Эрминия сделала вид, будто не понимает, о чем он. — Он помогает Катарине… — Думаю, ты знаешь, что я имею в виду. Вчера, когда Сантьяго бранил жену, у юноши был такой вид, будто он готов взорваться. Словно Катарина для него — нечто большее, чем работодатель. — Экономка молчала. — Как думаешь, между ними что-то есть? — Она равнодушна к Висенте, но, возможно, юноша считает иначе. Я видела, как он на нее смотрит. Он так молод, а она очень красива. Они работают весь день бок о бок, окруженные цветами… Но Катарина очень предана своему мужу. Она всегда о нем заботилась. Когда умер Фран, именно жена вытащила Сантьяго из депрессии. Несколько недель она чуть ли не кормила мужа с ложки и силой вытаскивала на прогулку. Они часами сидели на скамейке у пруда. Катарина говорила, а Сантьяго внимал ей, повесив голову. А теперь история повторяется. Иногда я слышу, как молодой маркиз рыдает, а жена всегда рядом и утешает его. Терпения ей не занимать, ведь, как ты понял, у ее мужа характер непростой. Неудивительно, что Висенте защищает свою хозяйку. Хотя, возможно, испытывает к ней и более нежные чувства. — И Эрминия небрежно добавила: — Хотя если этот юноша не дурак, то уже должен был усвоить урок. — Ты о чем? Экономка недовольно пожала плечами. — О том, что ты, возможно, не так уж далек от истины. Мануэль выжидающе смотрел на нее, и Эрминия неохотно пустилась в объяснения: — Послушай, fillo, я начала работать в этом доме еще до того, как вышла замуж. Я нянчила детей, готовила, заботилась о больных и посвятила всю жизнь членам этой семьи. Но никогда не поддавалась заблуждению и не считала себя частью их мира. Мы всего лишь слуги. Да, нам хорошо платят, иногда могут обнять или сказать ласковое слово. Да, мы знаем много секретов и не раз были свидетелями неприятностей, в которые попадали члены этого семейства. Но мы всегда будем лишь прислугой. И если кто-то из нас забудет свое место, то ему быстро об этом напомнят. Ортигосу очень задела эта речь. Экономка повторила слова своей хозяйки, правда находясь по другую сторону баррикады. Преклонение перед аристократией возмущало лишь Ногейру, все остальные же воспринимали ситуацию как должное. Только сейчас писатель начал понимать, насколько все серьезно. — Эрминия, ты пытаешься что-то мне сказать? Экономка бросила на Мануэля встревоженный взгляд. — Нет, я говорю не о тебе и не об Альваро, он держался просто. Я о Висенте. — О Висенте? Эрминия с досадой щелкнула языком, и Ортигоса не понял, оттого ли, что ей не нравится тема, которую они обсуждают, или оттого, что она не владеет всей информацией. — Я не знаю, что произошло, но в декабре прошлого года его уволили. — Кого? Висенте? — Прямо в канун Нового года, в одночасье, без всяких объяснений. Нам просто сообщили, что парень здесь больше не работает. Представьте себе, в каком состоянии была прислуга. Разумеется, бывало, что людей увольняли и раньше, но не таким образом. Некоторые жители деревни нанимаются на сезон к семье де Давила вот уже двадцать пять лет подряд и, разумеется, кому-то из них маркиз отдает предпочтение. Писатель кивнул и вспомнил, как Гриньян рассказывал, что работу в поместье многие считают привилегией. — Я помню только два случая внезапного увольнения, когда хозяева распрощались с конюхом и дровосеком. Первый неправильно обращался с лошадьми, второй воровал. Только Висенте снова появился в имении спустя два месяца. — И как это объяснили хозяева? — Да никак. Мне известно лишь то, что Катарина снова наняла его, за что юноша был ей благодарен. Но поверьте мне, если кто в этом доме и знает свое место, так это жена Сантьяго. Мануэль разинул рот от удивления. Он услышал одни и те же слова от двух совершенно разных людей. Впрочем, Ортигоса был согласен, что Катарина — женщина особенная. Эрминия встала и налила писателю кофе. Он сделал глоток и почувствовал, как горячая ароматная жидкость согревает его горло. А сам тем временем думал о жене молодого маркиза, которую муж заставил плакать, и об удушливом запахе сотен цветов. — В пиджаке Альваро я нашел засохшую гардению… Экономка грустно улыбнулась: — Эта привычка была у него с детства. Перед стиркой я всегда проверяла карманы, потому что частенько там оказывался какой-нибудь цветок. — А кто еще знал о том, что он так делает? — Кто еще? — Эрминия пожала плечами. — Мы с Саритой, поскольку занимаемся одеждой. Хотя, вообще-то, кто угодно мог увидеть, как Альваро кладет гардению в карман. А почему ты спрашиваешь? — Просто интересно, — уклончиво ответил Мануэль. — Хотел уточнить еще кое-что. Мой муж всегда занимал именно эту спальню? Экономка, хлопотавшая у стола, оставила свое занятие и снова села напротив писателя. — Нет, конечно. Это просто комната для гостей. Когда Альваро уезжал, ее закрывали. Раньше он занимал спальню рядом с братьями, ее дверь выходит на галерею. Когда маркиз отправил старшего сына в мадридский интернат, то потребовал, чтобы помещение освободили, а все вещи отнесли в подвал. Ортигоса подумал о том, какие чувства испытал в тот момент Альваро, тогда еще совсем ребенок, как ему, должно быть, было обидно и каким предостережением это стало для остальных, а вслух произнес: — Словно он умер или уехал навсегда. — Полагаю, что с того дня для старого маркиза сын в каком-то смысле действительно умер. С тех пор Альваро появлялся в поместье нечасто и всегда останавливался в комнате для гостей. — Но почему, Эрминия? Сколько лет тогда было Альваро? Двенадцать? Что случилось в тот день? Экономка на секунду отвела взгляд. — Не знаю. Это фигура речи, какого-то конкретного решающего момента не было. Но теперь, когда ты познакомился с Вороной, то, вероятно, можешь предполагать, каким был ее супруг. Мануэль кивнул, содрогнувшись при воспоминании о бессердечной старухе. — Эрминия, мне жаль, что я причинил столько неудобств. Надеюсь, у тебя не будет неприятностей из-за того, что показала мне комнату Альваро. Но если возникнут проблемы, свяжись со мной. Я не позволю им сделать тебя крайней. Экономка улыбнулась и сказала: — Теперь я понимаю, почему мой мальчик выбрал тебя. Ортигоса с недоумением смотрел на нее. — Когда после смерти старого маркиза бразды правления перешли в руки Альваро, он распорядился, чтобы мы с мужем могли пользоваться служебным жильем до конца своих дней. А также назначил щедрое содержание, так что теперь мы можем в любой момент оставить работу. Никто не вправе выгнать меня из имения, твой муж об этом позаботился. Писатель позволил Эрминии обнять и поцеловать его и даже одернуть пиджак и стряхнуть с него пару воображаемых пылинок. Но больше всего его растрогали слова, которые экономка прошептала ему на ухо: — Пожалуйста, береги себя. Мануэль направился было к двери, но остановился, чтобы получше разглядеть светлые пятна на стене, в том месте, где по ней бил Сантьяго, пока не сломал себе пальцы. Писатель обернулся. — Еще один момент. Когда ты рассказывала про смерть младшего брата, то упомянула, что он снова начал принимать наркотики. Почему ты так решила? Ты заглядываешь во все уголки дома; верно, видела что-нибудь? — Мне не попадались ни иглы, ни шприцы, ни другие приспособления, если ты об этом. Но я понимала, что ничего хорошего ждать не приходится, когда увидела того, кто поставлял Франу эту пакость. Тот человек был здесь в ту самую ночь, хотя и до этого несколько дней ошивался около поместья. Я сообщила об этом стражам порядка. Я не могла ошибиться, потому что хорошо знаю парня; он из Ос Мартиньос, из хорошей уважаемой семьи… Но наркота — это демон, с которым сложно бороться. — И где же ты его видела? — Элиса отнесла Франу бутерброд, но я не могла спокойно лечь спать, зная, что мой мальчик сидит в церкви совершенно один. Когда я закончила с делами по хозяйству, то заглянула домой, взяла пальто и решила его проведать. Тогда-то и выглянула в окно, которое выходит на конюшню, — и увидела этого негодяя. Он шел по боковой дорожке, стараясь держаться в тени живой изгороди, а затем свернул к церкви. Что же я должна была подумать? — И ты пошла следом за ним? — Собиралась. Но затем увидела Элису, которая вышла из дома и направилась в ту сторону. — Элису? Ты уверена? — У меня, несмотря на возраст, отличное зрение. Сначала ее осветили фонари, а затем она подсвечивала себе путь, так что я хорошо ее разглядела. — И решила не ходить в церковь. — Сынок, если невеста отправилась к жениху, то старухе там делать нечего. Я осталась дома. Мы с мужем смотрели телевизор. — А видела ли ты, как Элиса возвращалась? — Да. Я нет-нет да выглядывала в окно и вскоре заметила, что она идет обратно. Но Франа с ней не было. — Как думаешь, она встретила того наркоторговца? — Это вряд ли. Насчет младшего де Давилы я всегда сомневалась, но его невеста после возвращения из клиники завязала с прошлым. Она была беременна, заботилась о своем здоровье и дорожила отношениями с женихом. Элиса ни за что не оставила бы Франа с тем мерзавцем, ведь она прекрасно знала, что это означает. Мануэль обдумал слова экономки и уже в дверях обернулся и спросил: — А Альваро ты той ночью видела? — Конечно, за ужином, а потом он пошел спать. Почему ты интересуешься? — Да так. И писатель вышел из дома. Туман уже начал рассеиваться, но утренние лучи еще плохо освещали все вокруг, и воздух по-прежнему был холодным. Ортигоса пошел к машине, жалея, что оставил куртку Альваро в отеле. Кофеёк нетерпеливо вилял хвостом и, как только писатель открыл дверь, выпрыгнул и помчался по дорожке. Мануэль посмотрел ему вслед и увидел Элису и Самуэля. «Маленький бастард», — вспомнил он слова старухи. Ортигоса стоял и смотрел, как малыш радуется, увидев собаку. Пес тоже был доволен и кружил около мальчика, впрочем не подходя достаточно близко. Писатель взглянул на верхний ряд окон в западном крыле и с каким-то мрачным удовлетворением отметил, что темная фигура, похожая на статую, заняла свой пост на застекленной террасе. Он направился к Самуэлю, окликнул его, распахнул объятия и поднял смеющегося ребенка в воздух. Мануэль обнял малыша, понимая, что маркиза наблюдает за ним и осознает, чью сторону он принял. Когда Ортигоса снова поднял глаза, Вороны на месте уже не было. Элиса улыбнулась, взяла писателя под руку, и они медленно пошли по дорожке. Она дождалась, пока сын вместе с псом убежит вперед, и лишь потом сказала: — Спасибо, Мануэль. Ортигоса удивленно взглянул на нее. — Вчера ко мне приезжал Лукас. Он рассказал кое-что из того, о чем они с Франом беседовали той ночью. Я и так догадывалась, и все же мне нужно было это услышать.