— Сеньор Ортигоса, у вас есть дети? Мануэль покачал головой. — Я так и думала. Тогда позвольте сказать, что вам повезло больше, чем мне. — Маркиза сделала маленький глоточек из чашки и продолжила: — Несмотря на то что пишут в популярных дешевых книжках, дети чаще всего приносят сплошные разочарования. Большинство родителей ни за что в этом, разумеется, не признаются. Полагаю, главным образом потому, что отчасти виноваты в том сами. Но у меня другой случай. Я не считаю, что делала что-то не так. Поверьте, все плохое сыновья переняли от своего отца. Мой супруг совершенно не разбирался во многих вопросах: в финансовых делах, в воспитании детей… — Старуха повернулась к служанке. — Разве можно меня винить за неподобающее поведение, которое только что нам продемонстрировал Сантьяго? Женщина в форме медсестры медленно кивнула. — И тем не менее я прошу вас его простить. У моего среднего сына никогда не было чувства меры. Он глуп. Этот дурачок убедил себя в том, что теперь, когда Альваро мертв, он сам будет заправлять делами. Но, простите мою прямоту, эта задача Сантьяго не по плечу. Нам повезло, что у моего старшего сына голова соображала куда лучше. — И маркиза замолчала, не сводя взгляда с писателя. — Вы хотите сказать, что одобряете решение Альваро? — Я хочу сказать, что, помимо многочисленных недостатков, у моего супруга было одно достоинство: он точно знал, кого сделать наследником. Полагаю, это врожденное качество аристократов, шлифовавшееся веками. Иначе как объяснить процветание наших родов, если даже самые простые дела мы вынуждены доверять посредникам? Если б не внутреннее чутье, позволяющее правильно выбирать людей, испанская знать уже давно вымерла бы. Мой супруг сделал наследником Альваро, и это было верное решение. А мой старший сын, я вынуждена признать, тоже поступил мудро, передав бразды правления вам. Мануэль задумался. Возможно ли, что личные качества кандидата перевесили все другие соображения и даже личную неприязнь, как в случае с Альваро? — Если я правильно понимаю, у Альваро были натянутые отношения с отцом… — «Натянутые»… — Усмехнувшись, старуха обменялась взглядом с сиделкой. — Сеньор Ортигоса, скажите, как ваши родители относятся к… как бы выразиться… вашим романтическим наклонностям? Только не надо говорить, что они смирились с тем, какой путь вы выбрали. Писатель осторожно поставил чашку на стол, откинулся на диване и спокойно посмотрел в глаза маркизе. — Думаю, они использовали бы термин «гомосексуальность», что было бы корректно. Но у родителей не было такой возможности: они погибли в ДТП, когда я был еще маленьким. Ни один мускул на лице старухи не дрогнул. — Значит, им повезло. Поверьте мне. Я им завидую. Да, отношения Альваро с отцом были натянутыми, и не по вине моего покойного мужа. Наш старший сын был занозой с самого рождения, ему доставляло удовольствие во всем нам перечить. Видите ли, двоим моим сыновьям не хватало смелости, тогда как у третьего ее было в избытке. Но он выбрал не тот путь. Слушая маркизу, Мануэль качал головой. — Смелее, — подбодрила его хозяйка. — Говорите, что у вас на уме. — Я думаю, что вы — монстр с извращенными представлениями о жизни. Старуха расхохоталась, словно писатель крайне удачно пошутил, и бросила удивленный взгляд на служанку. — Ты слышала? Он назвал меня монстром. Сиделка улыбнулась — презрительно и снисходительно, словно Ортигоса выдал нечто нелепое и абсурдное. — Извращенцы, трусы и избалованные детки, которые так и не повзрослели, — вот что представляют собой мои сыновья. — Тон маркизы изменился, теперь в нем звучала горечь. — Господь не дал мне дочь, вот мое наказание. Эти неудачники даже нормального наследника не смогли родить. — Самуэль, — прошептал писатель, обращаясь скорее к самому себе. Ведь именно на него намекала старуха. — Верно, речь об этом маленьком бастарде, — ответила маркиза, повернувшись к служанке, словно хотела что-то ей объяснить. — Знаете, как говорят? Дети дочери — это внуки, а дети невестки — это дети чужой женщины. Лицо Мануэля исказила гримаса отвращения. — Вы бесчеловечны. — Ну, это как посмотреть… Например, я точно так же думаю о вас, — ответила старуха с легкой усмешкой. — А Катарина? — Катарина — девушка из хорошей семьи, столкнувшейся с финансовыми сложностями. Но ведь от этого никто не застрахован, верно? У моей невестки отличное воспитание, а ее смелости позавидуют некоторые мужчины. Понятия не имею, что она нашла в моем сыне. — А отпрыска Катарины вы будете считать своим внуком? Маркиза скривилась и со стуком поставила чашку и блюдце на стол, так что они едва не разбились. — У невестки побольше храбрости, чем у Сантьяго. Она единственная в этом доме кроме меня, кто знает свое место. Я бы не колеблясь променяла своих троих никчемных сыновей на одну такую дочь, как она. Писатель продолжал качать головой, не в силах смириться с подобным отношением. — Вы считаете меня монстром, сеньор Ортигоса? Полагаете, что я жестока? Тогда скажу вам вот что: мой супруг назначил своим наследником Альваро не из-за благосклонного отношения, а потому что понимал: его сын — человек сильный и жесткий и сможет сохранить свое наследие, защитить свой род и всё, что для нас важно. Любой ценой. И уверяю вас, что мой покойный муж не ошибся. — Маркиза сидела прямо, гордо подняв голову, словно на ней была корона. — Альваро сделал то, чего от него ждали, и даже больше. И если вы считаете меня бездушным чудовищем, так знайте, что ваш обожаемый супруг намного превзошел свою мать. Сохранил фамильную честь. Его отец понимал, что так и будет, ведь у Альваро раньше уже была возможность доказать, что ради этого он пойдет на все. И как мне ни претит подобная мысль, раз старший сын решил, что вы достойны стать наследником, значит, у него были на то основания. Я смирюсь с его выбором, и всем остальным тоже придется это сделать. Не волнуйтесь насчет Сантьяго: сегодня он просто устроил истерику, как избалованный ребенок. Он успокоится и поймет, что это лучший вариант для всех нас. Непредсказуемое поведение пожилой женщины, переход от крайней степени презрения к лести навели Мануэля на мысль, что старуха выжила из ума. У него было такое впечатление, будто он общается с сумасшедшей. Впрочем, маркиза говорила спокойным и примирительным тоном, но в нем чувствовался тот стальной стержень, который это семейство ковало веками. — Мы не будем чинить никаких препятствий или натравливать на вас служителей закона, так что можете развлекаться как угодно: собирать урожай или заниматься производством вина, — добавила старуха, демонстрируя, что прекрасно осведомлена о передвижениях писателя. Мануэль подумал было, что ее информирует Даниэль, когда вспомнил, что заметил на верхнем этаже особняка темную фигуру, когда садился в машину управляющего. Маркиза, словно ворона, наблюдала за ним из своего гнезда. — С удовольствием распоряжайтесь своим наследством, управляйте бизнесом и активами и обеспечьте бедной старухе достойное финансовое содержание до конца ее дней, — с улыбкой добавила Сесилия де Давила, словно находила это предложение особенно забавным. Десны ее были настолько красными, что создавалось впечатление, будто они кровоточат. Ортигоса с удивлением поймал себя на том, насколько удачно этот штрих дополняет жестокий образ хозяйки поместья. Маркиза сделала многозначительную паузу и стерла с лица всякое подобие улыбки. Теперь губы ее сжались в прямую линию. — Но если вы думаете, что теперь вправе считать себя членом нашей семьи, то ошибаетесь. Вы здесь чужой, и никакие имеющие законную силу документы этого не изменят. Ас Грилейрас никогда не станет вашим домом, а живущие здесь люди — вашими родственниками. Убирайтесь и больше никогда не возвращайтесь сюда. Обе женщины встали из-за стола и направились к двери рядом с камином. Сиделка открыла ее и отошла в сторону, чтобы пропустить хозяйку. Маркиза обернулась и посмотрела на Мануэля с таким видом, будто удивлялась, что он еще здесь. — Аудиенция закончена, — сказала она. — Уверена, вы сможете найти выход. И старуха скрылась в комнате вместе со служанкой, которая наградила писателя презрительным взглядом, прежде чем прикрыть за собой дверь. Ортигоса еще немного посидел у камина с чашкой недопитого чая в руках. Если б кто-нибудь сейчас его увидел, то решил бы, что ему оказали сердечный прием. Мануэль чувствовал странную слабость, будто какой-то хищник или вампир припал губами к его шее и высосал всю кровь и жизненную энергию. Целью угроз и насмешек, которые источала эта многоголовая гидра, было не столько ранить чувства писателя, сколько развлечься. Ортигоса понял, что его держали за дурака, и затрясся от негодования. Он обогнул диван, утопая в толстом ковре, и, ощущая, что за ним наблюдают, подумал: «Больше никогда в жизни». Затем вышел в коридор и направился в сторону широких солнечных потоков, лившихся из окон на лестницу. Проходя мимо двери комнаты Альваро, писатель увидел, что она приоткрыта. Он вошел и взял из тумбочки книгу, затем быстро набрал код на двери сейфа и достал оттуда все содержимое, включая экземпляр романа «Цена отречения». Вынув фотографию из рамки, засунул ее вместе с документами в книгу. Затем вспомнил про кольцо и бросил взгляд на руку. Две полоски желтого металла поблескивали на пальце, сливаясь в единое целое. Мануэль вышел из спальни. На кухне он в изнеможении опустился на стул около дровяной печи. — Эрминия, ты, кажется, предлагала мне чашечку кофе? Что-то чай, которым меня угощала старая маркиза, встал поперек горла. Не удивлюсь, если она добавила туда яду. Экономка грустно посмотрела на писателя. — Ну, вот ты и познакомился с Вороной… Я очень сожалею о том, что произошло. Сантьяго был на конюшне. Он видел, как ты вошел в кухню, и явился с расспросами. Я не могла ему лгать. — Я все понимаю, Эрминия, не переживай. Брат Альваро весьма неуравновешен, так что его реакция была предсказуема. — Об этом я и хотела поговорить, — сказала экономка, беря стул и устраиваясь рядом с Мануэлем. — Ты уже знаешь, что я нянчила сыновей старого маркиза с самого рождения и любила их больше, чем родная мать. Я хорошо знаю Сантьяго, он неплохой человек. Ортигоса хотел было возразить, но Эрминия его перебила: — Он очень импульсивный, это правда. Из-за слабости характера. Когда Сантьяго был маленьким, то ластился к Альваро, словно любимый пес. А в подростковом возрасте пытался завоевать любовь отца. В этом доме его всегда считали пустым местом. Альваро был сильным, Фран пользовался благосклонностью, а их среднего брата — пухлого, вечно ноющего мальчика — старый маркиз презирал и даже не пытался этого скрыть. Но, несмотря ни на что, Сантьяго любил братьев больше всего на свете. — Это еще ни о чем не говорит, — возразил писатель. — Нет, послушай меня, — настаивала экономка. — Когда умер Фран, нынешний маркиз целыми днями не поднимался с постели и только и делал, что рыдал. Мы даже решили, что он заболел. А на прошлой неделе, когда ему сообщили, что Альваро попал в ДТП, Сантьяго помчался в больницу, а после ужасной процедуры опознания, через которую ему пришлось пройти, вернулся домой и пришел ко мне, а не к матери. Потому что знал, что я чувствую то же, что и он. Сантьяго остановился в дверях и молча смотрел на меня. «Что случилось с моим мальчиком?» — спросила я. Он разрыдался и принялся колотить кулаками по стене, крича, что его брат мертв. Именно тогда Сантьяго и повредил руку. Он не падал с лошади, а сломал себе пальцы, когда горевал об утрате. Я изучила нынешнего маркиза лучше, чем кто-либо другой. После смерти Альваро он каждый день ходит в церковь и рыдает. Правда, при этом думает, что я об этом не знаю. «И что же его гложет? Скорбь или чувство вины?» — подумал Мануэль. Эрминия, словно услышав его мысли, добавила: — Полагаю, средний брат мучается отчасти из-за того, что в день гибели Альваро они повздорили. Писатель с интересом взглянул на нее. — Какая-то глупая была ссора, — продолжала экономка. — Сантьяго сидел здесь, пил кофе. Вошел Альваро и спросил: «И кого ты решил надурить с этими канделябрами?» Барт ничего ему не ответил, но покраснел, как помидор. Твой муж развернулся и пошел к машине, а Сантьяго поднялся наверх и хлопнул дверью. Я совершенно не разбираюсь в искусстве, и новые канделябры показались мне такими же красивыми, как и старые. Возможно, я ошибаюсь. Но нынешний маркиз так старался найти что-то похожее… Он из тех, кто ждет одобрения от окружающих. И когда не получил его от старшего брата, то обиделся. Разумеется, о подобных размолвках быстро забывают, когда случается нечто ужасное. Но тот, кто знает маркиза так же хорошо, как и я, понимает, что он мучился из-за того, что брат погиб, будучи с ним в ссоре. Ортигоса повернулся к входной двери и внимательно посмотрел на стену. Светлые пятна на ней обозначали те места, где Эрминия отмывала кровь. — Где Сантьяго сейчас? — Дамиан отвез его в больницу, чтобы поправили гипс. Средний сын маркиза всегда быстро терял контроль, с самого детства. — А какие у него отношения с женой? Кажется, он не особенно хорошо с ней обращается. Кроме того, Катарина говорила, будто мужу не нравится, что она работает. — Пойми, члены этой семьи — не такие, как большинство людей. В отличие от нас они считают труд зазорным. Катарина принадлежит к одной из самых древних семей в Испании, но по ряду причин дела у них в последние годы шли плохо, и им пришлось искать другие способы заработать на жизнь. Родители жены Сантьяго распродали большую часть земель, оставив себе лишь тот участок, на котором стоит дом. А пару лет назад они превратили усадьбу в ресторан и проводят там свадьбы и разного рода мероприятия. Сантьяго не слишком приветствует такое положение дел и, хотя Катарина не видит в этой ситуации ничего особенного, стыдится того, что она работает. Подобное чувство испытал бы человек, вынужденный просить подаяние. — Мне кажется, это нельзя сравнивать. Превратить родовое имение в ресторан и проводить там свадьбы — это одно, а умолять подать на пропитание — совсем другое. — Для меня и для тебя это так. Но испанские аристократы считают необходимость работать унизительной. С тех пор как поместье открыли для посещений, Сантьяго туда ни ногой. В любом случае он не только поэтому против того, чтобы Катарина работала. Он просто хочет защитить жену. Мануэль непонимающе взглянул на Эрминию, и та пояснила, понизив голос: — У Катарины проблемы по женской части. Они давно пытаются завести детей, и в конце прошлого года ей удалось забеременеть, но вскоре случился выкидыш. Жена Сантьяго до сих пор не оправилась до конца. Она была со мной, здесь, на кухне, когда все случилось. Катарина почувствовала резкую боль, началось кровотечение. В больнице ей сделали чистку. Жена маркиза вроде бы оправилась. Она избегает говорить о выкидыше, но достаточно обратить внимание, как она смотрит на Самуэля, чтобы понять, как сильно ей хочется иметь детей. Но вот Сантьяго… Ты уже знаешь, что он за человек. Тот случай очень повлиял на него, и теперь он изо всех сил пытается убедить жену бросить работу. Доктор сказал, что нет повода беспокоиться, потому что первая беременность часто заканчивается подобным образом и что в будущем они без проблем смогут родить ребенка. Но молодой маркиз просто одержим состоянием здоровья и лечением жены. Мучается так, словно он виноват в случившемся. Такой уж Сантьяго человек, вечно раздувает из мухи слона… Писатель кивнул. — А что Висенте?