— Я весь день размышляю над тем, что могло случиться. После того как я нашел вымаранный документ, всякие ужасы лезут в голову, — сказал он, кладя вилку на стол. — Ты сказал, что скопировал все сведения об этом Ортуньо, — вспомнил лейтенант. Писатель кивнул. — Дай-ка сюда, сейчас я кое-кому позвоню… — Гвардеец встал и направился к двери с мобильником и клочком бумаги, на котором Ортигоса зафиксировал всю найденную в личном деле информацию. Не прошло и пяти минут, как Ногейра вернулся. Лицо его расплывалось в улыбке. — Хорошие новости: похоже, наш друг Марио живет по прежнему адресу. Конечно, когда мы туда приедем, может выясниться, что он переехал или недавно умер. Информация была верна на тот момент, когда сеньор Ортуньо в последний раз менял паспорт. — Вы навестите его? — оживился Лукас. — И ты тоже. Если, конечно, можешь взять выходной. Священник, улыбаясь, кивнул: — Этот вопрос я улажу. Когда троица выходила из ресторана, Лукас снова внимательно посмотрел на писателя. — Мануэль, это куртка… — Альваро. Мне ее дал Даниэль, чтобы я мог спуститься на берег реки. — Я знаю. Я как-то видел ее на Альваро. А когда ты вошел, я кое-что вспомнил… Именно в ней он был той ночью, когда я видел его у церкви. Я узнал ее по опушке вокруг капюшона. — Но эту куртку мог надеть кто угодно, — возразил Мануэль. — Даниэль взял ее из конюшни. А когда я хотел ее вернуть, управляющий сказал, что никто ее не хватится. Альваро надевал ее, когда выезжал на природу. * * * Ортигоса остановился у дома лейтенанта и ждал в машине, пока Ногейра ходил за псом. Писатель улыбнулся, увидев, что гвардеец несет собаку на руках. — Этот чертенок устроился рядом с Антией в кровати! И моя жена ничего на это не сказала. — И лейтенант положил песика на сиденье. — А кое-кто был вовсе и не против, правда, Кофеёк? — спросил Мануэль, поглаживая пса. — Как и мои девочки. Они уже планируют, чем займутся завтра, когда ты снова оставишь его у нас. Могу тебе сказать, что времяпрепровождение со мной интересует их куда меньше. Ортигоса серьезно посмотрел на гвардейца. — Ногейра, надеюсь, я не обидел тебя, когда пригласил Лауру и твоих дочек прокатиться на лодке? После визита в монастырь я чувствовал себя больным и разбитым. Мне нужно было пообщаться с нормальными людьми, чтобы прийти в себя. Лейтенант кивнул, переложил собаку на заднее сиденье и снова устроился впереди, рядом с писателем. Правда, дверь закрывать не стал. — Понимаю. У меня частенько возникает такое же ощущение после работы. — Я обещал Шулии составить список книг для чтения и дать пару советов, и мне показалось, что это хорошая идея… — Не переживай. Кажется, они прекрасно провели время. Мануэль повернулся и посмотрел на собеседника. — Ты должен поговорить с Лаурой. Гвардеец покачал головой: — Не будем об этом, Мануэль. — Она особенная. Думаю, многие сочли бы за честь быть женатыми на такой женщине. — Думаешь, я этого не знаю? — раздраженно ответил Ногейра. — Я засомневался, когда увидел, как ты флиртуешь с Офелией и таскаешься к проституткам. — Хватит, — повторил лейтенант. — Поговори с женой. Гвардеец снова покачал головой. — Но почему нет? Ногейра взорвался: — Потому что она меня не любит! — Неправда. — Ты ничего не знаешь. Мы с тобой знакомы всего несколько дней, а ты уже решил, что в силах все исправить… — Лейтенант сбавил тон. — Я понимаю, что ты хочешь помочь, и благодарен тебе за это, но все напрасно. — Нет, если ты действительно хочешь изменить ситуацию, — возразил Ортигоса. — Она меня ненавидит. Мануэль, моя жена меня ненавидит, — жалобно сказал Ногейра. — Я так не думаю, — упрямо возразил писатель. Гвардеец несколько минут молча смотрел на своего собеседника, а затем отвел взгляд и выдал: — Я уже шесть лет сплю в детской. Ортигоса от удивления разинул рот. — С тех пор как Антии исполнилось два года, я ночую в ее комнате. Каждый вечер снимаю с кровати плюшевые игрушки и подушечки в форме сердца и ложусь на простыни с Минни-Маус. Или с принцессами из мультфильмов Диснея, — обреченно поведал лейтенант. Мануэль недоверчиво улыбнулся: — Но это же… — Да, смешно. Я не могу ничего трогать в детской, ведь это комната Антии. И в то же время меня не пускают в хозяйскую спальню. Моя младшая дочь с двух лет спит в постели с мамой. И это лишь один способ выместить на мне зло. Ты же видел, что мне приходится выносить в собственном доме? Писатель кивнул. — Она меня голодом заморит, — очень серьезно сказал гвардеец. Ортигоса рассмеялся бы, если б не тот жалкий тон, которым были сказаны эти слова. — Ты же сам знаешь, какая она прекрасная кухарка, — продолжал Ногейра. — Но последние шесть лет я питаюсь исключительно вареными овощами. Для себя и для девочек Лаура готовит все, что я люблю, — тушит мясо, печет пироги… А мне эту еду даже понюхать не дозволяется. — Лейтенант вздохнул. — Но это же просто… Ты же в своем доме, можешь есть то, что хочешь. Гвардеец покачал головой. — Все, что Лаура покупает и готовит, она заворачивает в километры пищевой пленки. Проще мумию раздеть, чем мне добраться до еды в собственном доме. Правда, когда я прихожу с работы, ужин всегда готов, в этом ее не упрекнешь. Если то, что я ем, вообще можно считать пищей. — Ногейра, я не хотел бы усугублять, но тебе и правда нужно следить за питанием. Я сам видел, сколько ты поглощаешь холестерина. Лейтенант улыбнулся: — Это я ей мщу. — Подобная месть тебя прикончит. Жена просто заботится о твоем здоровье… — Да нет же, Мануэль, ей на него плевать. Зато она знает, что я люблю поесть и что мне нравится, как она готовит. Вот и нашла способ издеваться надо мной. — Ты преувеличиваешь. — А еще и дочки… Писатель очень серьезно посмотрел на собеседника. — С момента твоего приезда их отношение ко мне резко изменилось, это невероятно. И все благодаря тебе — человеку, которого уважают и которым восхищаются, вот и со мной начали считаться. Тем не менее последние шесть лет сказались на отношениях с дочерьми. Лаура настроила их против меня. Ортигоса хотел было возразить, но Ногейра продолжал: