секунд. А почему он не хотел, чтобы вы звонили Корнееву? – Я, конечно, не спросила, но он, уже захлебываясь кровью, сам вдруг сказал, что Витька уже не мент, а коммерсант… Потом попросил, чтобы я его поцеловала. Я наклонилась, коснулась губами его щеки, муж прошептал тихо только одно слово и умер. – Почему же вы тогда столько лет работали у Корнеева? – Не знаю. Просто Корнеевы были самыми близкими друзьями нашей семьи, и я подумала, если у мужа были какие-то разногласия с Виктором, то по работе, в жизни они не ссорились никогда… Вам приготовить кофе? Ровно в девять в кабинет заглянул Сперанский. Увидев их вдвоем возле стола для посетителей, он поздоровался и потянул носом: – Кофейком балуетесь? Хотя у вас не кофе, а что-то очень вредное для здоровья. Растворимый небось? Ладно распоряжусь, чтобы вам кофемашину выдали, ценным сотрудникам не надо травиться суррогатом, – и не делая паузы, поинтересовался: – Володя, ты готов, надеюсь, к сегодняшнему заседанию? – Дело наизусть знаю. – Проблем не предвидится? Надо побыстрее, чтобы не затягивать, а то под окнами уже журналюги собираются. – Сегодня и закончим, – пообещал Владимир Васильевич, – надеюсь, что обвинение представит новые свидетельства преступной деятельности гражданина Качанова, а то они все ссылаются на его прежние дела и на погашенные судимости. – С прокурором города об этом же беседовал пару дней назад. Тот пожаловался, что были попытки… Ну ты знаешь, как у таких людей находят наркотики, незарегистрированное оружие. Обыски проводились по месту проживания Качанова, но не удалось ничего найти, потому что слишком много понятых появлялось. В машине он практически никуда не выезжает… Оперативники готовят операцию, но он неожиданно меняет свои планы и соскакивает с крючка. – Может, кто-то из ГУВД сливает ему информацию? – Как ты можешь так думать! Там решения принимались на самом высоком уровне и оперов подгоняли в самый последний момент, не говоря, куда их направляют и кого будут брать. Просто этот гад как будто носом чует. Острожный и опытный. А теперь адвокаты у него – крючкотворы еще те. Хочешь анекдот про адвоката? – Сперанский посмотрел на Софью Андреевну. – Ну ладно, в другой раз как-нибудь расскажу. Ты же будешь в следующую субботу у Корнеева? Высоков молча кивнул. – Ну вот и хорошо. Там мы и расслабимся немного: поводов будет множество. Николай Степанович вышел из кабинета. – Только не понял, о каких поводах он говорил, – удивился Владимир Васильевич. – Во-первых, Виктор Васильевич перебирается в столицу, – ответила Софья Андреевна, во-вторых, Вика объявит, что она победила в конкурсе, проводимом под эгидой президента страны, в-третьих, Сперанский сообщит, что уходит на пенсию, будет рекомендовать вас на свое место и решение о вашем назначении будет быстрым. В-четвертых, вам предложат остаться ночевать. – Не собираюсь я этого делать, – возмутился Высоков. – Я привык спать в своей постели. – Вас оставят там едва ли не силой, чтобы каким-то образом Вика оказалась в вашей постели. – Полная чушь! И потом у меня есть девушка. – Корнеев знает о ней. Он даже жене сказал, что устранить девушку – не проблема. А Вика окажется в вашей постели, вы даже не вспомните как. Утром все будут уверены, что вы провели ночь безумной любви… – Чушь! Что вы такое наговариваете? – Эту чушь придумала Ирочка, то есть Ирина Петровна. И Виктор Николаевич согласился с этим планом. Правда, сама Вика пока еще ничего не знает, но Ирочка уверена, что ее дочь согласится, потому что уже сейчас она влюблена в вас по уши. Глава двадцать четвертая Судебное заседание началось с опозданием на полчаса, так как автозак с конвоем опоздал. Впрочем, это было обычным явлением, но почему-то на сей раз Высоков решил, что это добрый знак, и даже надеялся, что автозак вообще не приедет. Ерзал на своем месте прокурор, но трое адвокатов Качанова были спокойны, словно их заранее уведомили о предстоящей задержке. Подошли свидетели, зарегистрировались у секретаря суда и расселись в зале подальше друг от друга, словно демонстрируя, что они не знакомы вовсе. Свидетелей было четверо: трое мужчин и одна женщина, все они представляли обвинение. Судья, двое народных заседателей, секретарь суда Марина, трое адвокатов защиты, прокурор Мелешкин, к которому уже в последний момент, перед тем как привезли Качанова, присоединилась старший советник юстиции Ермакова. Она подошла к Высокову так, будто видела его впервые, да и он бы не узнал ее сразу. Синий прокурорский китель едва стягивал ее заметно увеличившуюся грудь, Варя превратилась в блондинку, и губы у нее стали более объемными. – Здравствуйте, – поздоровалась она и с судьей, и с народными заседателями, – буду представлять на процессе генеральную прокуратуру. Надеюсь, возражений с вашей стороны не будет? Варвара оглянулась на зал, выискивая место поудобнее, а потом направилась к нему, качая бедрами. Когда проходила мимо адвокатов, Словоерсов вдруг узнал ее и решил поприветствовать: – Как дела, Варя? Но старший советник юстиции Ермакова, бывшая в не такие уж давние времена закоренелой троечницей Варей Коробейник, даже не заметила его. И как раз в этот самый момент в зал ввели подсудимого. Судебный процесс начался. Высоков объявил, какое дело подлежит рассмотрению, а секретарь суда доложила о явившихся на заседание свидетелях. Владимир Васильевич посмотрел на прокурора Мелешкина: – У меня записано, что свидетелей со стороны обвинения десять человек, – сказал он. – Вы можете объяснить причины неявки? – Вероятно, они подойдут позднее. – Вы связывались с ними сегодня? – Да, – неуверенно произнес Мелешкин. – Ждать их не будем. А свидетели, которые все же явились, могут выйти в коридор и ждать, когда их пригласят для дачи показаний. Но пока вы, граждане, еще здесь, напоминаю присутствующим, что, поскольку сторона защиты в свое время отказалась от рассмотрения дела и в особом порядке, и в суде присяжных, и в присутствии трех судей Федерального суда, согласно тридцатому пункту Уголовно-процессуального кодекса дело буду рассматривать я – судья Высоков Владимир Васильевич единолично в присутствии двух народных заседателей. Дальше пошло уже как по накатанной – в порядке, хорошо знакомом каждому судье. – Господин прокурор, – обратился Высоков к Мелешкину, – вы перед началом заседания просили отложить судебное следствие, но, пока до него есть время, хочу спросить: смогут ли присутствующие свидетели обвинения в полном объеме подтвердить вину подсудимого. – Я надеюсь, – уклончиво ответил прокурор, – и прошу в случае явки остальных зарегистрировать их и разрешить провести допрос. – Хорошо. После чего надо было установить личность обвиняемого и дату, когда он получил копию обвинительного заключения.